Изображение приобрело четкие очертания.

Этим утром, в такси по дороге в Руасси, он немного поспал. Накануне семейный ужин получился куда более бурным, чем обычно. Едва войдя в дом, его брат объявил, что окончательно решил стать педиатром, а не детским хирургом. Не посоветовавшись с матерью!

– Ты хорошо подумал, Ксавье? Разве можно взять и все бросить, после стольких трудов?!

– Подумал и решил, – подтвердил Ксавье. – Буду работать в SOS врачах[21] и с доктором Кальметом. Через восемнадцать месяцев он уйдет на пенсию, и я выкуплю его практику. – Секундная пауза показалась окружающим бесконечной. – Пойми, мама, я просто возвращаюсь к давней мечте. Не нужно было идти у тебя на поводу и записываться на курс, который был мне тысячу лет не нужен!

– Я полагала, ты сделал это осознанно.

Мать и сын были раздражены и недовольны друг другом. Он, высокий и непреклонный, стоял перед своей миниатюрной матерью, а она сидела, смотрела на него и сокрушалась, что сыну больше не восемь лет и он перестал беспрекословно ей подчиняться.

– Ну не лежит у меня душа к хирургии, понимаешь? Я хочу лечить детей. Все. Тема закрыта.

– Однажды ты пожалеешь, что поддался своему «хочу».

– Мне тридцать два, и я знаю, что должен делать, и жалею, что не определился вовремя и бесповоротно, как Бертран.

– А ты помнишь, что твой «определившийся» брат до сих пор живет с родителями?

Устав, Флоранс Жианелли становилась очень неприятной. Если Ксавье противоречил матери, Бертрану не стоило попадаться под руку: он действовал на нее, как красная тряпка на быка. Из члена-семьи-выбравшего-стезю-искусства он превращался в того, кто, подобно худшему из лентяев, ушел с третьего курса, бросив-учиться-на-инженера. Флоранс считала его «легковесным типом, который уклоняется от любой ответственности и делает лишь то, что ему нравится! Клюет по зернышку в родительском доме, как божья птичка, и даже лампочку никогда не поменяет!»

В словах матери была доля правды, но тон ответной реплики Бертрана оказался чересчур холодным: «И сколько же дней в году я вам надоедаю?» – что омрачило окончание ужина. Он картинно скрестил руки на груди и заявил, что «лишен генов, необходимых для создания семьи».

– Хорошенькая отмазка! – съязвила Флоранс.

Бертран смолчал, но атмосфера «семейного очага» успела пропитаться напряжением, вопросами без ответов, спорными истинами, болезненными воспоминаниями и взаимным отторжением.

Да, молодой человек никогда не мечтал о семейной жизни и не скрывал этого. Некоторых девушек не смущало его непостоянство. Другие надеялись перевоспитать героя. Именно такую стратегию выбрала Дафна. И вдруг он вопреки логике влюбился в Лолу. Почему так случилось? Что сыграло решающую роль? Жара? Собранные в пучок волосы? Тот факт, что женщина в розовом топике, легинсах и мужских вьетнамках выходит замуж за другого? Родинка на шее? Стремление доказать себе, что я не мерзавец? Или ручка кухонной двери, которую я могу починить, будь она трижды неладна, мама?!

В такси он мучился теми же вопросами. Солнце приподняло уголок пухлой, как ватное одеяло, тучи и погладило его по щеке. Бертран всегда был «жаворонком». Он хотел бодрствовать, когда всходило дневное светило (или дневная звезда), чтобы ощущать его тепло. Вот почему я так люблю Африку. Там солнце вездесуще и всевластно. Людям не приходится ждать его со страхом и надеждой. Водитель не выключил радио, диктор что-то бубнил, и Бертран прислушался. Забастовали служащие железных дорог. Студентам повысили плату за общежитие. В ближайшие годы проявится нехватка детских хирургов. Мама не переупрямит Ксавье. Они с братом жутко несговорчивы.

Таксист нашел другую волну, и в салоне зазвучала индийская музыка. Расслабиться. Перестать думать. Поправка: не думать о том, что сегодня 5 июня… Бертран редко летал рейсами Air France, Лола работала только на дальних рейсах. Ему и в голову не пришло, что он встретит ее на борту, но, может, мы окажемся в небе одновременно? Плавный ход его мыслей нарушил звук лопнувшей шины. Машину занесло. Бертран осторожно распрямился, проверяя свои ощущения, водитель припарковался у обочины и скомандовал с неопознаваемым акцентом, бурно жестикулируя:

– Вы почти приехать. Не платить. Бежать ногами. Go. Go. Go. Go!

Случается, взрослый человек подчиняется, даже если на него кричит не родная мама, а чужой человек. Бертран стартовал, как спринтер. С чемоданом в руке и сумками на спине и плече. Смотрел он на стрелки часов и не заметил выбоину на полосе аварийной остановки. Ему повезло – ни перелома, ни вывиха щиколотки не случилось, он упал, разбился, но нечто божественное «телепортировало» его в кресло авиалайнера. Самолет взлетел, раны открылись. Он встал, чтобы попросить о помощи, и тут выяснилось, что этот день – подарок свыше.

Лола оказалась в самолете и перевязала его.

Детали персонального пазла странным образом сложились вместе. Перед глазами разворачивалась картина жизни. Умение терпеть / не замечать / уклоняться от ударов, закрывать глаза на то, чего хотел избежать, и нацеливать объектив на все, что решил запечатлеть. Стоящую в дверях Лолу. Торжествующее лицо матери. Бертран не мог не восхищаться ее умением сказать точное слово в нужный момент, поднять бровь, упереть кулаки в бока и заставить ребенка признаться в содеянном. Попросить прощения. Принять наказание. Я в самолете с женщиной, которую не сумел удержать. «Я, кажется, беременна…»

Его плеча коснулась рука, и он вздрогнул. Лола присела на корточки рядом с креслом. Она не рассуждала, не прикидывала, не взвешивала. Думала только о нем и делала, что положено. «До чего же он хорош с короткой стрижкой…» А теперь вот подошла – неизвестно зачем. Соседка Бертрана сгорала от любопытства, пытаясь расслышать все, до последнего слова. Лола спросила, почти беззвучно:

– Зачем ты здесь?

Ты.

Две буквы. Простые. Легко выговариваемые. Злокозненная воля Великого Зануды превратила их в набор плоских слов:

– Буду снимать Сибирь для GEO.

– Сначала залечи раны. В московском аэропорту зайдешь в аптеку и купишь заживляющую мазь.

– Сделала тест?

– Куплю, когда прилетим.

– Пойдем вместе.

Лола улыбнулась, но тут же сделала официальное лицо и пошла на рабочее место, чувствуя спиной Бертрана. Слава богу, одному из пассажиров что-то понадобилось!

Бертран обогнал Лолу, похромал в «хвост» и закрылся в туалете. Вымыл здоровую руку, провел влажной ладонью по волосам, взглянул в зеркало – и не понравился себе. Почему-то вспомнил, как смотрел на нее, лежащую на кровати в номере отеля. Мост был так красив! И панорама мира с него открывалась изумительная. А он, идиот, не замечал.

Только через год Бертран осознал то, что почуял в первый же момент: «Она – та самая!» Почуял – и не прислушался. А потом упустил свой шанс у лифта. Бог троицу любит… Нет, ну что за рожа…

И все-таки Великий Творец Чудес благоволил Бертрану: когда он вышел, Лола была одна в пустой кухне.

– Поужинай со мной…

– Бертран…

– Обычный ужин. Купишь тест, потом я отведу тебя, куда захочешь. Скажи «да».

Лола молча смотрела на него и не могла решиться. Он повторил с той же ненавязчиво-просительной интонацией:

– Скажи «да».

Пассажир – тот самый, что сразу после взлета выдул три литра кофе, – снова вклинился в разговор, и Бертран перевел:

– Мсье хочет кофе.

Русский потребовал еще и водки, широко улыбнулся и предложил Бертрану составить ему компанию. Фотограф отказался – очень-очень вежливо. Ему на сегодня хватило возбуждающих средств. «Рубаха-парень» пялился на Лолу, пока она наливала ему горячительное, панибратски хлопнул Бертрана по плечу и гаркнул с жутким акцентом: