Катастрофа порой вынуждает даже достойных людей терять самообладание, но президент был не из таковых. Горько разочарованный результатом, он не проявлял никаких признаков упадка духа и утраты контроля. В течение недели он посещал лагеря под Вашингтоном. Во время одной поездки его сопровождающим оказался Уильям Т. Шерман. Линкольн и Сьюард, сидевшие «бок о бок в открытой коляске», узнали Шермана, стоявшего на обочине. Он поинтересовался, не в его ли лагерь они едут, и Линкольн отвечал ему: «Да, мы слышали, вы пережили большой испуг, и решили посмотреть на ваших парней». Президент пригласил Шермана в свою коляску и попросил показывать путь. Шерман, понимая чувства президента и его желание говорить с людьми, решил предостеречь его. «Прошу не поощрять никаких приветствий, шума и всякой суматохи, – сказал он. – Всего этого было достаточно перед сражением при Булл-Ран, чтобы испортить любого. Нам нужны спокойные, рассудительные, решительные солдаты. Больше никаких восторгов, никакого притворства». Главнокомандующий армией и флотом Соединенных Штатов внял совету полковника и, прибыв в первый лагерь, встал в своей коляске и произнес, как выразился Шерман, «одну из самых четких, лучших и наиболее прочувствованных речей, какие я когда-либо слышал. Он говорил о нашей последней катастрофе при Булл-Ран, высоком долге, который по-прежнему возложен на нас, и о том, что светлые дни еще впереди. Пару раз солдаты начинали хлопать, но он остановил их: “Не надо хлопать, парни. Признаюсь, я был бы рад послушать, но ваш полковник Шерман говорит, что это не по-военному, и думаю, нам лучше согласиться с его мнением”».[101] Он отправился дальше и еще несколько раз произнес перед солдатами ту же речь. Эффект от его посещения оказался положительным и доказал обоснованность того влияния, которое он вскоре приобрел в армии.
Шерман считал сражение при Булл-Ран хорошо спланированной, но плохо проведенной операцией, и Джонстон был с ним в этом согласен. «Если бы тактика федералов соответствовала их стратегии, – писал Джонстон, – мы были бы разбиты». Напротив, Ропс считал, что тактика Макдауэлла оказалась лучше стратегии. Расхождения в оценках не имели значения для простых людей, которым сражение при Булл-Ран представлялось противостоянием двух вооруженных банд в открытом поле, сошедшихся в лихой схватке, чтобы решить вопрос, который никак не могли урегулировать лучшие государственные умы.
Посторонний наблюдатель, глядя на холм Генри, мог обратить внимание, что многие батальоны и полки северян были одеты в яркую парадную форму ополченцев, которую они привыкли носить во время торжественных процессий 4 июля. Эффектные костюмы зуавов с фесками или тюрбанами, с желтыми мешковатыми штанами на многих производили сильное впечатление. Контраст между этой формой и строгими синими костюмами регулярной армии Соединенных Штатов с поразительным символизмом отражает разницу между праздничными парадами, которые проводились в духе призывов «На Ричмонд!», и суровой задачей покорения объединенного Юга.
В сражении при Булл-Ран рядовые обеих армий впервые в жизни услышали грохот пушек и мушкетов в реальном бою, увидели пушечные ядра, крушащие деревья, разрывающиеся над головой и вокруг, поражающие их друзей и братьев, увидели залитое кровью поле, усеянное трупами людей и лошадей. Солдатская кровь уже пролилась, хотя солдатские навыки еще предстояло приобрести. Количество раненых и убитых «свидетельствует о тяжелом сражении».[102]
Если не считать газет, на Юге не было особенной радости по этому поводу. Во властных структурах ни на минуту не поверили, что Север уступит без боя. Напротив, южане считали, что впереди их ждет долгая и трудная борьба.
На Севере в это время воцарилось глубокое уныние. Перенести удар достойно оказалось еще труднее оттого, что Англия, сочувствия которой так страстно желали, теперь рассматривала распад Союза как свершившийся факт. Друзья Юга видели в этой победе залог его грядущего триумфа и, чтобы приблизить его, старательно маскировали коренную проблему. Чарлз Фрэнсис Адамс, наш посланник в Великобритании, в частном письме из Лондона писал: «Даже удивительно видеть усилия, которые прилагают здесь ради создания впечатления, будто наша борьба не имеет никакого отношения к рабству, а связана исключительно с торговыми пошлинами… Не могу не обратить внимание на то, что в целом англичане довольны нашей неудачей».[103]
Через 52 года после сражения это отношение можно объяснить замечанием Ларошфуко: «Неудачи наших лучших друзей не совсем неприятны для нас», хотя во время войны такое отношение заморских родственников с горечью воспринималось людьми, рисковавшими жизнью и состоянием в борьбе, которую считали священной.[104]
II
На следующий день после сражения при Булл-Ран конгресс собрался в привычное время и занимался обычными делами. По крайней мере внешне все выглядели спокойно. Палата представителей всего при двух голосах против приняла резолюцию Криттендена, внесенную двумя днями ранее, в которой отражалось общее отношение страны к целям войны. В резолюции говорилось, что война ведется не ради завоевания или покорения, не с целью свергнуть существующие институты южных штатов или ущемить их права, а ради сохранения главенствующей роли конституции и сохранения Союза. Через три дня она была принята сенатом 30 голосами против пяти.[105]
Конгресс собрался 4 июля и, отвечая на запрос президента изыскать способы сделать войну «краткой и решительной», уполномочил его принять на военную службу 500 000 волонтеров сроком на три года, если не представится возможности более раннего увольнения, и уполномочил министра финансов «взять от имени Соединенных Штатов кредиты» на сумму 250 миллионов долларов. Конгресс не смог воспользоваться своей властью изменить налогообложение столь эффективно, как этого требовала ситуация, но тем не менее кое-что сделал и в этом направлении, увеличив некоторые тарифные пошлины, обложив прямым налогом в 20 миллионов долларов штаты и территории и введя 3 %-ный налог на доходы, превышающие 800 долларов.
Конгресс выказал огромное доверие президенту и во всем пошел навстречу его пожеланиям. Как позже написал один из его членов, во время этой сессии конгресс работал как «гигантская бюджетная комиссия». Сомнения возникли в отношении лишь двух актов с диктаторским оттенком: прокламации о призыве волонтеров на три года и увеличении численности регулярной армии и флота, и приказа главнокомандующему армией генералу Скотту, наделяющего его лично или через заместителя правом приостанавливать, если того требует общественная безопасность, действие привилегии о доставлении арестованного в суд (habeas corpus) в любом месте территории фронта между Филадельфией и Вашингтоном.[106]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.