– А что с ним? – поинтересовалась практичная Альфия в разовом медицинском костюме, не забыв одновременно бросить взгляд в зеркало, спрятанное на сестринском посту под крышкой стойки.

– Наш Омар Омарыч только что отвозил пациента в реанимацию и нашел Константина на полу. Мертвым. Уже вызвали полицию. Говорят, труп только что отправили на судебную экспертизу.

– А в реанимации кого из докторов оставили?

– Хотели, говорят, вызвать Мухину, но найти не смогли. Вроде бы, она взяла отпуск за свой счет и куда-то уехала. У нас всегда так: стоит уйти кому-нибудь в отпуск, и тут же что-то случается. У меня все, – завершила Танечка свое сенсационное сообщение и поднялась со стула:

– В общем, пошла я, пора уколы делать, а вы, девчонки, не болтайте тут лишнего. Омар Омарыч меня строго предупредил. Не дай бог, до пациентов дойдут слухи о смерти доктора в реанимации… Короче, такой негатив ни к чему. Рустам Маратович сказал, что, если информация просочится в прессу, репутации нашей клиники будет нанесен серьезный урон.

Лина прикрыла дверь в коридор и тихонько спросила.

– Как ты думаешь, Башмачков, этот Костян сам умер, или же ему помогли?

– Думаю, сам. Да кому он сдался, этот твой Могильный? – пожал плечами Башмачков. – Этой назойливой Мухе, что ли?

– Ты же сам только что слышал, что доктор Мухина в отпуске.

– Видишь ли, роковая роль Мухи в жизни Бармина у меня теперь вообще под вопросом. Врачу, даже если он в отпуске, не так-то просто попасть в клинику. Его пропуск автоматически блокируется на две недели. Вообще-то в этой клинике пропускная система – как в каком-нибудь атомном центре. Мышь не проскользнет!

– Окстись, Башмачков! Мы же в России, а не в законопослушной Германии! Всегда можно попросить знакомую докторшу заказать пропуск или умолить примелькавшегося охранника пропустить в клинику без этой дурацкой карточки, потому что, дескать, пропуск остался лежать в отделении. К тому же, местные охранники врачей и сестер помнит в лицо…

– В любом случае, судебные медики быстро определят, отчего умер Константин. Мы с тобой его видели всего несколько секунд и за это время никаких следов насилия на его голове и теле не заметили. Может, и вправду это был сердечный приступ?

– Не сбрасывай со счетов яды, – задумчиво проговорила Лина. – Уж кто-то, а медики в них разбираются. Ты знаешь, Башмачков, я должна кое-что тебе показать. На всякий случай я сунула в карман медицинского халата, позаимствованного у Танечки, пластиковый стаканчик. Он там валялся на полу, и я зачем-то решила его прихватить. Ты можешь передать его твоим знакомым судмедэкспертам в лабораторию?

– Ну ты вааще жжешь, Ангелина Викторовна! – простонал Башмачков, однако Лине показалось, что в его глазах мелькнуло искреннее восхищение. – Мои друзья смогут заняться твоим вторсырьем даже не завтра и не послезавтра, а только когда у них появится свободное время. В общем. подруга, давай договоримся по-взрослому. Ты сейчас отдаешь мне этот «особо ценный» стакан и навсегда успокаиваешься с расследованиями. Короче говоря, тихо-мирно готовишься к выписке. Обещаю, я завтра же отдам твой «особо ценный» вещдок знакомым ребятам в полицейскую лабораторию. Ну, а сейчас я отправлюсь в сортир и стяну с себя этих дурацких лягушек. Честно говоря, я устал уже в этом маскараде участвовать.

– Ну да, это тебе не готические романчики кропать, тут головой думать надо, – проворчала Лина и, дождавшись, когда приятель примет нормальный вид, вежливо, но твердо выпроводила его из отделения.

Марианна Мухина была в отличном настроении. Надо сказать, в последнее время это случалось с ней нечасто. Доктор Мухина радовалась, что впереди забрезжили хоть какие-то приятные перемены. Надоевшие дежурства временно прекратятся, и, возможно, в ее жизни наступит счастливая полоса. Марианна давно поняла, что люди делятся на тех, кто рискует, и на тех. кто боится малейших перемен в налаженной, хоть убогой и давно постылой жизни. Марианна Мухина относила себя к первому типу людей и не собиралась застревать на выматывающей работе, с которой у нее давно не было взаимности.

Марианне Мухиной давно казалось, что она проживает чужую жизнь. Это неприятное и тревожное чувство не покидало ее ни на работе, ни в общественном транспорте, ни дома. Размышляя, как изменить судьбу, и не находя ответа, Марианна, словно во сне, ходила на дежурства, покупала продукты, сидела в социальных сетях, но давно уже это не приносило ни удовлетворения, ни куража, ни радости. Не говоря уже о том, что на работе платили намного меньше, чем требовалось молодой и красивой девушке для счастливой и достойной, в ее понимании, жизни. Доктор Мухина каждой клеточкой своего стройного тела и даже души, в существование которой она, правда, не верила, чувствовала, что дни пробегают все быстрее и все бессмысленнее. Словно она едет по рельсам, проложенным по замкнутому кругу, в вагоне детской железной дороги, а за окнами мелькают какие-то убогие детские площадки, пыльные деревья и орущие малыши, которые падают на землю и требуют у мамаш, чтобы поезд прибыл немедленно. Марианна решила дождаться подходящего момента и спрыгнуть во что бы то ни стало из этого воображаемого маленького и тесного вагона, который никогда не привезет ее в город мечты…

Иннокентий Бармин очнулся в светлой большой комнате и слабо застонал. Руки и ноги онемели, шея затекла. Сколько же часов он проспал в одной позе?

– Доброе утро! – проворковала докторша в белом коротком халатике. Из-под ее хирургической шапочки выбивалась кокетливая рыжая прядь, а глаза теплого, медового цвета, смотрели с ласковым вниманием.

– Где я? – тихо поинтересовался старик.

– Иннокентий Михайлович, миленький. Не волнуйтесь! Вас перевели в реабилитационное отделение. – ласково отозвалась рыжая врачиха. – Вам все еще необходим постоянный медицинский уход. Словом, домой еще рано.

– А почему я не помню, как попал сюда? – продолжал осторожные расспросы Бармин.

– Потому что вы пока еще очень слабы, дорогой мой Иннокентий Михайлович. Пришлось сделать вам небольшой укольчик, чтобы вы легче перенесли переезд в другое крыло клиники.

– И все же… Как вас зовут, доктор? – не унимался старик. – Ваш дивный «укольчик» начисто отбил память. Хочется верить, что временно.

– Я ваш ангел-хранитель, – кокетливо улыбнулась девушка. – Вам не о чем волноваться, я обещаю сделать все, что в моих силах.

– А имя у ангела хотя бы есть? – настаивал Бармин.

– Вы можете звать меня просто Мэри, – улыбнулась красавица.

– Да-да, Мэри, начинаю вспоминать, где я вас видел. Во-всяком случае, вы доктор и работаете в этой клинике, это уже кое-что.

Голос Бармина звучал уже не так тревожно, а взгляд смягчился, перестал быть подозрительным.

– После долгого наркоза память нередко вытворяет странные штуки, – терпеливо, как ребенка, успокаивала его девушка низким бархатным голосом. – Впрочем, у нас в клинике нетрудно ошибиться. В медицинских костюмах и в этих шапочках мы все похожи, как близнецы. Я сама, между прочим, нередко путаю коллег со спины.

– Мэри, а где мой мобильный телефон? – внезапно вспомнил Бармин.

– Не волнуйтесь, ради бога, он в надежном месте, – девушка погладила руку Бармина своей прохладной и тонкой, почти прозрачной ручкой с красивыми длинными пальцами и ухоженными розовыми ногтями. – Вам нельзя ни о чем переживать и не стоит пока долго разговаривать по телефону. Скажите, с кем вы хотите связаться, и я отправлю СМС с просьбой вам позвонить.

– Эх, Мэри, одиночество страшная штука. Не с кем мне особенно связываться, – вздохнул старик. – Дочка далеко…

– У вас есть дочь? – искренне удивилась девушка. – Почему же она не навестила отца хоть разок в отделении? Странно, что вы не внесли ее фамилию в медицинские документы…

– К сожалению, Верочка давно уже живет за границей, – вздохнул старик. – Оттуда, сами понимаете, не так просто выбраться, особенно когда есть муж, ребенок, работа…