Я уж точно.

Потому что в его глазах была Вселенная. И словно якорь, цепляющийся за каменистое дно моря, я схватилась за эту Вселенную, как за единственное надежное пристанище для моей мечущейся души.

О какой свободе идет речь, если  я с такой легкостью сдалась ему в плен?

Джонатан сделал два шага назад и твердо приказал.

– Падай.

Даже не сомневаясь, не отрывая взгляда от происходящего в зеркале, я рухнула назад.

Меня подхватили и подкинули вверх, чтобы снова поймать. На мгновение ладони мужчины обожгли мою талию, скользнули выше, оставшись тянущим теплом на коже, и неохотно оторвались, оставив меня в одиночестве.

– Повторишь без меня? Что-нибудь похожее, – голос его звучал низко и вибрирующее. Я мельком взглянула на его лицо, поймав непонятное выражение, и впервые подумала, что не я одна здесь мучаюсь.

Не говоря ни слова, я откинулась назад уже самостоятельно, в последний момент сгруппировалась, приземлилась на одно колено, а затем раскрутилась, подпрыгнула и встала на носок.

– Полет. Падение. Ветер. Их легко изобразить с помощью прыжков, кручения и разворотов – нужно лишь подчинить себе воздух.  Но как ты передашь внутреннюю свободу?

– Двигаясь, как хочу?

Способность делать "что хочешь" не дает этого чувства. Я считаю, что важнее оставить сами эти желания. Чем больше ты хочешь – тем больше ты несвободен.

– А разве не желания –  путь к развитию?

– Или его тормоз. В чем разница между «двигаться» и «хотеть двигаться»?

– Я не трачу время на желание. Сразу действую.

– Действуй. Ни о чем не думай.

Я вздохнула. И позволила музыке утянуть меня на самую глубину. Я не размышляла над красотой движения, грамотными связками, не думала о том, что хочу делать дальше и насколько мне важно показать собственные навыки. Я просто танцевала, не позволяя себе лишних мыслей, закрыв глаза, чтобы не отвлекаться на отражение. В какой-то момент я почувствовала, что Джонатан тоже двигается рядом – не прикасаясь, не пересекая мою траекторию, но пытаясь соответствовать порывам, будто мы были двумя шестеренками в часовом механизме, расположенными еще через одну – я «крутила» воздух, а тот раскручивал Джонатана.

А потом хореограф поймал меня.

Я резко открыла глаза, пошатнулась, но удержалась и после секундного замешательства полностью отдалась его рукам. Теперь у меня не осталось не только желаний, но и возможности решать, куда перемещаться – Джонатан заставлял двигаться не только свое тело, но и моё, будто я была марионеткой, его частью.

Хотя, про исчезновение желаний, это я погорячилась.

С каждым новым движением, нажимом на моё тело, властными обхватами и прогибами – с каждой минутой мое внутреннее пламя, не имеющее никакого отношения к этой партии, разгоралось всё сильнее. В какой-то особенно интимный момент, когда он прижался своими бедрами к моим, я почувствовала, что и он не остался равнодушным. Эта твердость отозвалась у меня между ног такой пронзительной и сладкой болью, что я сбилась с ритма и вынуждена была прикусить себе щеки изнутри, чтобы не застонать в голос. Но я не стала подавлять в себе физиологические реакции. Напротив, полностью раскрылась и позволила желанию разлиться по телу; позволила себе насладиться реакцией хореографа. Да, я понимала, что с танцорами так бывает при плотном контакте тел, нам не чужда физиология. Но то, что это произошло с Джонатаном, наполняло меня ликованием. Я снова прильнула к нему, полностью подчиняясь, наслаждаясь жаром его кожи, дрожью, что проходила каждый раз, когда мы соприкасались, его силой на поддержках. Я упивалась этими ощущениями, подстрекая собственный огонь, отдавая огню всё, на что была способна.

Он же этого хотел?

И Джонатан не выдержал. Он отстранился и снова оставил между нами воздух.

А потом и вовсе остановился.

Мы застыли друг напротив друга, тяжело дыша. Я смотрела,  как стекает капелька пота по его шее и пропадает под тканью футболки. Мне захотелось слизнуть эту капельку, провести пальцем по кромке одежды, очертить руками его плечи и руки, укусить соски, отчетливо выделявшиеся под тонкой тканью. Я сглотнула и подняла голову, встретившись с ним взглядом.

И едва не упала, увидев  бешеную жажду, вынудившую почернеть светло-стальные глаза.

Мгновение, и всё прошло.

Теперь ни по его лицу, ни по глазам нельзя было ничего прочесть. Нет, мне не показалось –  просто он тоже сделал свой выбор. Правильный выбор; танец  – это всё, что нам следовало себе позволить.

Только почему мне вдруг сделалось так горько?

Я облизала губы и отступила на шаг. Неуверенно улыбнулась:

– Спасибо. Я… мне понравилось быть свободной. Перерыв?

Он посмотрел на часы. До начала совместных занятий оставалось еще сорок минут. Джонатан кивнул, и я направилась к выходу. Мне следовало принять душ – очень холодный душ.

– Кьяра, – его голос остановил меня уже возле двери. – А что для тебя свобода?

Я задумчиво посмотрела на него.

– Внутренняя ярость… Ответственность. Когда я проживаю свою жизнь самостоятельно, не пытаясь никого обвинить в происходящем; не надеясь, что кто-то что-то сделает за меня. Свобода, это когда все победы – мои. И все сомнения, ошибки и отчаяние тоже.

Глава 5

Кьяра

Обволакивающий голос Джонатана с протяжными интонациями заполнял пространство студии, поглаживая мое тело, словно бархатными перчатками.

Я еще не отошла от нашей совместной репетиции и вот уже снова погрузилась в чарующий, особенный мир. Посмотрела на его чувственные губы, которые не просто произносили, но перекатывали слова и пробовали их на вкус. Судорожно вздохнула и закрыла глаза, надеясь, что так станет легче.

Но легче не стало.

Да, удалось отвлечься от мускулистого и такого горячего тела, от совершенного лица и пронзительного взгляда, но теперь его голос обнял меня всю, от кончиков пальцев до волос на макушке, царапнул по затвердевшим соскам и проник глубоко внутрь, чтобы разнестись сладкой патокой по всему телу.

Звезды, я схожу с ума!

Что за магия у этого мужчины, который одним своим голосом может потрогать меня, доставить наслаждение, вытащить самые потаенные желания? Даже его хриплое дыхание, которое хотелось поймать и выпить своими губами, толкало на край пропасти.

Как он это делает?!

Что за магия в его танце, в его прикосновениях, от которых я плавлюсь и забываю о себе?

Дикая, первозданная, неуправляемая магия.

Но нельзя.

Чувствовать – можно; но надеяться, мечтать об этом – нельзя. Слишком мало времени осталось в этой осени в Нью-Йорке.

Я сжала кулаки и постаралась сосредоточиться на его словах, а не на голосе. Джонатан рассказывал о постановке, которую мы должны освоить за неделю.

– Тело не может лгать, когда танцует. Танец – это живая пульсация, ритм, фактически, сама жизнь. Выражение во времени и движении. И мы покажем эту жизнь. Те её грани, что мне захотелось раскрыть. Я не пытаюсь сделать эту постановку всеобъемлющей; взял то, что меня волнует именно сейчас. Рождение, Любовь, Страсть, Свободу, Покой, Созидание… Что еще, как думаете?

– Счастье? – предположила Тайя.

– Да, счастье. Еще варианты? Не зацикливайтесь только на том, что вы считаете «хорошим».

– Ненависть.

– Согласен. Еще Страх. Дальше?

Мы молчали.

– Движение вперед. Как назовем его?

– Творчество?

– Прогресс?

– Карьера?

– Прогресс, – согласился хореограф. – А еще творчество, но в виде Созидания; это отдельная грань. Созидание может приводить к действию, а может и к бездействию.

– Разве возможны в этом случае два противоположных процесса? – сосредоточенно нахмурился Дрейк.

– Вполне. Я взял еще Судьбу и… Смерть.

Ребята недоуменно переглянулись:

– Разве ты не говорил, что мы танцуем «жизнь»? – спросила Марта.

– А разве смерть не часть жизни? Закономерный итог для каждого из нас. Главный страх. И, зачастую, мотивация.