— Нет необходимости съезжать отсюда, — всего пара слов, а его уже трясло так, что он не мог совладать с собственным голосом. Раздражение, злость тяжёлая и едкая, подобно кислоте, вскипала где-то внутри, толчками выплёскивалась наружу и обжигала горло. Почему они все так упорно пытаются выжить его отсюда?.. — Наша квартира в отличном состоянии, и я не вижу причин…

— Этот дом в аварийном состоянии и давно уже подлежит сносу, пойми! Это уже не изменить, поэтому давай решим этот вопрос без лишних проблем. Все остальные жильцы уже давно съехали. Тебе сейчас тяжело, для тебя это место многое значит. Я понимаю, что ты чувствуешь, но…

«Ничего вы не понимаете».

— Идите к чёрту, — в сердцах выплюнул он и с силой захлопнул дверь. Домоуправительница прокричала ему в ответ что-то ещё и несколько раз ударила в дверь кулаком, но Стинг уже не слышал её. Только сейчас он понял, что отупляющая головная боль никуда не делась. Его сон был продолжительным, но тревожным и неспокойным, из-за чего он чувствовал себя ещё более разбитым, чем прежде.

Стинг ведь был далеко не глупым и отлично понимал, что подобными действиями всё больше загонял себя в угол. С тех пор, как умерла Люси, стены этого дома действовали на него угнетающе, и он старался проводить здесь как можно меньше времени, сутками пропадая на работе. Спать на совместно купленном диване, пить чай из её любимого сервиза — да просто находиться здесь, дышать, существовать и жить, в то время как она уже никогда не сможет сделать ничего из тех вещей, которые раньше казались такими обыденными и не придавались значению, было невыносимо.

Первая его попытка съехать отсюда состоялась уже спустя неделю. На съёмную квартиру он перебрался с абсолютно пустыми руками — не хотел брать хоть что-то, тянущее за собой шлейф болезненных — почти физически — воспоминаний. А уже спустя сутки прямо посреди ночи с остервенением ломился в дом хозяйки квартиры, умоляя его вселить его обратно. Кажется, всполошённые соседи тогда вызвали наряд полиции, но разъярённый Стинг за собственным страхом тогда не помнил ничего абсолютно. Он действительно боялся, что в их квартире уже мог жить кто-то другой.

Подобное повторялось ещё несколько раз, и в итоге домоуправительница отбросила даже мысль о том, чтобы сдавать эту квартиру кому-то ещё — всё равно уже заранее знала, что непутёвый квартирант вернётся обратно. Соседи смотрели вслед с плохо скрываемым сочувствием, а Стинг от этого лишь бесился вдвое больше обычного — он не нуждался в жалости, ведь это — удел слабых, а слабым он себя никогда не считал. Просто в какой-то момент всё пошло не так, как должно было: дышать стало немного труднее, словно грудь придавили могильной плитой, поводов для радости — меньше, а жить стало не для чего. Он просто возвращался в безмолвие холодной квартиры и с каждой проведённой здесь минутой все яснее осознавал, насколько пуста и бессмысленна его жизнь. Всё его естество ежеминутно проходило все круги Ада, и он не видел в этом ничего противоестественного — он должен был хоть как-то искупить свою вину, он должен был страдать и совершенно не представлял, что однажды всё может сложиться для него по-другому.

Стинг давно бы уже покинул эти проклятые стены, но каждый раз что-то незримо тянуло его обратно. Он чувствовал — Люси всё ещё жила здесь, переживала вместе с ним все жизненные тяготы, ждала его возвращения и любила так же бескорыстно и искренне, как и при жизни. С каждым предметом здесь для него было связано слишком многое: этот фикус им подарила на новоселье соседка, хотя и знала, что они совершенно не умеют за ним ухаживать; на полке стояли её любимые книги, погребённые под толстым слоем пыли, на столе лежал недописанный роман, конец которого теперь никто никогда не узнает, а в самом углу гостиной за спинкой дивана была нацарапана их клятва любить друг друга всегда, хотя багровая от возмущения девушка долго уговаривала его не делать этого. Имел ли он хоть какое-то право после всего того, что их связывало, двигаться дальше один, без неё? Это было как минимум несправедливо, обидно и подло. Почему это должно было приключиться именно с ними?

Разве в мире существовало хоть что-то, чем он мог заслужить подобное?..

Стинг распахнул дверные створки и неверной поступью вышел на балкон. Рука на автомате потянулась к заднему карману джинс за пачкой сигарет, но парень одёрнул себя и просто уселся на пол, опираясь спиной о холодную шероховатую поверхность стены и закидывая голову вверх. Нос заливал приторно-сладкий аромат недавно распустившихся цветов, и лёгкий тёплый ветер кружил в воздухе первые опавшие лепестки сакуры. Люси не стало приблизительно в это же время. Подумать только, прошёл уже целый год, а для него не изменилось ничего совершенно — всё, что у него было, Стинг утратил ещё тогда, а все остальные потери и приобретения по сравнению с этим были слишком незначительными и жалкими. Просто Люси погибла в один погожий весенний день, а вместе с ней навеки умерло и их совместное будущее. Угасло и прошлое, продолжающее существовать только в его памяти, — интересно, какой срок уготован ему? Всего через пару дней ему придётся съехать отсюда, и тогда под обломками исчезнет абсолютно всё — и те поспешно нацарапанные слова клятвы за диваном в том числе, которые уже давно утратили свой смысл.

— Ведь ничего страшного, если я ещё поживу пока, Люси? — беззвучно произнёс он, и притаившийся было ветер резким порывом подхватил его шёпот и унёс куда-то вдаль. Что-то бережно коснулось его плеча, и Стинг почему-то был твёрдо уверен, что это была она. Под веками неожиданно ярко вспыхнул её образ, мягкие очертания лица и нежный, глубокий взгляд.

«Ведь пока я жив, наше прошлое не угаснет, а лишь приобретёт другие очертания».

Ветер лишь ласково усмехнулся и потрепал его волосы, взмывая куда-то вверх и унося с собой все тревоги. На душе вдруг стало неожиданно спокойно — ни обиды, ни горечи, ни боли. Только убивающая своей лёгкостью пустота, но Стинг почему-то был твердо уверен, что именно она и служила тем самым ответом, который он хотел услышать.