Но ни в одну из них не был влюблен.

Его сердце было занято другим.

Танцем.

Днем и ночью. Когда спускались сумерки и в яркий полдень, зимой и жарким летом он танцевал. Танцевал сам, учил танцевать других, придумывал спектакли, ставил такую сложную хореографию, на грани боли и человеческих возможностей, что у людей, видящих эту шокирующую красоту, перехватывало дыхание.

Никто никогда не выходил из его залов во время представлений.

Джонатану был присущ уникальный авторский стиль; он также сумел сделать его коммерчески успешным, что превращало Деверо в одного из лучших – а, может, и в лучшего – танцовщика и хореографа в мире. Он привык идти только вперед и достиг всего, о чем мечтал. Всего, чего можно было добиться в профессии.

И сейчас не знал, куда идти дальше. У него возникло ощущение, что «дальше» просто не было.

– Смотри, мы расширили классы и добавили еще помещение; перестроили кафе и раздевалки.

– Выглядит современно.

Маргарет была бессменным руководителем школы уже более двадцати лет и жила своим детищем. Она прекрасно выглядела в свои почти пятьдесят – классическая красота, светлые волосы, уложенные в идеальную прическу. Он многому научился здесь и был очень рад, что директор за эти годы не поскучнела и не превратила свое руководство в административную работу.

– Сейчас пройдем в правое крыло. Помнишь, там были складские помещения? Мы построили отдельную студию для индивидуальных классов, и разрешаем заниматься некоторым студентам. Именно там будут проходить репетиции с той группой, которую ты наберешь. При студии есть кабинет и душевая – тебе будет удобно.

Они двинулись вперед.

Джонатан, неожиданно, напрягся. Не смог понять, что так смутило – нет, не слова Маргарет, естественно. Но по мере приближения к отдельному помещению, он чувствовал, что мышцы всё больше деревенеют, а сердце, наоборот, начинает колотиться, как бешеное. Ему резко стало не хватать воздуха.

С чего это?

Музыка.

Понял, что, еще не слыша ушами, он прочувствовал её всем телом. Странный, рвущий душу мотив, какие-то безумные этнические взвизги вперемешку с грохотом волн, бьющих о валуны, ощущение тотального одиночества и…

Смерти?

Что это за музыка? Музыка для Джонатана была, практически, так же важна, как и танец: они не могли друг без друга. Он сам немного сочинял и знал все стоящие композиции, группы, певцов, но мог поклясться, что слышит это произведение в первый раз.Косо взглянув на Маргарет, танцор осознал, что не один испытывает такие чувства. В её глазах застыло непонятное выражение.

Инстинктивно ускорил шаг.

Музыка, будто испугавшись их прихода, оборвалась. Хореограф краем глаза заметил сквозь полупрозрачную стену, последнее движение девичьего тонкого силуэта, подошел к студии и, сам не понимая почему, резко открыл дверь.

Натянув поверх черного трико толстовку и капюшон и закинув на плечо объемную сумку незнакомая девушка заторопилась к выходу.

Джонатан мог считывать язык тела, и лица так, как никто другой. Он различал – если ему было интересно – даже самые мимолетные движения мышц, неважно, скрытые одеждой или нет. А сейчас было интересно: в движениях девушки не было неуверенности и суетливости, скорее, легкое раздражение. Тщательно контролируемое раздражение.

Потому что прервали?

Что ж, это вполне закономерно.

А вот его реакция оказалась для неожиданной.

Джонатана будто окатило жаркой волной, когда она подошла ближе. Потому что он вдохнул её запах и перед глазами на секунду поплыло.  Ничего подобного с ним никогда не было. Что это? Духи? Откуда взялся такой тонкий и мягкий аромат невинности и горьковато-острого желания, аромат чего-то древнего, как звезды и сама жизнь?

Твою ж мать, что с ним происходит?! Ему вдруг захотелось схватить её, стащить этот капюшон, рассмотреть лицо и тело…

Девушка пробормотала слова приветствия и направилась, было, в сторону двери, но тут Маргарет сказала:

– Кьяра. Я хочу познакомить тебя кое с кем.

Кьяра. Вкус у имени был таким же, как её запах. Уникальным. Острым и, в то же время, мягким.

Она резко остановилась и медленно развернулась в их сторону. Ему почудился бессильный вздох, но не мог быть точно в этом уверен. Девушка подошла, так и не снимая капюшона, и, с учетом её небольшого роста,  он мог видеть только опущенную макушку. У мужчины просто руки зачесались от совершенно идиотского желания прикоснуться к ней, но он понимал, что было бы полным безумием.

– Это Джонатан Деверо. А это Кьяра. Учится на профессиональном курсе, хотя нигде до этого…не работала.

Несмотря на свои странные ощущения, хореограф был в недоумении: с каких это пор Маргарет знает такие подробности про студентов, да еще и посвящает в них его?

Кьяра подняла голову.

И, в ту же секунду, все мысли вылетели у него из головы. Каштановые прядки выбивающиеся из-под капюшона, тонкие черты чуть бледного лица с несколькими веснушками, брови вразлет и пухлые, девичьи губы – да, в какой-то мере, красива, но не это его потрясло. А глаза. Большие, бездонные, темно – фиолетовые, без всяких признаков линз – он никогда не встречал такого цвета. Они затягивали его в воронку, в космос, в такую глубину, что ему пришлось сделать над собой огромное усилие, лишь бы вытащить себя из этого состояния.

Джонатан осознавал, что вся эта сцена заняла не более секунды, хотя ему казалось, что она длится часами.

– Зачем вы приехали?

Маргарет поперхнулась, а он постарался скрыть удивление, наконец, полностью возвращаясь в реальность.

– Кьяра?! – это директор.

Бесстрастное лицо вдруг залила краска, и в невероятных глазах появилось смущение.

– Эээ… простите … просто так неожиданно… такой красивый… ой! Хотела сказать…

Девушка зажала рот руками, а потом выдавила из себя:

– Простите…. я… мне надо идти.

Она развернулась и практически убежала, не глядя на шокированную Маргарет.

Джордан тоже попытался взять себя в руки.

– И что это было?

– Кьяра.

– Это я уже понял. Но она… кто… что с ней?

– Про нее я тебе и говорила…Я не могу понять. Послушай, – заговорила директор быстро. – Ты ведь устроишь кастинг для того, чтобы набрать свою группу, но у меня к тебе просьба. Пусть он будет для всех с профессионального интенсива.

– Маргарет, о чем речь? Ты же знаешь, что мне имеет смысл работать только со сложившимися танцорами, остальные просто не справятся.

– Я хочу, чтобы Кьяра попала на этот кастинг.

– Да с чего такая протекция? Она что, дочка президента? – неожиданно он почувствовал раздражение. Понятно, что взбесило не поведение старой знакомой, а реакции и чувства, которые он пережил всего за несколько минут нахождения в студии. Мужчина не понимал их – они были совершенно иррациональны. Только танцам было позволительно затягивать его в водоворот необъяснимых эмоций; но жизнь Джонатана была четко расписана и структурирована, он терпеть не мог сюрпризов!

А нахождение в Академии, похоже, грозило превратиться в один бесконечный сюрприз.

– Нет, никто не знает, кто она,  – продолжила директор. – Ну, точнее, я видела документы – Калифорния, маленький городок, обычная средняя школа… Нигде не работала – во всяком случае, в анкете никаких данных. Нигде не училась… В том-то и дело. Ничего примечательного. Ты со многими знаком, кто без видимой подготовки или работы в этой сфере поступают в нашу академию на профессиональный интенсив? Может, она, конечно, специально умолчала о богатом опыте, но какой в этом был бы смысл?

Джонатан вздохнул и кивнул, соглашаясь:

– Хорошо. Пусть приходят все, кто сейчас на этом уровне.

Кьяра

«Зачем вы приехали?»

Я быстро шла по улице, ругая саму себя. Дура.

Еще и выдала про «красивого».

Щеки пылали. Что на меня нашло? Да, пришлось прервать танец на сложном эмоциональном моменте, я не завершила круг и была из-за этого дестабилизирована, но это же не повод вести себя как полная идиотка. Приезд мистера Деверо означал, что будут, скорее всего, какие-то лекции или мастер-классы, и это просто невероятная удача, как раз, когда я так близко от окончания срока. А я могла своим поведением испортить отношение к себе и меня теперь не пустят на прослушивание. Черт.