Он разгребал снег руками и кричал:
– Я олень! Я вожак! Я снега не боюсь, обезножья-болезни1 не боюсь. Вот какой я олень!
Потом посмотрел на оленей и громко сказал:
– Олени мои льда не боятся. У них ногти железные, рога – медные, глаза – огненные. Обезножье-болезнь их боится, близко не подходит, далеко бежит. Вот! Яккаем!
Он вытащил из-за пояса длинный нож, поднял его над головой и закричал еще громче:
– Убью! Забодаю! Волка заколю, обезножье зарежу, чесотке брюхо распорю! Вот! Лучше уходите, моих оленей не трогайте!
Потом сказал тихо, про себя:
– Теперь я всех духов прогнал.
Имтеургин вынул из-за ворота костяную трубку и закурил табак, для крепости смешанный с сушеным грибом-мухомором. Закашлялся. Плюнул. Посмотрел наверх, на небо – большой красный огонь увидал.
– Это верхние люди костры жгут, – сказал он. – Наверно, греются.
Затянулся табаком, пустил вверх глоток дыма. Теперь наверху горел зеленый огонь.
– Как весенний лед, – сказал Имтеургин. – Наверное, те люди с красным огнем прочь укочевали.
Вдруг зеленый огонь быстро побежал по небу. Сделался рыжим, потом опять зеленоватым.
– Совсем как оленья печенка, – подумал Имтеургин и вдруг испугался. Наверное, по небу келе2 бегают, разные рубахи надевают.
Когда последний огонь потух, на небо взобралась луна. Она осветила рога и копыта оленей.
– Хорошо, – сказал Имтеургин, вытащил изо рта трубку и спустил ее опять за ворот меховой рубахи. – Вот и брат солнца вышел, его боятся келе, спрятались. А куда спрятались? Наверное, на землю скатились.
Он оглянулся, посмотрел в одну сторону, посмотрел в другую. Нет никого. Кругом снег лежит. Далеко кругом. Даже глаза не могут дойти до края. Луна в белый круг вошла.
– В рубаху оделась, – сказал Имтеургин.
И вдруг снег заскрипел, захрустел. Кто-то идет, легко ступает по снегу. Это сын, Кутувья, идет.
– Отец, – сказал Кутувья, – мясо близко ходит. Ылвылу!
Отец мотнул головой.
– Откуда идут?
– От Пуп-озера.
– Гони туда стадо скорей! – сказал Имтеургин.
Они погнали стадо по тундре в другую сторону от дома.
Олени шли шагом, останавливались и рыли снег.
Потом опять шли и опять останавливались. Рядом с ними бежали по снегу их черные тени. Вдруг вожак вышел вперед, потянул носом воздух и поставил хвост торчком. Другие олени тоже подняли головы и вдруг быстро поскакали вперед.
Впереди стояли на снегу пять рослых диких оленей. Ноги у них были длинные и тонкие, шерсть светлая, а рога белые и острые. Дикий олень точит рога о деревья, о камни, о лед.
Стадо обступило диких. Самый большой бык захрапел и низко нагнул черную рогатую голову. Самый крупный из диких тоже нагнул голову и уперся ногами в снег.
Тут Имтеургин неслышно подкрался к нему из-за оленей и накинул ему на рога чаут – длинный плетеный аркан из оленьей кожи.
Олень заметался, рванулся в одну сторону, в другую и поскакал прямо на человека, который держал аркан. Худо бы пришлось Имтеургину: олень подбросил бы его вверх и втоптал бы в снег копытами.
Но сын Кутувья успел вовремя накинуть другой аркан и потянул оленя к себе. Олень встал на дыбы и опрокинулся на спину. Потом вскочил и бросился на Кутувью. Кутувья отступил назад, поскользнулся и повалился на снег под копыта оленя.
– Отец, тяни! – закричал Кутувья.
Имтеургин крепко обмотал руку арканом и дернул со всей силы. Голова оленя повернулась набок, а ноги заскользили по снегу. Имтеургин присел на корточки, выставил вперед одну ногу и еще сильнее натянул аркан. Олень так и поехал к нему задом. А Кутувья уже вскочил, отбежал подальше и тоже натянул свой аркан. Олень теперь стоял на месте, как привязанный, и только раскидывал снег задними ногами. А Имтеургин с Кутувьей медленно подбирались к нему, собирая арканы. И вдруг Имтеургин метнул оленю в бок копье. Олень подскочил, забился и стал медленно валиться на землю. Он упал на бок, раной вверх и задергал ногами.
Оба человека подбежали к оленю и опустились на снег.
– Хорошо упал, – сказал Имтеургин. – Удача будет!
Он выдернул из оленьего бока копье, опустил в рану пальцы и вытряхнул на снег несколько капель крови. Потом прижал губы к ране и начал пить свежую, еще жидкую кровь.
После него пил Кутувья.
Когда оба напились, они заткнули дыру пучком мха. Пускай кровь даром не льется. Потом оттащили убитого оленя подальше от стада и стали подкрадываться к другим. Четыре диких оленя все еще толкались в стаде, то обнюхиваясь с домашними, то сшибаясь с ними рогами.
Имтеургин и Кутувья снова спрятались за своими оленями и закинули арканы. Отец поймал оленя за рога, сын поймал за ноги. Уронили оленя, кольнули в сердце ножом.
Так убили всех четверых. На кочевых нартах повезли оленьи туши домой. А перед нартами погнали стадо.
Из-под полы шатра вылезла рослая, черно-серая собака. Запрыгала вокруг нарт, стала обнюхивать мясо, слизывать с него кровь.
Подняв облезлую покрышу шатра, вышли, согнувшись, две женщины, одна постарше, другая помоложе, а за ними выскочила маленькая девочка.
Все вместе, мужчины и женщины, поволокли оленьи туши в шатер. В шатре было темно. Старшая женщина полезла в спальный полог3, в самый дальний и низкий конец шатра, и вынесла оттуда светильню4, деревянную чашку, полную оленьего жира, из которого торчал горящий пучок мха. Светильню поставили на опрокинутый котел и стали обдирать оленей. Мужчины сняли шкуру, а женщины разрезали кости и мясо. Они резали по суставам, чтобы не рубить кости.
Потом все принялись за еду. Печенки поели, крови попили, ножные кости раскололи, мозг съели.
– Хорошо, – сказал Имтеургин и засмеялся. Все лицо у него было в крови, только зубы были белые.
– Ваырган-дух5 мясо дал. Жирное. Поешь, Ваырган-дух!
Отец положил в светильню кусочек мозга. Потом из-за ворота рубахи достал ольховый сучок, раздвоенный с одного конца.
Это и был Ваырган.
У Ваыргана было две ноги, как у человека, а рук и головы не было.
– Жена, покорми его!
Ваыргана помазали сверху жиром, потом кровью и подержали над огнем. Потом Имтеургин обвязал его ремешком и опустил обратно к себе за ворот. Сказал:
– Спи. У меня на брюхе тепло теперь.
Люди разделись и вошли в полог. Улеглись спать. Только Кутувья не лег. Он опять взял аркан, копье, надел на ноги короткие лыжи и ушел караулить стадо. Всю ночь караулил. Когда луна зашла и небо стало серое, Кутувья вернулся домой. Руки у него тряслись.
– Волки, – сказал он. – Вокруг нас волки ходят, на оленей смотрят. Худо!
– Худо, – сказал отец. – Убить их надо. Иди скорее. Запряги быка.
Имтеургин надел меховую рубаху, штаны и ременный пояс с ножом. Взял копье, палку, покурил и вышел. У шатра уже топтался беговой олень, запряженный в легкую нарту.
Имтеургин сел на нарту и замахнулся прутом. Олень вытянул шею и поскакал. От копыт его в снегу оставались редкие глубокие ямы. На поворотах рядом с оленьими следами тянулись следы ног Имтеургина.
Вдруг олень замотал рогами и захрапел.
Далеко впереди на белом снегу показались два темных бугорка. Имтеургин привстал на нарте.
Два волка бежали по снежному насту след в след, поджав хвосты. Они оглядывались, ерошили шерсть и коротко, глухо рычали.
Имтеургин погнал оленя на волков, но перепуганный олень метался из стороны в сторону. Имтеургин закричал, собрал в руке вожжи и хлестнул оленя по уху.
Олень так и понесся наперерез волкам. Свистнул аркан. Петля щелкнула у заднего волка на голове. Волк нагнулся, лязгнул зубами и прыгнул в сторону. Но петля крепко затянулась у него на шее и потащила его за нартой. Другой волк поднял спину дугой и поскакал прочь.
Имтеургин остановил оленя и собрал аркан. Пощупал волка – мертвый. Голова во все стороны вертится. Имтеургин подержал волчью голову в руках и на всякий случай стукнул по лбу палкой: верно, мертвый. Тогда Имтеургин взвалил волка на нарту и погнал оленя вперед – за другим волком. Но олень только рот раскрыл и закашлялся. Устал, видно. Домой хочет.
