– Ты говорил о своих книгах. Рассказывал как много писал в свои первые творческие годы, как старался все сделать идеально, а потом наткнулся на старого редактора еще советской газеты, сказавший тебе, что идеальными бывают только мечты.

Это было давно. Где-то в старых воспоминаниях, покрытых слоем пыли и грязи я достал на поверхность уже почти истлевшие обрывки той самой встречи и разговора.

Он был худ, высок. С непривычно длинными руками как у орангутанга и блестящим широким лбом, куда могла уместиться ладонь. Встретил у вокзала, когда я уезжал с того самого форума. Мы попали в одно купе, сели напротив друг друга и в течение часа после отправления не решались заговорить. Лишь любопытство старого книжного червя, съевшего собаку на своей работе, заставило старика сказать первое слово. Его привлекли кипы книг, уложенных рядом со мной и завернутых в целлофан.

–Зачем вам столько? Вы библиотекарь?

Несмотря на возраст его голос был молод и звонок. Отточенные слова, все прямые и понятные формулировки. Еще не узнав ни его имени, ни профессии, дремлющий внутри меня детектив смекнул, что это не кто иной как человек явно связанный с литературой и издательским делом. Ну или на худой конец сумасшедший фанат книг и чтения, коих в его поколении было предостаточно.

– Нет. – коротко ответил я, не став уточнять зачем мне вся эта поклажа. Но он не унимался. Аккуратно и максимально корректно, чтобы это не казалось настырностью и наглостью, задал тот же вопрос, но уже слегка по-другому.

– Вы, наверное, представитель благотворительной организации, распространяете книги в детских садах и школьных учреждениях?

– Нет.

Он покачал головой и посмотрел в окно. Дорога уносила нас обратно из шумного мегаполиса в свои родные местечковые городишки. Быстро, летя и прорезая опустившийся туман, поезд преодолевал значительное расстояние, стуча колесами, гудя, и как будто переносясь в другое измерение.

– Ну, а вы? – вдруг спросил я сам того не понимая почему.

– Я…я был на своей старой работе. Знаете, ностальгия по временам. Все словно становится родным. Стены, коллектив, который правда уже совсем не тот, что раньше, когда я сам работал в газете.

Тут мой разум оживился.

– Вы были журналистом?

– Когда пришел студентом – да. Правда, потом все стремительно завертелось и карьерная лестница привела меня на место главного редактора. Ну знаете как это бывает. – он улыбнулся и махнул рукой, описав в воздухе эллиптическую фигуру.

– Не понимаю.

– Все просто: я достиг своего пика слишком рано. По крайней мере так говорили мои коллеги-завистники. Всего в каких-то тридцать два года и уже на такой должности. Затем, по законам природы вся моя жизнь и карьера резко пошли вниз, набирая ускорение словно на американских горках.

– Увольнение?

Он постучал пальцами по столику и нехотя вновь перевел взгляд в окно.

– Скажем так: я был вынужден уйти со своей должности по определенным причинам.

– Расскажите?

Теперь его глаза смотрели ровно на меня. На его худощавом и бледном лице появился румянец. Он будто ожил, увидев перед собой человека, желавшего услышать историю, наверняка давно терзавшую его душу и не дававшую покоя.

– Ну, а вы? – повторил он мой вопрос, – Вы так и не сказали кем работаете.

Поезд начал сбавлять ход – подбирались к очередной станции, где должны были простоять несколько минут. Ударил ладонью по книгам, распорол один из пакетов и взял экземпляр в руки.

– Писатель. – твердо и довольно громко объявил я.

– Правда? И о чем вы пишите?

– В основном о жизни. О реалиях. О совести. Дружбе и предательстве.

– Одним словом о том, что сегодня не востребовано.

В эту секунду он засмеялся и стал хохотать, прикрывая рот костлявой рукой.

– Простите, я просто очень давно в этом деле и неплохо разбираюсь во внутренней кухне издательского дела.

В чем-то он был прав, но его смех меня напрягал, заставлял настороженно относиться к любому его слову.

– Позвольте, – он протянул руку и хотел, чтобы я передал ему свою книгу. Секунда…потом вторая. Время почему-то тянулось слишком долго, а я все никак не мог определиться что же сделать. И в момент, когда все должно было решиться двери купе внезапно открылись и к нам шагнула проводница.

Приятной наружности женщина внесла два стакана чая и улыбнувшись вышла обратно.

Всего каких-то десять секунд времени, но именно они фактически спасли меня от разгрома. Я знал, что книга была не ахти, знал, что поторопился издать ее на бумаге за свой счет, выплатив большую для меня сумму, пустив по ветру все мои накопления и заначки, сохранившиеся за полгода усиленной экономии. Теперь всем этим книгам была лишь одна дорога – на свалку. Макулатура принималась за копейки, но даже в таком объеме, эта масса книжных стопок могла лишь на четверть покрыть расходы на верстку и печать.

– Так значит писатель, – его протянутой руки уже давно не было возле меня, а сам он смотрел в черное окно и пролетавшие мимо его глаз полумертвые дома. – Я как-то думал сам попытать счастья на этой стезе. Каково это сейчас?

– Сложно.

– Хм. – он поднял кружку с чаем и немного отхлебнул. – Возьмите, это ваш напиток.

Он указал свободной рукой, даже не повернувшись ко мне лицом. Теперь я понял, что интерес к моим книгам у этого странного человека окончательно иссяк. Наверное, это было к лучшему – еще одной разгромной критики я бы не выдержал и выбросился из окна.

– Не знаю успокою вас или нет, но так было всегда. Даже в мою бытность это было сродни покорению Эвереста. Каждый шаг – преодоление. Превозмогание. Препятствие за препятствием. Сначала мнение близких, потом первая критика, потом цензура, потом общественное мнение. Странно все это. Ничего по сути не изменилось, кроме трудностей – их стало больше, хотя всем кажется, что путь едва ли не стал плоским, если не накатанным.

– К чему вы это? – не сдержался и спросил я.

На этот раз он повернулся ко мне лицом. Отставил полупустой стакан и заговорил.

– Ну я же вижу: тираж книг, небольшой, но тираж. Явно напечатан за свой счет. Вас отклонили и не раз и, наконец, ведомый злобой на весь мир и на все издательства во вселенной, вы решились потратить последние писательские гроши, чтобы вскоре увидеть плоды своей работы на бумаге. Долго ждали, нервничали. Наверняка у вас тряслись руки, когда они впервые обхватили пальцами первый экземпляр. И вот вы уже несетесь с талмутами, держа в огромных сумках десятки копий своей нетленки, стремясь как можно быстрее попасть на свой поезд, чтобы на следующий день встать у своего прилавка на книжном форуме. – он на несколько секунд замолчал. Наступила тишина, изредка прерываемая ритмичными ударами поезда. – Вы провалились, ведь так? Не продали ничего из того, что было с вами, и вот теперь едете несолоно хлебавши, проклиная все на свете.

– Вам не редактором работать, а астрологом натальные карты составлять. – нехотя пробормотал я.

– Астрология – чушь собачья. Звезды светят нам не для того, чтобы умники в амулетах и с черепами на столе пытались предсказывать будущее или читать прошлое. Они маяки. Они призваны зажигать огонь внутри нас, именно поэтому на них нужно смотреть как можно чаще. А в остальном – это просто опыт. Я слишком много лет видел таких как ты, отчаявшихся писателей, с красными от бессонницы глазами и иссохшими лицами, пытающихся любыми силами напечатать свой рассказ. Увы, их участь всегда была одной. И тебя ждет тоже самое.

На этом все и закончилось. Память вернулась в свою пещеру, закрывшись от всех и превратившись в один сплошной монолит, непробиваемый и неприступный. Голова продолжала болеть. Ни таблетки, ни тишина, ни ласковые прикосновения женщины не могли сбить тот гул, те удары гонга, что сейчас звучали и грохотали у меня внутри черепной коробки. Такое жалкое состояние в такой ценный момент. Я бы мог прыгнуть на нее, схватить обеими руками, прижав к себе и впившись губами в отвердевшие соски, погружаясь все глубже в омут удовольствия и похоти, но… сил не было даже на то, чтобы просто повернуться к ней лицом.