Очень богато было прикладное искусство, «узорочье» Древней Руси. В Киеве, Новгороде, Галиче, Смоленске и других городах найдено много мастерских, где «кузнецы злату и серебру» создавали шедевры ювелирного мастерства. Золотые украшения, расцвеченные немеркнущей цветной эмалью, тонкие изделия из серебра со сканью и зернью, с чернью и позолотой, изящная чеканка, художественная отделка оружия — всё это ставило Русь вровень с передовыми странами Европы. Недаром немецкий знаток ремёсел Теофил из Падербропа (XI в.), описывая в своей записке о различных искусствах («Schedula diversarum artium») страны, прославившиеся в том или ином мастерстве, назвал на почётном месте и Русь, мастера которой были известны за её рубежами своими изделиями «из золота с эмалью и из серебра с чернью».

Во время нашествия Батыя жители городов прятали свои драгоценности в землю. До сих пор при земляных работах в Киеве и других городах находят эти клады, и по ним учёные восстанавливают облик прикладного искусства X—XIII веков.

Ярким явлением русской культуры начала XIII века было зодчество. Лёгкие и стройные соборы, выстроенные в Северо-Восточной Руси во второй половине XII — начале XIII века, — прекрасные воплощения радостного и свободного мироощущения их создателей. Летящая сквозь века лебединая стая владимирских храмов стала одним из великих чудес мировой культуры.

«Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания», — писал Н. В. Гоголь. Памятники архитектуры предмонгольской поры рассказывают не только о художественных вкусах, но и о политических притязаниях их создателей. Гордость и самовластие владимирских князей отразились в их постройках не менее отчётливо, чем политические идеалы новгородцев в храмах, выстроенных на берегах Волхова.

ИЗ КНИГИ «О ДРЕВНЕРУССКОМ ИСКУССТВЕ»[80]

Одного взгляда на крепкие, коренастые памятники Великого Новгорода достаточно, чтобы понять идеал новгородца — доброго вояки, не очень обтёсанного, мужиковатого, но себе на уме, почему и добившегося вольницы задолго до других народов, предприимчивого не в пример соседям, почему и колонизовавшего весь гигантский север; в его зодчестве такие же, как сам он, простые, но крепкие стены, лишённые назойливого узорочья, которое, с его точки зрения, «ни к чему», могучие силуэты, энергичные массы. Идеал новгородца — сила, и красота его — красота силы. Не всегда складно, но всегда великолепно, ибо сильно, величественно, покоряюще. Такова же и новгородская живопись — яркая по краскам, сильная, смелая, с мазками, положенными уверенной рукой, с графами, прочерченными без колебаний, решительно и властно.

Обращаясь к суздальскому зодчеству, мы видим совершенно иное. Здесь сила не была идеалом, о ней не думали, её не искали. В противовес новгородским памятники суздальские прежде всего поражают своей стройностью, изысканностью и изяществом. Там искусство мужицкое, здесь аристократическое — не в смысле родовитости, конечно, ибо и тут и там строили мужики, — искусство тонких пропорций, изящных линий и причудливых узорных плетений. Суздальское узорочье, несмотря на всё его обилие, неназойливо, проникнуто чудесным чувством меры и несравненным художественным тактом. Если бы кто-нибудь вздумал убрать стены Николо-Дворищенского собора коврами из прилеп, он убил бы всю красоту храма; если бы с Дмитриевского собора сколоть всю его каменную резь, он всё ещё оставался бы прекрасным и стройным в своих певучих линиях, ибо его узорный покров только повышает его основную красоту, а не создаёт её. В Суздале нет ни одного памятника приземистых, упрямых новгородских пропорций: они всё стройнее, всё тоньше, и даже собор Юрьева-Польского, казавшийся единственным исключением, сейчас, после освобождения его от окружавших поздних пристроек и застроек, сразу вытянулся и стал по-суздальски стройным...

На Руси XII—XIII веков усиливается власть феодалов над крестьянами, а вместе с тем и феодальная раздробленность. Проклятие русской земли — княжеские усобицы. На юго-западе Руси вся первая треть XIII века прошла в ожесточённых междукняжеских войнах. Предметами спора служили киевский престол, галицкое княжение, а то и просто какая-нибудь небольшая пограничная область. Даже монголо-татарское нашествие не охладило пыл боровшихся сторон.

На северо-востоке Руси после смерти Всеволода Большое Гнездо в 1212 году началась усобица между его сыновьями, завершившаяся кровопролитной битвой на реке Липице, близ Юрьева-Польского, в апреле 1216 года.

«О страшное чудо и дивное, братья! — восклицает летописец, рассказывая об этой битве. — Пошли сыновья на отцов, а отцы на детей, брат на брата, рабы на господ, а господа на рабой».

Феодальные усобицы принимали подчас необычайно жестокие, уродливые формы. Вскоре после Липицкой битвы страшные, небывалые доселе события произошли в Рязанском княжестве. Вот что рассказывает об этом летопись.

РАССКАЗ О ПРЕСТУПЛЕНИИ РЯЗАНСКИХ КНЯЗЕЙ[81]

В тот же 1218 год Глеб Владимирович, князь рязанский, подученный сатаной на убийство, задумал дело окаянное, имея помощником брата своего Константина и с ним дьявола, который их и соблазнил, вложив в них это намерение. И сказали они: «Если перебьём их, то захватим всю власть». И не знали окаянные божьего промысла: даёт он власть кому хочет, поставляет всевышний царя и князя. Какую кару принял Каин от бога, убив Авеля, брата своего: не проклятие ли и ужас? или ваш сродник окаянный Святополк[82], убив братьев своих, тем князьям не принёс ли венец царствия небесного, а себе — вечную муку? Этот же окаянный Глеб ту же воспринял мысль Святополчью и скрыл её в сердце своём вместе с братом. Собрались все в прибрежном селе на совет: Изяслав, кир[83] Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришёл ещё час его. Глеб же Владимирович с братом позвали их к себе в свой шатёр как бы на честный пир. Они же, не зная его злодейского замысла и обмана, пришли в шатёр его — все шестеро князей, каждый со своими боярами и дворянами. Глеб же тот ещё до их прихода вооружил своих и братних дворян и множество поганых половцев и спрятал их под пологом около шатра, в котором должен был быть пир, о чём никто не знал, кроме замысливших злодейство князей и их проклятых советников. И когда начали пить и веселиться, то внезапно Глеб с братом и эти проклятые извлекли мечи свои и стали сечь сперва князей, а затем бояр и дворян множество: одних только князей было шестеро, а бояр и дворян множество, со своими дворянами и половцами.

Так скончались благочестивые рязанские князья месяца июля, в двадцатый день на святого пророка Илью, и восприняли со своею дружиною венцы царствия небесного от господа бога, предав души свои богу как агнцы непорочные. Так окаянный Глеб и брат его Константин приготовили им царство небесное, а себе со своими советниками — муку вечную.

Княжеские усобицы разрушали веками складывавшуюся и достигшую большого совершенства систему обороны границ Руси от набегов кочевников. В условиях постоянной тяжёлой борьбы русских земель со Степью каждое княжество, каждая дружина были звеньями единой цепи. Любая усобица, по выражению автора «Слова о полку Игореве», «отворяла ворота Полю».

Каждый прорыв степняков был несчастьем для русских земель. Несчастье переросло в катастрофу, когда вместо половцев в неплотно прикрытые ворота Руси ворвался куда более сильный и жестокий враг — монголо-татары...