Надя отвечала короткими посланиями, составленными столь кропотливо, словно само письмо было для неё самым трудным занятием, однако ж, хватало и нескольких строчек на бумаге, чтобы Александр реально ощутил рядом с собой присутствие подруги. Ведь в Калифорнии от каждого из этих писем так и веяло девственным лесом с ласкающим слух журчанием вод и неповторимым концертом в исполнении птиц и обезьян. Порой Ягуару казалось, что он может чётко услышать запах и влажность леса, что достаточно протянуть руку, и он сможет прикоснуться к подруге. В первом письме она предупредила мальчика, что нужно «читать сердцем», точно так же, как его раньше учили «слушать сердцем».
По мнению девушки это и есть основной способ общения с животными, который ещё и помогает понять неизвестный язык. С помощью всего лишь нескольких практических занятий Александру удалось этого добиться; тогда он понял, что для ощущения тесной связи с девушкой вовсе не нужны бумага и чернила. Оказавшись в тишине и одиночестве, было достаточно лишь подумать об Орлице, чтобы услышать девушку, однако ж, в любом случае писать ей нравилось мальчику больше. Тот своими письмами словно вёл дневник.
Когда, приземлившись в Нью-Йорке, дверца самолёта открылась, и пассажиры, наконец-то, смогли вытянуть ноги после шестичасового вынужденного обездвижения, Александр, разгорячённый и с основательно затёкшими мыслями, вышел из салона с рюкзаком в руках, будучи счастливым снова увидеть бабушку. Мальчик утратил загар, а волосы заметно отросли, прикрыв собою шрам на черепе. Внук помнил, что в предыдущий раз Кейт не встретила его в аэропорте, что, конечно же, не могло не огорчить, ведь тогда он впервые путешествовал в одиночку. И тут же его пробрал смех, как только в памяти всплыл собственный испуг, испытанный в прошлой ситуации. На этот раз бабушка выразилась яснее: они должны были встретиться в аэропорте.
Чуть только мальчик миновал длинный коридор помещения, как сразу же увидел Кейт Койд. Нисколько не изменились те же растрёпанные волосы, те же сломанные линзы, кое-как держащиеся на клейкой ленте. Одета женщина была в тот же жилет с множеством чем только ни заполненных карманов, те же доходящие до колен мешковатые штаны, лишь подчёркивающие поджарые и мускулистые ноги с потрескавшейся, точно кора дерева, кожей. Единственной, пожалуй, неожиданностью оказалось выражение её лица – обычно выражавшее сосредоточенную ярость, на этот раз оно отражало подобие радости. Александр крайне редко видел бабушку улыбающейся, хотя та и смеялась довольно громко и всё больше именно в наименее подходящие для подобной реакции моменты. Этот смех скорее напоминал громкий лай. Теперь же в улыбке угадывалось нежность, хотя и было очень маловероятно, что женщина вообще способна на такого рода чувства.
- Привет, Кейт! - поприветствовал её мальчик, слегка напуганный тем, что у его бабушки слегка поехала крыша.
- Ты прибыл на полчаса позже, - выпалила она, не переставая кашлять.
- Виноват, - признал мальчик, успокоенный её настроем: она была всё той же бабушкой, мимолётная улыбка которой оказалась всего лишь оптической иллюзией.
Александр довольно резко взял её за руку, звучно поцеловав при этом в щёку. Бабушка оттолкнула мальчика, вытерла поцелуй со щеки грубым движением руки и тотчас пригласила пропустить стаканчик, поскольку оставалась ещё пара часов до посадки на самолёт в Лондон, откуда они летят уже в Нью-Дели. Мальчик последовал за ней в специальный зал для тех, кто часто путешествует. Много путешествующая писательница, по крайней мере, могла рассчитывать на роскошь такой услуги. Кейт показала билет, и они вошли. И тогда в трёх метрах Александр увидел тот сюрприз, что приготовила ему бабушка. Мальчика уже ждала Надя Сантос.
Он лишь вскрикнул и, бросив рюкзак, распростёр свои объятия в несколько импульсивной манере, однако ж, устыдившись, ту же опомнился. Надя тоже слегка покраснела и первые мгновения колебалась, не зная, как себя повести перед этим человеком, вдруг показавшимся ей совершенно чужим. Ведь девочка не помнила его столь высоким и со значительно изменившимся лицом, приобретшим за время их разлуки довольно угловатые черты. Наконец, радость победила первоначальную растерянность, и она побежала навстречу лишь бы поскорее прижаться к груди друга. Александр удостоверился, что за прошедшие месяцы Надя нисколько не выросла, а осталась всё той же эфирной девочкой, вся медового цвета, с ленточкой из перьев, перевязывающей её вьющиеся волосы.
Кейт Койд сделала вид, будто с усиленным вниманием читает журнал, ожидая в баре свою водку, пока двое друзей, счастливые от того, что вновь вместе после слишком долгой разлуки и вот-вот вновь отправятся в очередное приключение, шептали свои тотемные имена: Ягуар, Орлица…
Мысль пригласить в путешествие и Надю месяцами крутилась в голове Кейт. Она поддерживала связь с Сесаром Сантосом, отцом девочки, потому что именно он курировал программы Алмазного фонда по сохранению родных лесов и культуры коренных народов, проживающих на берегах реки Амазонка. Сесар Сантос знал местность как никто другой, отчего и считался идеальным человеком для данного задания. От него Кейт узнала, что племя народа тумана, чьим предводителем была колоритная старуха Ийоми, уже предпринимало попытки в короткие сроки приспособиться к различным возникшим переменам. Ийоми отправила четверо молодых – двух юношей и двух девушек – пройти обучение в городе Манаус. Этот человек хотел, чтобы молодые люди изучили обычаи набоб, как называли тех, кто были не индейцами, а посредниками между двумя культурами.
В то время как всё остальное племя пребывало до сих пор в джунглях, живя исключительно охотой и рыбалкой, четыре посланца внезапно явились им, принеся с собой XXI век. Как только люди мало-мальски привыкли носить одежду, а также удалось запомнить минимальный словарь португальского языка, местные храбро приступили к освоению «волшебства набоб», начав то с двух замечательных изобретений: спичек и автобуса. Менее чем за полгода они открыли для себя существование компьютеров, и, судя по этому, по мнению Сесара Сантоса, в уже не столь отдалённый день люди смогли бы составить достойную конкуренцию грозным адвокатам, работающим в корпорациях по исследованию реки Амазонка. Всё будет именно так, как когда-то говорила Йуоми: «Воины далеко не однородны».
Кейт Койд неплохо провела время, умоляя Сесара Сантоса отправить свою дочь посетить город. И убеждала, что так же как Йуоми посылала учиться молодёжь в Манаус, он обязан отправить Надю в Нью-Йорк. Девочка уже была в том возрасте, когда пора бы и покинуть Санта-Мария-де-ла-Лувию и посмотреть в целом мире что-то ещё. Очень хорошо, что она жила среди природы и знала привычки животных и обычаи индейцев, но также было необходимо получить формальное образование и провести пару месяцев каникул в цивилизованном мире, что пошло бы только на пользу, - утверждала писательница. А в тайне надеялась, что данная временная разлука несколько успокоит Сесара Сантоса, отчего в будущем этот человек возможно бы отправил свою дочь учиться в Соединённые Штаты.
Впервые в жизни женщина была готова взять на себя ответственность за кого-то другого, чего не осмеливалась сделать даже со своим собственным сыном Джоном, кто после развода остался жить с родным отцом. Её журналистская работа, путешествия, маниакальные привычки этой немолодой женщины и её, с вечным беспорядком, квартира были отнюдь не идеальными условиями для приёма гостей, однако случай с Надей стал поистине особенным. Женщине казалось, что в свои тринадцать девочка была куда мудрее её самой, уже шестидесятипятилетней. Она была уверена, что Надина душа куда опытнее.
Разумеется, Кейт и словом не обмолвилась о собственных планах своему внуку Александру, а мальчик никак не думал, что она окажется настолько сентиментальной. Тем более в данном случае не было и намёка на любого рода сентиментальность, как о том высокопарно заявляла писательница. Мотивы её были исключительно практичными: просто нужен был человек, кто бы организовал её записи, архивы, а также невероятных размеров кучу всякого разного, оставшуюся на кровати в её квартире. Если бы Надя жила рядом, та бы точно заставила её работать как рабыню, и без всяких шуток. Конечно, это случилось бы намного позже, когда бы девочка пожила бы в её доме какое-то время, а не сию же минуту, в которую упрямый Сесар Сантос наконец-то согласился отправить дочь на несколько недель.
