клонит меня в сон.

Пусто, я один, но это так захватывающе. Возникают мысли о том, чтобы остаться здесь навсегда, когда я чувствую, как всё моё тело будто становится единым целым с этим миром.

Меня ничто не тревожит, на сердце абсолютный покой.

Если я останусь здесь, больше не будет больно. Не буду страдать, забуду о слезах. Я могу спрятаться здесь, в замке моего собственного сознания и

запереть сердце от монстров и демонов, которые всегда приходят позабавиться надо мной, как только я закрываю глаза.

Здесь, в этом раю, я больше не буду вспоминать о Мин Юнги.

_________–—Биип________––-Биип_____________Биип–––-__________

Сильный запах антисептиков, чем-то напоминающий средство для отбеливания, проникает в нос Чимину, когда первый нерв дёргается на его пальце и тут же немеет. Вообще-то, он не чувствует всё своё тело.

Единственное, что встречает Чимина — это темнота его собственного разума, потому что, пусть он и просыпается словно от очень глубокого сна, у него физически не находится сил, чтобы хотя бы открыть глаза.

И он лежит так, бодрствуя одним лишь разумом, пока сердце едва бьётся, а тело настолько онемело, что даже не ощущается как его собственное. Чимин полагает, что должен думать о чём-то, но едва ли может сосредоточить свои мысли. Парня окружает кромешная темнота, но ему впервые не страшно находится в ней в одиночестве.

Однако вскоре он понимает, что причина, по которой он не боится, заключается в том, что он, на самом деле, вовсе не один.

Он чувствует, как кожа на руке начинает будто гореть, после чего думает, что, может быть, кто-то сжимает его несчастную руку, как глаза, наконец, открываются.

Его приветствует белый потолок, но окружающий мир так размыт, будто на самом деле он тонет под водой, и парню приходится ждать некоторое время, чтобы шум в ушах пропал. Именно тогда Чимин осознаёт, что больше нет криков, нет оглушающего воя сирены, никаких людских голосов. Слишком тихо, слишком спокойно.

Он пытается посмотреть в бок и замечает знакомую коричневую макушку, а его руку сжимают так крепко, будто он вот-вот исчезнет. Затем он моргает с большим усилием и видит множество пугающих шнуров и аппаратов, подключённых к его телу. Он пытается сесть, но вдруг осознание настигает его неожиданно, прямо как похмелье с утра, и он стонет, чувствуя ужасную боль в левом боку.

Чимин шипит от боли, когда все кусочки головоломки медленно собираются воедино.

— Ч-Чимин…? Чимин!

Тело, лежащее напротив, подсаживается ближе, смотря на него широко распахнутыми глазами настолько потрясённо, что даже Чимин слегка шокирован, потому что перед ним не кто иной, как его лучший друг детства Чон Хосок.

— Хобии-П-почему ты здесь-

— Матерь Божья, Пак Чимин! — Хосок всхлипывает, и слёзы тут же скатываются по его лицу, когда он бросается на Пака с крепкими объятиями. Рана на теле больно жжёт, но он позволяет Чону обнимать его, потому что, несмотря на физическую боль, на сердце у него тепло, ведь рядом с ним его лучший друг.

— Боже, врачи говорили, что ты можешь не очнуться… Чёрт, Чимин, как же ты напугал на-напугал меня!

— Хорошо-хорошо, Хоби, прости-

— Да за что ты извиняешься, это ведь не твоя вина! Клянусь, если я узнаю, какой ублюдок стоит за этим… Я отрежу его яйца, обжарю это дерьмо и скормлю акулам! А потом отрежу его конечности и-

Хосок отходит и начинает яростно размахивать руками в воздухе. И когда Чимин чувствует небольшой прилив сил, он смеётся над своим лучшим другом.

— Эй… не смейся. Я правда страшно беспокоился, — удивлённо бормочет Хосок. Даже несмотря на боль, Чимин найдёт способ улыбнуться. Это невероятно, и это вызывает новый поток слёз в глазах старшего, потому что он был так чертовски близок к потере этого ангела. Чон даже думать об этом не хочет.

Отбросив шутки в сторону, Хосок всерьёз проверяет состояние младшего, потому что тот без сознания провёл трое суток. На самом деле, наблюдая всё это время за холодным, посиневшим безжизненным телом, Чон уже стал готовиться к худшему.

Чувства Чимина возвращаются вместе с дёргающей болью в области живота.

Пока парень разговаривал с Хосоком, он заметил вазу с чем-то слишком прекрасным, чтобы это находилось с ним в одном комнате. Подснежники. Галантус.

— Это… — начал парень, привлекая внимание Хосока и указывая на стол рядом. Старший улыбается слабо и начинает теребить края рубашки.

— А… Это от твоего друга, Джебома, он приходил вчера навестить тебя! — Они от Юнги. Хосок лжёт.

Но он не мог рассказать Чимину, что Юнги каждую ночь посещал парня, не покидая его ни на минуту. Что какого-то чёрта заделался флористом, подорвавшись на поиски любимых цветов Чимина. Когда Хосок спросил почему именно «эти» цветы, заметив их рано утром, парень просто ответил: «Потому что любимые цветы Чимина — подснежники.»

Чон знал, какие цветы нравятся младшему, но он не ожидал этого от Юнги, потому что тот и розу с подсолнечником спутать может.

Также Хосок, даже если и захочет, не сможет рассказать Чимину о Юнги, потому что последний настаивал на том, что сам встретится с Паком, когда будет готов. Если будет когда-нибудь.

Прости, Чимин.

Чимин губы сжимает, замечая странную улыбку Хосока и бегающий взгляд; Чон всегда делал так, когда пытался скрыть что-то от младшего.

Но Пак решает проигнорировать это, потому что слишком устал для того, чтобы размышлять о чём-то. Он понимает, что если Джебом узнал о его несчастном случае, то и Сара, наверняка, узнала тоже. Одна мысль об этом доставляла неприятный дискомфорт в желудке. Чимину не нравилось заставлять людей беспокоиться за него.

***

— Юнги, твоей вины в случившемся нет, прекрати корить себя.

Машина едет по оживлённым улицам на довольно маленькой скорости, однако, Юнги почему-то чувствует головокружение.

После долгих уговоров Хосока, Юнги, наконец, соглашается вернуться в отель, чтобы немного отдохнуть и успокоиться, и потому что нытьё младшего слушать больше было невозможно. Да, честно говоря, сил никаких спорить не было, поэтому прямо сейчас Юнги, в сопровождении Намджуна, едет в отель, потому что, по словам Сокджина: «Он наверняка натворит глупостей».

И Ким изо всех сил старается подбодрить парня и успокоить, но в итоге только больше раздражает его.

— Да как ты можешь так уверенно говорить мне, что это не моя вина, Намджун? Когда более чем понятно, что это я должен был получить нож в живот? Я почти убил его. Это моя-

Юнги говорит более резким тоном, чем намеревался, а затем чувствует, как горло снова будто сжимается. Намджун вздыхает. Боже, Юнги нужно избавиться от своих негативных склонностей.

— Ты знаешь, как чертовски глупо звучишь сейчас, Юнги?

Мин смотрит на парня, который вместо помощи только подливает масла в огонь.

— Ты, блять, просто не поймёшь, Намджун. Ты был тем, кто держал его холодное тело ночью, желая оказаться на его месте, истекать кровью вместо него? Нет, блять-

— Нет, не был, но, Юнги, знаешь что? В жизни много дерьма, с которым ты ничего не можешь поделать, но если ты продолжишь убегать и прятаться от каждой проблемы на своём пути, то закончишь тем, что причинишь боль не только себе, но и окружающим людям, которых ты любишь.

Намджун переводит дыхание, пока Юнги думает, что ответить. Но ничего не приходит в голову, потому что всё сказанное ранее — правда. Он не может отрицать ни единого слова Намджуна, потому что это грёбаная правда. Но даже если так, неужели никто не может понять, насколько он отчаялся, пройдя через всё это?

— Нет, Намджун. Ты-ты не понимаешь, сколько боли я причинил ему, — Мин отводит взгляд, нервно теребя дрожащими пальцами подол куртки. — Будь ты на моём месте, разве не чувствовал бы себя виноватым? Просто… Как он может относиться ко мне, как к источнику счастья, в то время как всё, что я когда-либо давал ему, это боль и страдания?

Намджун понимает смысл слов Юнги, но не думает ли он слишком много? Не убегает, в конце концов, как трус, который не может противостоять собственным страхам?