От этих слов Курапика вздрагивает как от удара, едва уловимо. Но Люцифер не позволяет ему одеть одну из привычных масок - он сам отказался от своих, на остаток этой ночи.
- Отправитесь на Остров Жадности. Мои приказы не обсуждаются, - сжимает сильнее чужой подбородок и тонкое горло под ним, заставляя молчать. Он уже просчитал все и решил за них двоих, беря на себя ответственность дальнейших решений. - Ты будешь находиться с семьей, до тех пор, пока я не смогу сам обо всем позаботиться, - мужчина проглатывает чужой недоверчивый выдох и целует Курапику, заставляя открыть рот, пустить его внутрь. Курута может только цепляться за чужие плечи, чувствуя себя более беспомощно, чем даже тогда, когда его избивали, чуть больше года назад. Это действительно не похоже ни на что иное. Он видит мужчину даже через закрытые веки, это не просто смущает - сводит с ума. Хисока вызывал желание испытать свои силы, сразиться, узнать кто лучше, но здесь, Курапика хочет просто принадлежать, позволить этому человеку сделать его частью себя. Когда мужчина чуть отодвигается назад, губы у него теперь багряные - как в размазанной помаде. Только помада не темнеет, не застывает бурой корочкой на коже, чтобы потом осыпаться невесомой медной крошкой.
- Повтори, - голос Люцифера низкий, такой, какого Курута никогда не слышал, даже его соблазняющий тон не идет ни в какое сравнение с этой властной металлической жесткостью, спрятанной под бархатом интонаций. - Повтори свой урок, принцесса, - чужая рука, скользит вдоль спины, нажимая на изгибы золотого рисунка, заставляя его слабо светиться. Из-под закрытых век парня мерцают алые отблески, его так и не потухших глаз, горящих теперь от страсти.
- Твои... приказы... не обсуждаются... - послушно произносит Курапика, позволяя себе не держать лицо, и вздрагивать от каждого болезненно-сладкого нажатия на золотые рисунки. Но все равно разбитые губы изгибаются в лукавой улыбке, он не может не показать свой характер, и потому добавляет в конце, с интонациями Фэйтана. - ...босс. - Мужчина замирает от такого...а потом смеется громко и хрипло, прижимая мальчишку кожа к коже, не обращая внимания на раскаляющиеся металлические рисунки, которые Курапика может контролировать в обычной жизни, под пытками и даже в бою, но неподвластные ему в страсти. Когда он спал с женщинами, такого не случалось, как, впрочем, и с Хисокой, однако, видимо с этим мужчиной, он действительно позволяет себе раскрыться и отпустить контроль.
Куроро нажимает на рычаг под своим креслом, опуская спинку назад, и его смех обрывается столь же резко как начался. Он переворачивается змеей, зажимая под собой чужое тело, точно так, как это делала недавно марионетка. "Специально" - понимает Курапика. Он полностью расслабляется, позволяя изучать каждый след, оставленный подделкой. На парне уцелели лишь нижние штаны от платья, белье и компрессионные плотные чулки, одетые, чтобы не бередить сильно ноги. Дорогая ткань превратилась в грязную тряпку, как, в общем-то, и большая часть одежды, которую он одевал на миссии. Проще было выкинуть изгвазданные в крови вещи, нежели пытаться отчистить. Поэтому, члены Риодана предпочитали что-то простое, либо не маркое. Но Куроро все равно со странным упорством продолжал одевать Курапику во что-то немыслимо дорогое, дизайнерское. Возможно, пытаясь украсить свое сокровище еще сильнее, ибо это точно не было обычной страстью к баснословно стоящим шмоткам.
- Исцелись, - голос мужчины прозвучал хрипло, когда он, наконец, оторвался от изучения чужого тела внимательным и цепким взглядом. Помня недавние слова, парень, молча призывая Святой крест, одно за другим залечивая свои повреждения. Аура текла как никогда гладко, послушно и шелково - за те недели, что он мог пользоваться ею на пределе возможностей, к тому же не полностью, а жалкими огрызками, остающимися от поддержания организма, Курапика в разы повысил свой контроль. Но почувствовать это - то, как улучшился его уровень, смог исключительно сейчас. - Прекрасно, - произнес мужчина, проводя ладонями по светлому бархату чужой, снова целой и нетронутой кожи, с золотыми чуть светящимися рисунками. Он подцепил пальцами штаны Курута, и стянул их одним резким движением, открывая себе вид на плотную ткань чулок. В них не было ничего шаловливого, присущего обычно этой детали гардероба - ни кружев, ни разрезов - лишь простота и функциональность, но мальчишка смотрелся совершенно непристойно. Руки мужчины скользнули от коленей вниз, к изящным крохотным стопам, больше подошедших бы девушке. Он сжимал руки, как некогда Фэйтан, внимательно ощупывая каждую неровность костей, и ощущая возбуждение даже не от физической составляющей партнера, которая была сказочно хороша, но от той личности, что скрыта в этом теле. Дерзкий, но послушный, умный, осторожный, однако решительный и когда надо - тщательно-выверенно-легкомысленный. Его.
Куроро наклонился, нависая вплотную, рот сомкнулся на аккуратном соске, в кольце изящных рисунков, прихватывая нежную мягкую плоть. Курапика вцепился пальцами в гладкие черные волосы партнера, чувствуя, как те выскальзывают, слишком уж они мягкие и короткие. Мужчина не стал сегодня привычно приглаживать их гелем, хотя с ним тоже было забавно трогать чуть липкие, отвердевшие пряди, пока мужчина читал что-то, или готовил очередной незамысловатый прием пищи в их убежище. Нет, готовить в прямом смысле слова он не умел, но украденную еду еще надо было распаковать и разложить по тарелкам, смешать, либо разогреть - и Курапике он этого не доверял, в силу отсутствия зрения, предпочитая делать все самостоятельно.
Оторвался от своей вкусной игрушки Куроро, лишь, когда кораллового цвета плоть приобрела багровый оттенок, а вокруг расползся впечатляющих размеров след от губ, языка и зубов мужчины. Он проложил дорожку из подобных людоедских поцелуев-укусов верх, на ключицы, чувствуя, как содрогается на фоне его неспешного сердцебиения, пульс мальчишки, будто желая компенсировать чужое спокойствие. Последний из поцелуев оставил след возле чужого маленького бархатного уха с множеством проколов простыми золотыми гвоздиками. Цветок кровоподтека распустился там, расползаясь немного на лицо и частично на тонкую шею. Напоследок он прихватил губами мочку чужого уха, вбирая в рот алый камешек сережки на короткой цепочке, приласкал языком основание крепления, вызывая легкую вспышку боли-удовольствия.
Курапика тихо выдохнул, касаясь губами чужой щеки. Кожа была гладкой, пусть и не такой мягкой как его собственная. Он давно заметил, что Куроро почти не брился - максимум раз в неделю убирал немного с боков - а так, несмотря на темные волосы, на лице те попросту не росли. Курута поцеловал мужчину невесомо в ответ, прикасаясь сначала к краешку губ, а потом скользя дальше, углубляя поцелуй осторожно. Его воспаленные нервы, словно готовы были загореться огнем от любого неосторожного жеста, он двигался так, будто был хрустальным - еще одно непривычное амплуа и, как все остальные, оно понравилось Люциферу. Ладонь мужчины нырнула под голову мальчишки, приподнимая, Куроро ответил на поцелуй, но все равно разорвал его очень быстро. Он кожей отчего-то ощущал сегодня, как становится тоньше и призрачней полог ночи, как солнце стремится разорвать его, и отобрать последние часы, что они проведут вместе перед долгим расставанием. Еще одиннадцать месяцев - вот, сколько мужчина не сможет появляться рядом со своим сокровищем, до тех пор, пока не обретет обратно свои силы, даже если его Пауки гораздо раньше найдут способ избавиться от проклятья. Он просто не может рисковать ни одним членом своей семьи так. В особенности - этим, таким сильным, но при этом юным и неопытным.
