– Не реви. Выживет корова.
Мужчины, кроме Азата, который остался с Наилей у коровы, прошли в красный уголок. Зоотехник Ольга Феодосьевна, как оказалось, жена председателя колхоза, по его приказу откуда-то принесла десяток яиц, хлеба, чашку неочищенной вареной картошки, выставила на стол бутыль с самогонкой. Яйца Галя разбила на сковородке и с салом пожарила на электроплите. Председатель колхоза разлил мутную жидкость в кружки и четверо мужчин – председатель, трое приезжих да зоотехник – и рыжая доярка встали на ноги и чокнулись кружками:
– Давайте погреемся. Слава богу, все обошлось. Резать не пришлось. Спасибо вам, подсобили.
Выпили. Женщины ушли к корове, мужчины выпили еще, и председатель колхоза стал изливать душу: чувствовалось, в нем накипело. Он рассказал, что в председатели попал по партийному набору: его, главного инженера пром комбината, вызвали в Райком КПСС раз, два, и, как сознательного коммуниста с высшим инженерным образованием, обязали возглавить колхоз. Отговорки не помогли. И вот уже пять лет он с женой, ихтиологом по образованию, живет в деревне. Жене пришлось переучиться на зоотехника. Здесь у них родилось двое детей. По территории колхоза на протяжении тридцати километров протекает неширокая река. Жена мечтает запрудить ее в нескольких местах – есть очень удобные горловины меж холмов – и разводить карпов. Это, говорит, было бы золотое дно. Деньги от продажи рыбы с лихвой перекрыли бы доход от всех отраслей колхоза. Райком не дает: сверху спущен план на посев зерновых, картофеля, льна. Ни вправо, ни влево – надо выполнять. А ни людей, ни техники. Девочек тринадцатилетних деревенские мамы к родне в город отправляют, в няньки. Чтобы паспорт получили и стали городскими. Парни после армии тоже в деревню не едут – на целину, на БАМ. А здесь у нас чем не целина? Поля зарастают, обиходить не можем, – горько жаловался председатель.
– Ну, Галя ведь осталась, Наиля. Работают ведь, – сказал Георгий. – У Наили муж скотник, детей трое. Куда им ехать. Да и коров она любит. А у Гали мать была немощная, не могла она бросить мать без присмотра. Недавно та померла. Да и не думаю я, что Галина надолго в деревне останется: женихов для нее тут нет. Скотник, забулдыга Гришка, сватался к ней, она ему от ворот поворот указала. Попробовал по пьяни руки распускать, лапать ее, она ему грязным резиновым сапогом так заехала! Десять дней как монгол безлошадный на раскорячку ходил. Вся деревня смеялась. Девка здоровая, лыжница. Еще со школы за район бегала, из области призы привозила.
Выпили по третьей. Доели яичницу, картошку. Пришли все три женщины и Азат. Наиля от самогона наотрез отказалась. Ольга Феодосьевна убрала недопитую бутыль, Галя вымыла и убрала сковородку, чашку, кружки.
От фермы какое-то время шли все вместе, потом стали расходиться – приезжим надо было в одну сторону, колхозникам – в другую.
– Рыжая, на выходной приеду, примешь? – с улыбкой, прощаясь, спросил Георгий, задержав девичью ладошку в своей.
– Приезжай. Рада буду, – серьезно ответила девушка.
А на заводе назревали события чрезвычайной важности. При подготовке к 24-му Съезду КПСС работу с письмами трудящихся газеты «Правда» проверяли члены Центральной ревизионной комиссии КПСС Горчаков Василий Петрович, Васягин Иван Филиппович и Ефремов Леонид Матвеевич. Горчаков Василий Петрович – невысокий, невзрачный пятидесятилетний мужчина – был работником центрального аппарата КГБ и имел отношение к организации охраны на режимных объектах. Его очень заинтересовало письмо комсомольцев из города и с предприятия, которые он хорошо знал. После соответствующих консультаций было решено: для проверки фактов, указанных в письме, отправить корреспондента газеты и вместе с ним Василия Петровича. Причем первую скрипку должен играть корреспондент «Правды», а Горчаков должен быть постоянно с ним и исполнять роль помощника.
Заместителю директора предприятия по режиму подполковнику Бушуеву Ивану Денисовичу по закрытой связи поступило указание из Москвы – обеспечить прибывающим работникам газеты «Правда» полный доступ к интересующей их документации предприятия и общению со всеми, с кем они пожелают встретиться.
Такое указание из Москвы лично от генерала Бушуев получал впервые, был им изрядно встревожен и тут же доложил об этом директору. Решено было никаких резких шагов не предпринимать – неясен был интерес газеты к предприятию.
Ждать.
Оставшись один, директор завода тяжело поднялся с кресла, прошел вдоль длинного, отдельно стоящего стола для заседаний, поправил один из стульев, который почему-то оказался выдвинутым по отношению к другим, подошел к своему рабочему столу и опустился в кресло.
План завод выполнял и по объему, и по номенклатуре. Давался он нелегко.
Обком КПСС постоянно требовал от крупнейшего предприятия области помощи в решении проблем в хозяйственных вопросах.
Строители не укладывались в сроки сдачи птицефабрики. Поступил звонок от первого секретаря обкома с просьбой о выделении двухсот человек в помощь строителям. Попробовал сослаться на свои трудности. Последовал разговор о важности продовольственной программы партии, о долге каждого коммуниста в решении этой наиважнейшей задачи. Завод выделил сто двадцать человек. Полтора месяца квалифицированные рабочие выполняли подсобные работы на птицефабрике, готовя ее к сдаче государственной комиссии.
Каждую осень бюро горкома партии принимает решение о помощи колхозам в уборке урожая. И Илья Михайлович Власов, член бюро горкома, голосует за оказание этой помощи. Дает разнарядку цехам, и те вынуждены отрывать рабочих от их непосредственной работы и посылать в колхозы.
В последнее время крупнейшие российские экономисты заговорили о путях снижения себестоимости продукции, о роли бригад, о бригадо комплектах, о влиянии психологического климата на производительность труда. Описывая зарубежный опыт организации труда, приводилась выдержка из речи председателя компании «Дженерал фудз корпорейшн»:
«Люди состоят из тела, ума и духа, и каждая из этих частей должна быть использована для выполнения установленных задач. Если на первом этапе мы использовали физическую силу, затем ум и сообразительность, то теперь пришло время использовать душу, моральный и духовный потенциал, побуждая к творчеству и активности».
Илье Михайловичу хотелось воскликнуть: «А как же объяснить русской душе необходимость бесплатно таскать на носилках мусор из корпусов птицефабрики? И требовать от нее творческой активности. Зарплату-то для души зарабатывают оставшиеся в цехах товарищи. А как же объяснить душе, почему города отсосали из села наиболее трудоспособное, активное население, и сейчас города же вынуждены, чтобы прокормить себя, посылать рабочих теребить лен, метать в стога сено, копать картошку?».
Директор предприятия Илья Михайлович Власов, член бюро горкома КПСС, объяснить этого не мог. И вынужден был содержать на заводе лишний штат работников и выкручиваться с фондом зарплаты.
«В чем же интерес газеты ЦК к нашему предприятию? Писать о нас не принято: ни хорошее, ни плохое», – думал Власов, откинувшись на спинку кресла.
Диму Нетунаева с завода уволили через три дня после возвращения из колхоза. Начальник цеха вызвал его в кабинет, предложил сесть за стол сбоку от себя и, подняв на парня, казалось, доброжелательный взгляд, заговорил:
– Дмитрий Григорьевич, режимники предложили уволить вас по статье «За хищение социалистической собственности». Я пробовал заступиться за вас: говорил, что вы хороший специалист, что хищение незначительное, что хотели вы сделать хорошее дело для кружка пионеров. Не помогло. Мне объяснили, что предприятие у нас особое, и мелким воришкам в нем не место… Ходят слухи, что и в колхозе вы вели себя не всегда хорошо: пьянствовали, на поле с товарищами ругались. Единственное, чего я добился, это разрешения, чтобы вы уволились «по собственному желанию».
Генрих Иванович подвинул рабочему чистый лист бумаги и ручку.