Дэни откашлялась, прерывая монолог миссис Крейг, и к ней сразу обернулись две пары глаз.

– Эм, я пойду спать. Очень устала, – пробормотала она. – Спокойной ночи.

Не став дожидаться, когда «бабушка» начнет причитать, что нельзя ложиться спать на голодный желудок, Дэни быстро развернулась и пошла в комнату старушки на приготовленный для нее диван.

Она думала, что не сможет заснуть после всего произошедшего, но отключилась, едва ее голова коснулась подушки.

Однако сновидения оказались туманными, тут же захватив ее разум неясными тенями. Дэни безостановочно куда-то бежала, боясь опоздать. Вот только куда она опаздывала, было неясно. Лишь в груди росла тревога, говоря ей, что последствия опоздания могут быть катастрофичными.

Дэни открыла какую-то дверь, и ее смыл поток воды. Она пыталась выплыть на поверхность, но ее все дальше засасывало на дно. Дэни снова и снова работала руками и ногами, но это ничуть не помогало. Воздух заканчивался, а она боялась вдохнуть воду. Запаниковав, Дэни случайно выдохнула те крохи воздуха, которые у нее остались, и весь мир поглотила тьма.

Дэни вдруг резко села, тяжело и глубоко дыша. Лишь спустя несколько секунд она осознала, что находится в комнате старушки и что этой ночью сбежала от Фиррор.

«Руп».

Тихо поднявшись, она бесшумно вышла из комнаты миссис Крейг, не желая тревожить ее сон, и подошла к двери, ведущей в небольшую спальню Руперта. Недолго постояв в нерешительности, Дэни поджала губы и толкнула ее. Внутри оказалось темно, лишь слабые предрассветные лучи скользили по полу недалеко от окна. Осторожно задернув тяжелые занавески, она подошла к кровати Руперта.

Парень лежал на спине, а его грудь размеренно вздымалась. Посчитав, что в этом нет ничего предосудительного, Дэни аккуратно пристроилась рядом и накрыла своей ладонью его пальцы на простыне. Стало так спокойно. Словно она была именно там, где и должна быть.

Прикрыв глаза, Дэни, наконец, уснула без сновидений.

ГЛАВА 21

Руперта окружали неясные размытые образы, сдавленные крики и стоны. Кто-то ругался, где-то смеялись. Он знал, что потешаются над ним, но не мог ничего разглядеть. Все было так расплывчато и серо, будто Руп находился в старом немом фильме.

Руперт пытался крутить головой, искать выход и, внутреннее сотрясаясь от острого чувства опасности, медленно продвигался вперед. Вот только где он находился? Взгляд, наконец, сфокусировался на тускло сверкнувшем металле. Острый край ножа был заточен лучше, чем скальпели. Парень сжался в комок, предвосхищая боль. Мелкая точка расплывчатого образа расширилась, превращаясь в пучок режущей боли. Его обожгло, раны тянуло, а кровь не останавливалась. Банни рассмеялась и начала напевать свою песенку. Руперт не мог пошевелиться, с ужасом вдруг осознав, что лежит на операционном столе, с туго стянутыми кожаными ремнями на руках и ногах, один более толстый удерживал его голову. Свет лампы над ним резал глаза.

– Печень или поджелудочная? – донесся вкрадчивый голос Лероя.

– Я хочу вот это, – нож в руках японки уперся ему под ребро у самой груди.

– Но он же умрет, – поцокал Лерой, – нехорошо.

– Я ему не дам, – было слышно, как глотает слюни тварь с азиатским разрезом глаз. – Немного крови, господин, и он сможет все наблюдать до самой последней секунды.

Нож надавили сильнее. Руперт дернулся, но на него никто не обратил внимания. Еще сильнее, и по коже стекла первая капля крови.

– Тогда сначала вскрой ему грудную клетку, а то намучаешься еще.

Руперт вскрикнул и раскрыл глаза, тяжело дыша. Снова этот сон. Почему? Почему всегда одно и то же? Пытаясь сконцентрироваться, чувствуя, как сильно колотится его сердце в груди, он долго смотрел в потолок. Но тот был незнакомым. Светлым. У Фиррор они темные, стены давящие, а освещение скудное. Он попытался возобладать над чувствами и собственным сбитым дыханием, но выходило очень плохо. Руп медленно сел на кровати, до боли сдавливая виски руками, впиваясь ногтями в кожу.

Боль.

– Жив, – едва выдохнул он.

Все верно. Банни была права – чувство боли, это то единственное, что поможет тебе понять: ты еще в сознании и не откинул коньки.

Сандерс скорчился. Вот же сука. Его тут же прошиб озноб. Как же он ненавидел ее и себя за то, что хотел с ней сделать. Это было ненормально. Причинять столько страданий пусть и больному, но все-таки живому существу, было неправильно и бесполезно. Это он понял, стоя перед ней, едва живой, но горящий жаждой мести. Чужая смерть не принесла бы ему облегчения, скорее наоборот, утащила бы дальше в черный омут душевной смерти.

Но с каким упоением Руперт бы смотрел на ее перекошенную от боли морду.

Пытаясь избавиться от видения, парень больно проскреб короткими ногтями по запястью, мотая головой, словно китайский болванчик.

Только теперь он понял, что все же не знает места, где оказался. Медленно, оценивая каждую деталь простого интерьера, Руперт прошелся внимательным взглядом вокруг. Точно, здесь жила какая-то бабуля. Он обернулся на тяжелый вздох и с удивлением заметил, зарывшуюся в одеяло Дэни. Воспоминания врезались в него и кривая, совсем безрадостная ухмылка появилась на его губах. Они сбежали. Точно. Вчера все казалось таким… нереальным. Руперт был уверен, что умрет, но совершенно не боялся этого, равно как и сейчас. Он не ошибся в своей вере в эту девушку.

Парень не знал, который сейчас был час, ибо в комнате часы не висели, но за плотными шторами солнце, похоже, садилось, выкрашивая бордовым все вокруг. Они что, проспали почти сутки? И когда Дэни успела к нему прийти? Впрочем, Руп был даже рад этому, так как не знал, что с ним стало бы, не увидь он ее рядом.

Руп снова лег, повернулся на бок, ощущая, как все еще гулко бьется сердце, и долго всматривался в умиротворенное лицо. Прошлой ночью он ворочался и не мог заставить себя уснуть, вспоминая произошедшее и то, что сделали с Дэни эти сволочи. Она была так же голодна и измучена, как в ту далекую ночь. Неудавшееся свидание, которое всю его жизнь перевернуло к чертям. Представься ему шанс все исправить тем вечером, он бы не стал и вновь бы все пережил. Слишком несправедливо с ней обошлись.

Руп прикусил нижнюю губу и подался вперед, аккуратно обхватывая Дэни и заключая в свои объятия. Ему так давно этого хотелось, что иногда казалось, будто это стало этакой его маленькой мечтой. Если бы можно было одними объятиями лечить все душевные раны, мир, возможно, стал бы добрее.

– Я ненавижу ту сволочь, что сделала это с тобой, – просто сказал он, словно заговоренный поглаживая светлые волосы.

Когда ты был близок к смерти, когда понимаешь, что следующего дня может просто не наступить, то невольно меняешься, забывая о неловкости, которую когда-то испытывал. А все прежние проблемы кажутся пылью, зависшей в воздухе, которая вроде и есть, но от нее тебе не будет ровным счетом ничего. Махни рукой и можешь легко отогнать ее от себя, а она подхваченная потоком воздуха, упорхнет подальше.

И сейчас Руперт просто делал то, чего давно хотел, понимая, что, возможно, через несколько часов или с наступлением ночи может вдруг погибнуть. Он знал, что она проснулась и слышит каждое его слово. Наверное, его короткий вскрик и разбудил Дэни.

– Как же Ева ошиблась, когда с издевкой говорила, будто я влюблен в тебя. Вовсе нет, – он вздохнул, ощущая, как она напряглась. Наверное, сейчас толкнет. – Влюбленность живет до следующей девушки, стираясь новым чувством. Влюбленность остается влюбленностью, так я полагаю. Это простое порхающее чувство, которое легко спутать с любовью, – Руперт усмехнулся, представляя какой глупостью это звучит со стороны. – Любовь же не позволяет новой влюбленности даже зародиться, заставляя тухнуть все еще на подходе. И ты после первых порывов вдруг осознаешь, что ничего, кроме симпатии в тебе нет, устаешь от всего, делаешь больно, если с другой стороны тебя пытались окутать заботой и теплым порхающим чувством. В итоге апатично куришь, не представляя как тебе избавиться от этого, как жить, не выражая чувств и с трудом представляя, что там у тебя может быть нормального в будущем, ибо все планы больше похожи на чьи-то чужие, – ему было тяжело это выговаривать, какая-то часть его все еще боялась неловкости, непонимания, стеснения в дальнейшем общении, но все произошедшее дерьмо, кажется, сломало его, выпуская какого-то другого Руперта на поверхность. Того, кто не боится больше показаться глупым. – Дэни, я люблю тебя. И говорю это не в праздном желании что-то получить взамен, и не прошу вообще хоть как-то отвечать на это, а просто говорю, чтобы ты знала. И меня бесит то, что я не могу просто любить тебя, только потому, что мы разные. Да мне насрать. Стань ты террористкой, серийной убийцей, самым кровожадным вампиром, я бы все равно любил тебя.