Переводчик Вячеслав Ионов

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Василенко

Корректор Е. Аксёнова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Художественное оформление и макет Ю. Буга

© Daniel Ellsberg, 2017

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2018

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Весной 1961 г., когда мне только-только исполнилось 30 лет, я узнал, как может выглядеть конец нашего мира. Нет, не гибель Земли, не исчезновение человечества с лица планеты (как я ошибочно тогда полагал), а уничтожение большинства городов и населения Северного полушария. Что мне удалось увидеть в офисе Белого дома, так это один-единственный листок бумаги с простой диаграммой. На нем красовалась шапка «Совершенно секретно – чувствительная информация», а под ней значилось: «Лично президенту».

Пометка «лично» означала, что, по идее, документ должен прочитать только тот, кому он прямо адресован, т. е. президент в данном случае. На практике, однако, его читают также секретари и помощники, но это мизер по сравнению с десятками, а то и сотнями людей, которые обычно видят совершенно секретный документ, даже когда на нем есть надпись «чувствительная информация», предполагающая особый контроль по бюрократическим или политическим соображениям.

Позднее в период работы в Пентагоне в качестве специального помощника в штате министра обороны мне не раз доводилось читать телеграммы и меморандумы, адресованные лично кому-то, хотя я и не был адресатом. В то время для меня, как для консультанта Министерства обороны, знакомство с совершенно секретными документами было обычным делом, но информацию с пометкой «Лично президенту» я видел в первый и последний раз.

Ее показал мне мой друг и коллега Боб Комер, занимавший тогда пост заместителя советника президента по вопросам национальной безопасности. По титульному листу я понял, что это был ответ на вопрос, который президент Кеннеди адресовал Объединенному комитету начальников штабов (JCS) неделю назад. Комер сделал это потому, что именно я сформулировал вопрос, который он от имени президента передал в комитет.

Вопрос выглядел так: «Если ваши планы всеобщей [ядерной] войны пойдут как задумывалось, сколько людей погибнет в Советском Союзе и Китае?»

Ответ был представлен в форме диаграммы. На вертикальной оси откладывались потери в миллионах, а на горизонтальной – время в месяцах. Диаграмма представляла собой прямую линию, которая начиналась на вертикальной оси в точке, обозначавшей предполагаемое количество жертв в течение нескольких часов после нашего удара, а затем шла вверх и достигала максимума через шесть месяцев – условного предела потерь в результате ранений и радиоактивного заражения. Диаграмма далее воспроизведена по памяти – такое забыть невозможно.

Наименьшее число жертв в левой части Диаграммы составляло 275 млн, а справа, через шесть месяцев, оно увеличивалось до 325 млн.

Тем же утром я подготовил еще один вопрос, который предполагалось направить начальникам штабов за подписью президента. В нем запрашивались данные о глобальных потерях от наших ударов, не только в советско-китайском блоке, но и в других странах, которые должны пострадать в результате выпадения радиоактивных осадков. И вновь ответ не заставил себя ждать. Комер показал его мне примерно через неделю. На этот раз в документе приводилась таблица с пояснениями.

В соответствии с прогнозом в Восточной Европе в сумме должны были погибнуть еще 100 млн человек. Радиоактивное заражение могло погубить 100 млн человек и в Западной Европе в зависимости от направления ветра (по большому счету все определялось временем года). Так или иначе, независимо от времени года ожидалась гибель не менее 100 млн человек в нейтральных странах вблизи границ советского блока и Китая: в Финляндии, Австрии, Афганистане, Индии, Японии и др. Радиоактивное заражение после ядерных ударов по укрытиям для советских подводных лодок в Ленинграде должно было, например, полностью опустошить Финляндию.

Суммарные потери от первого американского удара по Советскому Союзу и странам Варшавского договора, а также по Китаю Объединенный комитет оценивал примерно в 600 млн человек. Это сотня холокостов.

Я хорошо помню чувства, захлестнувшие меня при виде этого листка бумаги с диаграммой. Я думал: «Такому листу бумаги не место на Земле. Он не должен был появиться на свет. Не в Америке. Нигде, никогда. Это картина самого большого зла за всю историю человечества. На Земле не должно произойти ничего такого, о чем в нем говорится».

Один из основных ожидаемых эффектов этого плана – отчасти желательный, отчасти (в союзных и нейтральных странах, а также в странах-сателлитах) нежелательный, но предсказуемый и приемлемый – так называемый «сопутствующий урон» был подытожен на втором листке бумаги, который я увидел неделю спустя весной 1961 г.: уничтожение более полумиллиарда человек.

С того дня главной целью моей жизни стало предотвращение реализации подобных планов.

На протяжении тех двух лет, когда я находился под обвинением в копировании совершенно секретных документов Пентагона, двух последующих лет, когда велось расследование Уотергейтского дела, а потом еще более 40 лет один вопрос так и не был предан огласке. В нашей команде защиты во время разбирательства в курсе дела, кроме меня, был лишь мой главный поверенный Леонард Боудин. Ни его помощники, ни мой соответчик Тони Руссо, ни моя жена Патриша ничего не знали об этом.

Во время судебного процесса в Лос-Анджелесе репортеры, в том числе и Питер Шрэг, писавший книгу об этом деле, неоднократно спрашивали меня: «Как долго вы копировали документы? Сколько времени на это ушло?» Я неизменно уходил от ответа и менял тему. Откровенное признание показало бы, что так много времени на копирование одних лишь документов Пентагона не требуется, и неизбежно привело бы к вопросу, на который мне не хотелось отвечать: «Что еще вы копировали?»