Пара десятков человек сдали билеты сразу после объявления правил финала. Ещё столько же — в следующие два дня. Но этого никто не заметил, потому что продажи резко скакнули вверх. Через трое суток после скандальной речи почти все трибуны были забиты. Ни о каких признаниях больше не могло быть и речи. Коллеги, поначалу шокированные смелостью Виктора, теперь смотрели на него с возросшим уважением. Даже Совет Содружества, который, как опасался журналист, мог сказать своё веское слово, молчал. Приближались выборы, и политики боялись резких движений с непредсказуемым эффектом, поэтому предпочитали просто держаться подальше. Ситуация, похоже, устраивала всех. Кроме финалистов.

Первой сдалась циркачка.

— У меня семья, — просто сказала она за неделю до решающей даты. — А вы ненормальный.

Да, конечно. Он ненормальный. У неё семья. А у него нет. И как будто никогда не было…

Узнав о самоотводе соперницы, маг-здоровяк с облегчением последовал её примеру. Виктор остался без главных героев многообещающего действа. Информация тут же просочилась в прессу. Шоу рушилось. Объявление о том, что в связи с отказом финалистов от участия в решающем поединке любой может попытать счастья и претендовать на свой звёздный час в прямом эфире, не дало никакого эффекта. За два дня до заявленной даты ни одного желающего так и не нашлось.

Виктор заперся в квартире и отключил телефон, предупредив Ванду, что ему нужно всё обдумать. Отменять шоу было самоубийством: как с репутационной, так и с финансовой точки зрения. Неустойка, которую запросил Рамух Шу за срыв прибыльного мероприятия, была астрономической. Такого не потянуть ни самому Виктору, ни всему телеканалу. Да и гордость не позволяла ни сдаться, ни упрашивать финалистов вернуться хотя бы на условиях обычного, не смертельного поединка.

Гордость. Имя. Амбициозный телевизионный проект. Вот всё, с чем он остался в этом на первый взгляд таком дружелюбном мире. Лишённый прошлого, он закрутился в сиюминутном, растворился в работе, стал функцией. Приложением к собственному проекту. И если проект лопнет, так и не достигнув кульминации, с чем останется его создатель?

Виктор сидел на краю ванной и мрачно смотрел в зеркало. Потом перевёл взгляд на узкую стеклянную полку. Отлично, мыло в наличии. Осталось обзавестись верёвкой.

Невесело усмехнувшись, он, сам не понимая зачем, набрал номер «Тихой гавани». Долго слушал длинные гудки и уже собирался дать отбой, когда Светлана взяла трубку.

Он рассказал ей всё. О том, как попал в Зимогорье, как осваивался в новом мире, как добился успеха, лишился прошлого и зашёл в тупик. Светлана слушала молча, не перебивая. Лишь иногда вставляла сочувственные междометия, давая понять, что связь не прервалась. Когда он замолчал, спросила:

— И что ты планируешь делать?

Он рассказал.

— Виктор… — Светлана грустно вздохнула. — Даже лишившись прошлого, ты всё ещё можешь решать, каким будет будущее. И не только твоё. Выбор есть всегда. Просто иногда, чтобы увидеть его и принять, нужно чуть больше смелости, чем нам бы хотелось.

Он не ответил. Она повесила трубку.

Светлана ошибалась. У него не было выбора.

На следующий день Виктор объявил о переносе даты шоу.

И о том, что лично вызывает на Роковой поединок любого мага Нового Содружества и, если угодно, всего мира.

— Даже не думай в это лезть! А ещё говорят, что это я непредсказуемый подросток с адреналиновым двигателем вместо мозга…

Крис, скрестив на груди руки, стоял у сестры за спиной и, несмотря на улыбку, выглядел весьма строго.

— Если бы ты заварил эту кашу, тоже полез бы, — спокойно заметила Тина, продолжая заплетать косу и поглядывая на брата в зеркало.

— А ты читала бы мне мораль, и всё было бы как-то привычнее. Но раз уж роль вершителя опасной фигни на этот раз отхватили без меня, приходится выбирать из оставшихся. И не то чтобы мне это нравилось… Кто из нас старше и умнее, в конце-то концов?

Тина обернулась и посмотрела на Криса уже впрямую.

— Этот Иномирец появился здесь из-за меня. Всё так вышло из-за того, что я использовала незаконный артефакт. Кто-то должен это исправить.

— И ты думаешь, его убийство что-то исправит?

— Это не убийство. Это дуэль.

Крис сжал губы.

— Ты меня пугаешь, сестрёнка. Серьёзно.

Она подошла ближе, улыбнулась и вдруг потрепала брата по волосам.

— Ладно. Я ещё ничего не решила. Пойдём, нас уже заждались.

— Только не пори горячку, ага? — Крис галантно распахнул дверь. — Уж поверь моему опыту: не стоит торопиться с глупостями — они никуда не убегут.

По лестнице брат и сестра спустились в мрачном молчании, но, войдя в гостиную, не сговариваясь, приняли как можно более беззаботный вид.

Во время обеда Анита сияла от радости. Наконец-то вся семья собралась за одним столом, и никто при этом не выглядел ни судьёй на ответственном заседании, ни приговорённым.

— Как в университете дела? — спросил вдруг Жак.

— Да нормально, — пожал плечами Крис. — Как обычно.

— А вот профессор Грэй так не считает, — заметил отец.

Улыбка Аниты тревожно застыла.

Крис поднял на отца любопытный взгляд.

— В смысле?

— Он мне звонил вчера. Спрашивал, всё ли у тебя в порядке. Говорит, ты как-то странно себя ведёшь, свернул свои опыты…

— Не свернул, — вставил Крис. — Просто отложил. И очень тщательно к ним готовлюсь. Очень, очень тщательно. — Он зловеще улыбнулся. — И что ты ему ответил?

— Я предположил, что ты переживаешь из-за взрыва в лаборатории. В конце концов, он же произошёл из-за твоего эксперимента?

— Класс! — Крис вскинул большой палец и удовлетворённо кивнул. — Будем придерживаться этой версии. При случае можешь добавить, что я очень подавлен и мучим чувством вины из-за того, что так сильно его подвёл, и всё такое… Вот и осторожничаю теперь. Да, и ещё я очень расстроен тем, что он мне больше не доверяет.

Ни расстроенным, ни тем более подавленным студент не выглядел, но Жак всё-таки уточнил:

— Не то чтобы я был против твоей осторожности, но что-то я в неё не очень верю. Что на самом деле с тобой творится?

— Да ничего особенного. — Крис потянулся, обеими руками ероша волосы на затылке. — Грэй не подпускает меня к самостоятельным опытам, лично всё контролирует. А я же не могу показать, что действительно делал, когда раздолбал лабораторию. Вот и жду, когда ему наскучит со мной возиться. Тем более я сейчас действительно немного застопорился. Прошлый опыт не удался, для новых нужны новые данные… Вот и развлекаюсь. И если Грэй даже до тебя докопался — значит, развлекаюсь не без пользы.

— Диверсия, значит? — усмехнулся Жак.

— Что-то вроде.

Отец помолчал, разделываясь с аппетитно зажаренным куском мяса.

— Завязывал бы ты с этим… — вдруг предложил он.

— С диверсиями?

— Да куда уж… — хохотнул Жак. — С опытами своими. Взрывы, аварии, повреждения поля… Гробишь себя почём зря. Зачем тебе это?

— Честно?

— Валяй.

— Я хочу изолировать поле. Точнее, для начала я хочу научиться изолировать поле. Безопасно, естественно. А там видно будет. Это по поводу того, зачем. С тем, чтобы завязать, — сложнее.

— Почему? — Жак отодвинул тарелку и с любопытством воззрился на сына. — В мире полно других тем для исследований. Менее опасных. И ты же стажируешься в музее? Разве это недостаточно интересно?

— Стажируюсь, да… Интересно…

Крис посерьёзнел, задумчиво смял салфетку, погонял получившийся шарик между пальцами, помолчал, как будто на что-то решаясь.

— Я тебе сейчас кое-что напомню. Ты, наверное, будешь злиться, ну да ладно. Не привыкать. — Он улыбнулся как-то нерешительно и продолжил: — Это было лет семь назад. Я, как всегда, валялся в больнице. Меня тогда сильно приложило, и вы с мамой долго сидели в палате и ждали, когда я очухаюсь. А мне очень не хотелось выслушивать нотации. Тем более что тогда я, для разнообразия, действительно был не виноват и на самом деле случайно налетел на военный снаряд. Так что я притворялся, что сплю, и слушал, как вы ссоритесь. Мама просила тебя уйти с работы. Или перейти в другой отдел. Говорила, что волноваться сразу за двоих слишком сложно.