— Есть у меня такой, ваше величество. Полковник Газенкамф. Хоть и интеллигент с виду, но такое поручение исполнит, надеюсь, блестяще.

   — Скажи ему, что Бойль должен быть изгнан с возможно большим скандалом и огласкою. Дабы другим иностранным корреспондентам неповадно было дурно отзываться о нашей армии.

   — Будет исполнено сегодня же, ваше величество...

Корреспондент английской газеты «Стандарт» Фредерик Бойль, только что прибывший из-под Плевны в Главную армейскую квартиру, был незамедлительно приглашён на беседу с работником Министерства иностранных дел Нелидовым и полковником Михаилом Газенкампфом. Вряд ли британец ожидал, о чём пойдёт речь:

   — Великому князю, господин Бойль, угодно знать, ваша ли эта статья в этой газете?

Бойль от неожиданного вопроса и при виде номера «Стандарта» сконфузился. Но отвечать на заданный вопрос ему всё же пришлось:

   — Кажется, моя. Да, моя.

   — Тогда не кажется ли вам, что вот это место, подчёркнутое синим карандашом, составляет нарушение обязательства, которые вы на себя приняли под честным словом, прибыв в нашу армию?

   — Позвольте мне прочесть это место?

   — Пожалуйста, господин Бойль.

Англичанин постарался внимательно прочесть свою «фронтовую» корреспонденцию. Вернее то место, которое оказалось подчёркнутым ещё в Лондоне графом Шуваловым. Оправдываясь, он сказал:

   — Но ведь эта статья от 14 августа. А с тех пор прошло много времени, и поэтому...

Англичанину не дали договорить. Его перебили на полуслове:

   — Об этом позвольте судить нам. Надеюсь, вы и сами признаете, что это наше право.

   — О да, конечно.

   — Хорошо. Теперь, не кажется ли вам, что в этих строках (уже другое место корреспонденции, тоже подчёркнутое синим карандашом) очень откровенно высказывается крайнее недоброжелательство к нашей армии?

Это место Фредерик Бойль читать не стал, так как хорошо помнил. Он совершенно сконфузился и, заикаясь, стал объяснять, что, мол, он литератор и что иногда из-под его пера может сорваться что-нибудь лишнее. Но он хочет заверить, что у него не было по отношению к русской армии никаких дурных намерений. На эти слова было отвечено так:

   — Государь и великий князь читали вашу статью и были оскорблены тем тоном, которым вы говорите о нашей армии.

   — Я готов принести свои извинения.

   — Не стоит. Так как вы нарушили честное слово не упоминать ничего о расположении наших войск и укреплениях, то великий князь приказал нам предложить вам немедленно удалиться как из русской армии, так и из Румынии.

   — Как! Я не могу остаться даже в Румынии?

   — Нет, не можете. Великий князь приказал союзному полковнику Липояно проводить вас отсюда до Бухареста, а тамошние власти распорядятся проводить вас до австрийской границы.

   — Но я хочу объясниться...

   — Не надо. Посему покорнейше просим вас сейчас же возвратить знаки вашего корреспондентского звания — нарукавную повязку и фотографию, засвидетельствованную штабной печатью и подписями. А после этого вас проводят к полковнику Липояно.

   — Но, надеюсь, вы позволите мне уведомить об этом мою газету?

   — Об этом не беспокойтесь: мы немедленно сами телеграфируем в Лондон о вашем удалении.

   — Позвольте мне хотя несколько времени, чтобы собраться: ведь у меня экипаж, лошади, прислуга.

   — Необходимое время вам будет дано, но вы сами понимаете, что этот срок не может быть велик.

   — О да, я понимаю.

   — Следовательно, вы мешкать не будете.

Англичанин поторопился снять с себя нарукавную корреспондентскую повязку, которую вместе со своей заверенной подписями и печатью фотографией положил на стол. После этого он попросил собеседников оказать ему одну услугу:

   — Прошу вас по крайней мере доложить великому князю, что я не имел дурных намерений. Вы, конечно, понимаете, как мне всё это неприятно.

   — Мы это хорошо понимаем. Нам самим неприятно расставаться с вами таким образом. А великому князю мы доложим, что вы не имели дурных намерений. Прощайте, желаем вам доброго здоровья...

В два часа дня румынский полковник Липояно уже увозил английского корреспондента Фредерика Бойля по дороге, ведущей к берегу Дуная. Великий князь Николай Николаевич остался доволен тактичными действиями своих подчинённых. Он доложил об исходе дела императору Александру II. Тот приказал великому князю составить три телеграммы за своей подписью.

Первая посылалась в Санкт-Петербург на имя министра внутренних дел. В ней говорилось:

«Предложите объявить во всех газетах, что корреспондент английской газеты «Стандарт» Фредерик Бойль по моему приказанию выслан из армии и из Румынии за корреспонденцию от 14 августа, из Порадима, в которой он, нарушив данное им честное слово, сообщал о расположении наших войск и укреплений. Кроме того, относится со злорадной ненавистью к нашей армии, пренебрегая оказанным ему гостеприимством».

Две другие телеграммы за подписью главнокомандующего отправлялись в Лондон, в российское посольство, и в штаб-квартиру князя Карла Румынского.

Так в истории Русско-турецкой войны 1877—1878 годов закончилось «дело Бойля». Прибыв в Лондон, изгнанный журналист написал ещё не одну статью, которые любовью к русской армии, скажем так, особо не отличались. А когда в «Русских ведомостях» перепечатали статью Фредерика Бойля из лондонской газеты «Таймс», то дело обернулось газетным скандалом...

Следует заметить, что и император Александр II, и великий князь Николай Николаевич-Старший относились к «фронтовым» корреспондентам вполне доброжелательно. Как к российским, так и иностранным. Особенно если те старались писать объективно и правдиво про идущую войну и людей, которые сражались на полях брани.

Корреспондентов не раз награждали орденами. Так, в середине сентября 1877 года вышел высочайший указ о награждении орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами (орден за военные заслуги) корреспондентов Россоловского, Иванова, Каррика и Форбса.

К орденской награде был представлен и корреспондент «Биржевых Ведомостей» Максимов, который получил ранение при исполнении своих журналистских обязанностей.

Тогда же получили от российского императора орденские награды два «фронтовых» корреспондента из Пруссии — Даннгауэр и Марсэ. Они были отставными королевскими офицерами и потому удостоились ордена Святой Анны 3-й степени с мечами.

В том же сентябре по рекомендации русского военного агента (атташе) в Вене было выдано четыре тысячи франков корреспонденту австрийской газеты «Винер-Тогблатт» Лукешу. Объективность и доброжелательность его статей была для российской стороны важна, поскольку газета расходилась огромным по тому времени тиражом в 40 тысяч экземпляров. Деньги эти назначались журналисту «в пособие на покупку экипажа и лошадей».

18 сентября главнокомандующий вновь посетил осадный лагерь под Плевной. С собой он взял начальника штаба генерал-адъютанта Непокойчицкого и сына Николая Николаевича-Младшего. Бивак был устроен за одной из осадных батарей. Про него турки так ничего и не узнали. В противном случае могли обстрелять из дальнобойных пушек.

Здесь состоялось свидание с князем Карлом Румынским. Речь, разумеется, шла о взаимодействии союзников. После беседы великий князь по установившемуся правилу совершил объезд русской осадной позиции.

Николай Николаевич-Старший высказал своё неудовольствие корпусному командиру барону Криденеру, который свалил неудачу в штурме 18 июля на князя Шаховского.

На следующий день главнокомандующий совершил объезд осадных батарей 4-го и 9-го армейских корпусов. С левофланговой батареи, вооружённой стальными орудиями немецкого производства (трофеи из Никополя), он долго разглядывал турецкие укрепления и заколдованное место по имени Плевна. Стоял ясный день, и крепость хорошо просматривалась в зрительную трубу или бинокль.