– С ВАШИМИ ДОМАМИ И ИМУЩЕСТВОМ НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ! ПРОСТО УЕЗЖАЙТЕ! УЕЗЖАЙТЕ! ОРГАНИЗАЦИЯ ПОЗАБОТИТСЯ О ВАС!

Я стала молиться Организации.

Во второй половине дня мы добрались до окраины города и остановились на обочине под кассией[22]. Впереди петляла Кбальтноль – эстакада, у которой папа договорился встретиться с младшим братом. Слева раскинулся мост Монивонга – по нему мы должны выехать из Пномпеня в сторону Манговой Обители, нашего загородного дома. Мы дождемся дядю с его семьей, и все вместе переедем через мост. Иначе нас могут разлучить и отправить в противоположные стороны.

Мы искали среди сотен, тысяч проплывавших мимо лиц, однако так и не увидели никого, похожего на моих дядю и тетю и их сыновей-близнецов. Один или два раза, когда «красные кхмеры» смотрели в нашу сторону, папа заводил машину и трогался с места, делая вид, что движется вместе со всеми. Я разглядывала простиравшееся передо мной людское море.

Среди испуганных, растерянных людей попадались те, кто, казалось, не боялся ни солдат, ни американских бомб. Рядом с нами, отгоняя тряпкой мух, прохаживалась взад-вперед женщина, продававшая жареные бананы. К ней подошла девочка, увешанная жасминовыми гирляндами, и выменяла небольшую гирлянду на банан.

– Новогодний жасмин! Новогодний жасмин! – кричала девочка.

Такой голос, подумала я, должен быть у новогоднего теводы – четкий, чистый, как звон храмового колокольчика на рассвете.

Откусывая понемногу от банана, девочка перешла через улицу. Затем, должно быть почувствовав на себе мамин взгляд, повернулась и с улыбкой побежала к нашей машине. Мама выбрала гирлянду с длинной, яркой лентой, похожей на хвост попугая ара, и дала девочке денег. Увидев сумму, та просияла и вприпрыжку помчалась к продавщице бананов.

Мама сняла с гирлянды ленту и отдала ее Радане, а цветы повесила на зеркало заднего вида, и машину тотчас наполнил аромат жасмина. Я поискала девочку взглядом, но она уже растворилась в толпе, и только ее голосок продолжал петь:

– Новогодний жасмин, новогодний жасмин, покупайте, пока свежий…

Внезапно огромный огненный столб взметнулся в небо в квартале от нас, где стояли дома с торговыми рядами. Вокруг столпились зеваки, улицы загудели от криков и испуганных возгласов. Сквозь дым я видела, как солдаты бросают в бушующее пламя охапки бумаги. Обрывки порхали у них над головами, точно воздушные змеи без веревки, и падали в огненную пасть. Мальчик рванулся за листом бумаги размером с купюру. Один из солдат схватил его за шею и отшвырнул в сторону – чтобы другие не лезли в горящую кучу, от которой во все стороны расходились волны плотного жара.

Папа резко завел машину и направил ее к мосту. К нам с пистолетом в руках шел «красный кхмер». Я опять стала молиться Организации.

Солдат – парень с веснушками, едва заметными на его коже цвета тростникового сахара, – пошел рядом с «БМВ», помогая нам проехать. Я сперва подумала, что он хотел расстрелять нас. Когда солдат стучал по капоту, папа держался правее, а когда по крылу – левее. Так мы выбрались на мост.

– Спасибо, товарищ! – поблагодарил его папа, высунув голову из машины.

Парень расплылся в улыбке и отсалютовал ему. Через мгновение он уже вернулся назад и начал помогать другим машинам.

Мы по чуть-чуть продвигались вперед, то и дело натыкаясь на корзины, повозки, машины, людей и животных. Рядом с нами женщина везла на тачке мужа-калеку. Обмотав плечи шарфом, она привязала концы к ручкам тачки и напоминала впряженного в повозку вола. Ее муж лежал поверх вещей, вытянув неподвижные ноги в бинтах. Папа взял влево и нечаянно преградил им дорогу. Женщина метнула на нас сердитый взгляд и что-то пробормотала под нос – наверняка проклятие. В конце концов она остановилась, чтобы вытереть с лица пот, и мы объехали их.

Повсюду на мосту раздавались автомобильные гудки – как будто они могли что-то изменить. Двое мужчин, не поделив дорогу, слезли с мопедов и принялись пихать друг друга. Около них тут же возник «красный кхмер», и мужчины сразу прекратили перепалку, сели на мопеды и, помогая себе ногами, покатили вперед, словно преступники, удирающие с места преступления.

Внезапно мост замер, идти и ехать стало некуда. Толпа впереди заволновалась. Люди начали кричать и толкать друг друга. Некоторые хотели было пойти назад, но не смогли даже развернуться. Те, кто шел сзади, продолжали напирать. Наша машина раскачивалась взад-вперед, как будто мы стояли не на бетонном мосту, а на подвесном. Папа высунул голову из машины и спросил у стоявшего рядом мужчины:

– Что происходит?

– Ведут заключенных.

– Заключенных? Каких?

– Людей из правительства и военных, тех, кто пытался бежать… Вот они!

– Не смотри! – велела мне Тата. – Опусти голову!

Я опустила голову и тут же подняла ее снова. По мосту шагала группа «красных кхмеров». Они вели только одного заключенного, с повязкой из кромы на глазах и связанными за спиной руками. Он шел, спотыкаясь. Изо рта капала кровь, на опухшем лице – синяки, все тело в ссадинах и кровоподтеках. В таком виде он – крупный мужчина – казался маленьким и беззащитным. Солдаты – двое впереди и трое сзади – били и пинали его ногами. Притихшая толпа расступилась.

Когда заключенный подошел ближе, я увидела, что его щиколотки связаны веревкой. Веревка была не длиннее вытянутой руки, поэтому при ходьбе он переваливался с ноги на ногу. Вздумай он бежать, у него бы все равно не вышло – слишком слаб. Заключенный проковылял мимо, задев нашу машину. Солдаты по очереди подгоняли его ударами прикладов. Он не сопротивлялся, не отвечал на издевательства, просто плелся вперед, волоча на себе тяжкий груз отчаяния. Я не сводила с него глаз до тех пор, пока он не исчез из виду.

Толпа сомкнулась и снова зашумела. Все рвались вперед, старались обогнать друг друга, оказаться как можно дальше от невидимого преследователя.

– ОРГАНИЗАЦИЯ ЖДЕТ ВАС! ОРГАНИЗАЦИЯ ЗАЩИТИТ ВАС! – ревели громкоговорители на обоих концах моста.

Я искала Организацию повсюду, однако находила лишь растерянность и отчаяние. Человек залез на перила моста и хотел спрыгнуть. Проходивший мимо солдат схватил его за рубашку и сдернул вниз. И пошел дальше. А человек так и остался стоять, покачиваясь на волнах поглотившей его толпы. Его жизнь спасли, только никому до нее не было дела.

Казалось, мы никогда не выберемся из этого столпотворения, но тут мост кончился и путь раздвоился. Папа повернул налево – на узкую дорогу, идущую вдоль реки. Что-то привлекло его внимание. У обочины стоял черный «Мерседес-Бенц». Я узнала машину. Мы подъехали ближе. Вытянув шею, я старалась разглядеть людей за стеклами автомобиля. И только когда из машины, словно мифический великан якк, огромный и непобедимый, вышел Большой Дядя, мое сердце перестало тревожно стучать.

Дядя направился к нам, за ним шли тетя Индия и близнецы. Мальчики запрыгали от радости при виде Раданы, которая размахивала красной лентой.

– Нужно выбираться из этого кошмара, – произнес папа.

На закате мы приехали в Киенсвай, городок неподалеку от Пномпеня. Несмотря на небольшое расстояние, дорога заняла у нас полдня. Впрочем, нам повезло, что мы вообще выбрались из города.

Наш загородный дом, Манговая Обитель, представлял собой бунгало во французском колониальном стиле и сильно выделялся среди кхмерских домиков из тикового дерева, выстроившихся вдоль реки Меконг. Дом стоял на участке площадью два акра, засаженном манговыми деревьями. Окна выходили на узкую проселочную дорогу, где редко можно было услышать звук мотора. Большинство местных жителей выращивали фрукты или рис либо ловили рыбу, кроме повозок и лодок из средств передвижения у них имелись разве что велосипеды.

В тот вечер в Киенсвай будто нагрянула вся столица. Тихий, уединенный уголок наводнили тысячи людей, искавших место для ночлега. Они парковали машины везде, где находили свободное место.