– Это точно, – Тим кивнул. Я знала, что этот чернокожий парень выбрался из бедных негритянских кварталов, где смерть была явлением довольно частым, и вполне разбирался в том, о чем говорил хореограф.

– Лучшая мотивация. Потому что если не мотивирует то, что жизнь одна, вряд ли серьезно повлияет что-либо еще. В общем, я взял то, что мне интересно было бы станцевать… сыграть. Но не знаю, как это сделать.

Удивилась даже я.

– Что ты имеешь в виду? – снова нахмурился Дрейк.

– У меня нет готовых партий или движений. Вам придется очень много импровизировать. Что-то мы будем танцевать все вместе: действовать единым организмом. Придумаем, отрепетируем; некоторые связки проработаем индивидуально. Что-то будете создавать самостоятельно. Главное – понять суть явления, попасть в поток и представить зрителям то, что чувствуешь…

– Угу, просто… – Глен, парень среднего роста с несимпатичным, но подвижным лицом, тяжко вздохнул. Он был среди нас самым неопытным, и потому ему доставалось больше всех.

– Именно просто! Ведь танец не работать надо и не думать, понимаете? Естественный порядок в том, чтобы сначала танцевать, а потом уже предаваться размышлениям. И не пытайтесь что-то доказать с его помощью – это не самовыражение, не способ высвободить что – либо.

– А что тогда делать?

– Танцевать, – Джонатан улыбнулся. – Жизнь – это целый набор явлений и чувств. Говорят, что каждый из нас рождается лишь за тем, чтобы испытать максимум этих ощущений. Чтобы почувствовать радость, гнев, боль до глубины души… Саму постановку мы начнем с отдельных вариаций – каждый представит свое решение для явления, которое ему достанется. Таким образом, чтобы зрители поняли, что именно они видят. А потом вы изменитесь. Я задам основной рисунок танца: мы попробуем стать одновременно всей жизнью и её частями, покажем взаимодействие между разными  феноменами, как они действуют друг на друга. Вот, например, что больше всего может повлиять на Любовь?

– Страсть, – тут же ответила Марта.

– Страх, – сказала я и решительно посмотрела на Джонатана.

– Достойные варианты, – он кивнул и вернул мне внимательный взгляд. – Как на счет Судьбы?

– Любое подойдет, – пожала плечами бойкая девушка с длинным, немного тяжеловесным телом, крупными чертами лица и совершенно неподходящим для нее именем – Санни.

– И всё же?

– Ненависть, злость – негативное влияет сильнее, – предложил Дрейк

– Лучше воздержись от оценки граней как позитивных или негативных – это внушит зрителям ошибочные эмоции. Всё вышеперечисленное – часть жизни. Что касается судьбы, то главное – это рождение и смерть. Начало и конец. Давай Дрейк, покажи нам судьбу. Какую хочешь музыку?

– Ммм… современный джаз.

– Логично.

Дрейк подумал, стянул с себя майку и кроссовки, явив нам поджарое тело в татуировках, и замер. А когда зазвучали порывистые ритмы, сорвался с места, экспрессивно изогнулся и резко двинул руками; затем в независимое движение пришли ноги, голова, плечи. Основной техникой этого стиля была «изоляция» и она давалась парню идеально – его конечности двигались по собственной амплитуде, будто на шарнирах, не затрагивая всего тела. Именно этот прием, позволяющий распознать, как работает каждое звено, каждая деталь большого механизма,  помогал научиться целостно воспринимать себя,  распределять напряжение и расслабление.

Джаз-модерн знакомил танцора с самим собой и собственными физическими и умственными возможностями; и Дрейк не скрывал восторга, с которым он исследовал тело. За его движениями чувствовалась многогранность, глубина развития.  Он так вкусно рассказывал нам о своей судьбе – о самопознании, контакте со временем, о застарелой боли, страсти и радости, противоречивых чувствах, что я в какой – то какой-то момент закрыла глаза, чтобы внутренним зрением впитать его эмоции и податливость.

Не зря значение слова «джаз» – «возбуждать, активизировать, восхищать». Я почувствовала, как из  Дрейка выплескивается энергия, неповторимая человеческая индивидуальность, заряжавшая меня не хуже кофеина. Я поймала себя на мысли, что парень сумел заинтересовать меня как личность.

И в это мгновение в исходящий от него поток вторглась чужая энергетика.

Джонатан.

Я вздрогнула и открыла глаза.

Хореограф не смотрел на Дрейка, но рвал меня взглядом на части за то, что я осмелилась испытывать чувства к другому мужчине, ну, во всяком случае, мне так показалось.

Серьезно? Это что, ревность? За лицом и телом Джонатана прятался смертельно опасный хищник, готовый растерзать за неповиновение и измену. Огромный, восхитительный, властный.

Я дернулась в желании избежать наказания, но заставила себя остаться на месте.

Бред.

Это всего лишь танец! Хотя, о чем я говорю? Танец не может быть «всего лишь».  Но хореограф не имеет права так реагировать. Я с недоумением посмотрела на мужчину, а тот…смутился. Потрясающе. Смущенный Джонатан – это стоило увидеть.

Наш обмен взглядами длился не больше нескольких секунд, а потом он сорвался  с места и присоединился к танцующему. Ему ведь самому понравилось то, что делал Дрейк; это не могло никого оставить равнодушным. Джонатан понимал, что не имеет права объявлять войну, потому выбрал другую форму соперничества – игру. Поймал свой базовый ритм и начал раскачиваться, отдаваясь дерганому ритму импровизации, который накладывался на  базовую мелодию. Его тело будто пульсировало, перетягивая на себя внимание, рассказывая собственную историю.

Это было похоже на пульсацию далеких звезд.

Ну да. Холодная далекая звезда.

Дрейк и Джонатан закончили на какой-то особенно пронзительной ноте и остановились.

Мы все бурно зааплодировали.  А я улыбалась. Мне нравилась эта общность, совместная работа и таланты всех ребят без исключения. На мгновение я позволила себе подумать, как здорово могло быть, если всю нашу группу – можно было бы отправить вместе со мной и…

Ох, звезды. Я думаю не о том. Но редкое желание разделить с кем-то собственную судьбу застало меня врасплох. Сжала зубы; ну уж нет, не позволю подобным мыслям испортить мне день.

Джонатан выключил, наконец, музыку и сделал приглашающий жест:

– Исследуем ненависть. Кто рискнет? – он снова почему-то посмотрел на меня, но я отвела взгляд.

Ненависть? Только не сегодня.

Вызвалась Марта.

Она переобулась и предложила фламенко.  Если сначала меня удивил её выбор, то потом, глядя на прямой открытый взгляд, ровный позвоночник и сильные удары ногами, я поняла, о чем идет речь.

Что же с ней произошло? Насилие? Тяжелое детство? С психологической точки зрения фламенко помогало людям в решении сложных жизненных проблем. Дифференцированные, филигранные движения кистями и пальцами рук привычно сбрасывали напряжение. Наши кисти – это речь, мышление. Что бы ни случилось в прошлом, Марта не просто ненавидела – она справлялась  с ненавистью. Открыто выражала её, а потом заставляла меняться собственный характер. И, похоже, делала это давно. Эмоциональная насыщенность фламенко всегда меняла, ужесточала характер, помогая людям добиваться успеха, преодолевать барьеры, становиться независимым от мира. Меня заворожила её история, когда-то испытанное отвращение и мужество, с которым она справлялась с ситуацией. Марта действовала как захватчик, забирая энергию из окружающего мира и отдавая с каждым ударом каблуков боль и горечь. Накал выстукивания сапатеадо достигли предела. и вот уже время начать жить и дышать заново.

До самого вечера мы танцевали, смотрели друг на друга, обсуждали связки, спорили. Восторг сопричастности рождению чего-то совершенно необыкновенного и нового.

Для меня это было достаточно необычно – чувствовать себя частью группы. В силу жизненных обстоятельств я предпочитала оставаться одиночкой, рассчитывать только на себя. Я не искала поддержки ни у кого, но сегодня с удивлением обнаружила, что мне нравится, когда меня слушают; нравится высказывать свое мнение, идти на компромисс, принимать совместное с кем-то решение. Сегодня мы стали командой – без ненужной ревности или высокомерия, и большая заслуга в этом единстве принадлежала, безусловно, нашему хореографу.