– Где ты? – пропела мама. – Я тебя догоню…

Радана весело завизжала. Они с мамой играли в прятки.

Я заболела полиомиелитом, когда мне был год, и до трех лет не могла ходить. Со мной маленькой мама не играла в прятки.

– Ради всего святого, пошевеливайся! – раздался сверху вздох Кормилицы.

Разодетые в шелка, такие яркие, что порхавшие вокруг птицы и бабочки терялись на нашем фоне, мы собрались в столовой – открытом деревянном домике с крышей-пагодой посреди двора в окружении деревьев и цветов. Мама снова преобразилась, на этот раз из бабочки в цветущий сад. Она переоделась в белую кружевную блузку и темно-синий сампот в мелкий белый цветочек. Собрала длинные волосы в пучок и украсила их жасмином. Вплела в прическу шелковую нить с цветком магнолии. Когда мама двигалась, гладкие, как слоновая кость, лепестки касались ее шеи.

Рядом с мамой я, в металлической шине, тяжелых ортопедических ботинках и голубом платье с оборками, чувствовала себя неуклюжей и нелепой, словно манекен на железной подставке, который наспех задрапировали тканью. В довершение всего у меня беспрестанно урчало в животе. Сколько можно ее ждать?

Наконец на балконе, опираясь всем телом на папину руку, появилась Бабушка-королева – так ее называли в кругу семьи. Она медленно спустилась по лестнице, и все поспешили ей навстречу, дабы выразить почтение. Выстроившись в очередь по старшинству, мы преклонили колени, опустили головы и сложили ладони перед собой, так что кончики пальцев касались подбородка. Бабушка стояла у подножия лестницы, пока мы по одному кланялись ей в ноги. Закончив, мы проводили ее к столу и тоже заняли свои места.

На столе царило настоящее изобилие: каша из семян лотоса, подслащенная пальмовым сахаром, клейкий рис с жареным кунжутом и кокосовой стружкой, суп-лапша с говядиной, приправленный кориандром и анисом, омлет с грибами, ломтики багета – еда на любой вкус. В центре возвышалось большое серебряное блюдо с фруктами. Манго и папайю Старичок собрал в саду, а рамбутаны[9] и мангустины[10] Ом Бао утром принесла с рынка. Завтраки с Бабушкой-королевой всегда отличались роскошью. Бабушка была принцессой – все то и дело напоминали мне об этом, чтобы я не забывала, как вести себя в ее присутствии.

Я подождала, пока Бабушка-королева приступит к еде, и сняла крышку со своей тарелки с супом. От ароматного пара защекотало в носу. Я осторожно поднесла к губам ложку с горячим бульоном.

– Не торопись, – велела мама, кладя на колени салфетку. – Ты ведь не хочешь обжечь язык.

Она улыбнулась. Я смотрела на нее как завороженная. Может быть, я все-таки видела новогоднего теводу?

– Я собираюсь после завтрака посетить храм в Туольтумпонге. Сестра пришлет своего водителя – я поеду с ней, так что, если ты хотел куда-то выбраться, наша машина свободна. – Мама обращалась к папе.

Папа, слегка склонив голову набок, читал газету. Одетый, как обычно, неброско – коричневые штаны и пшенично-бежевая рубашка, – он в противоположность маме был сдержанным и серьезным. Папа взял со стола чашку и начал мелкими глотками пить горячий кофе со сгущенным молоком. Погруженный в чтение, он позабыл обо всем на свете, включая еду. Мамины слова повисли в воздухе.

Мама только вздохнула – ей не хотелось расставаться с хорошим настроением.

– Тебе не помешает немного прогуляться, – ответила ей Тата, сидевшая на другом конце стола, напротив Бабушки-королевы.

Тата – папина старшая сестра, сводная – от первого брака Бабушки-королевы с принцем из династии Нородом[11]. На самом деле ее зовут по-другому, просто когда я была совсем маленькой, я называла ее «тата», и все в семье, даже Бабушка-королева, стали повторять за мной.

Бабушка тем временем с блаженным видом восседала во главе стола. Старость и слабоумие сделали ее равнодушной к заботам этого мира. Она была принцессой – Прэах Анг Мтях Ксатрэй[12] – и оттого казалась мне еще более неуловимой, чем теводы. «Королева» нашей семьи, большую часть времени она оставалась недосягаемой для окружающих.

– Я ненадолго, – сказала мама. – Только прочту молитву и вернусь. Нехорошо начинать праздновать Новый год без молитвы.

– Устроить праздник – хорошая мысль, Ана, – кивнула Тата и, оглядевшись, с удовольствием отметила, что в доме с самого утра идут приготовления к Новому году.

На кухне Ом Бао уже поставила готовиться первую партию новогодних ном ансом – пирожков из клейкого риса, завернутых в банановые листья. В оставшиеся до Нового года дни мы будем угощать ими друзей и соседей. На балконе служанки, опустившись на четвереньки, натирали пол и перила свечным воском. Внизу Старичок подметал двор. Он почистил стоявший под баньяном домик для духов, и теперь тот сиял на золотом постаменте, точно буддийский храм в миниатюре. Колонны и шпиль увиты гирляндами жасмина, а в глиняном горшочке с рисом – три благовонные палочки, подношение главным защитникам: предкам, теводам и духам-покровителям. Все они жили в домике, наблюдая за нами и охраняя от зла. Нам нечего бояться, повторяла Кормилица. Пока мы в этих стенах, война нас не коснется.

– Я сегодня глаз не сомкнула, – снова заговорила Тата, зачерпывая ложкой коричневый сахар из сахарницы и посыпая им рис. – Кошмарная жара, да еще эти взрывы – никогда так не гремело!

Мама аккуратно отложила вилку, стараясь не показывать раздражения. Я знала, о чем она думает. Неужели нельзя поговорить о чем-то другом? Однако она жила в семье мужа и была единственной за этим столом, в чьих жилах не текла королевская кровь. А значит, не имела права говорить, пока ее не спросят, и не могла указывать Тате, какую тему выбирать для разговора. «Наша семья, Рами, как букет: каждому стеблю, каждому цветку – свое место», – говорила мама. Так она пыталась объяснить, что умение держать себя – не игра и не ритуал, а настоящее искусство.

– Правда, Мтях Мае?[13] – спросила Тата у бабушки на «королевском» языке.

– А? – переспросила Бабушка-королева.

Она глуховата и к тому же – как обычно – не следит за беседой.

– Взрывы! – почти прокричала Тата. – Ужасно, правда?

– Какие взрывы?

Я едва сдерживала смех. Разговаривать с Бабушкой-королевой – все равно что кричать в тоннель: в ответ получаешь только эхо собственных слов.

Папа поднял глаза от газеты и хотел что-то сказать, но тут пришла Ом Бао. На серебряном подносе кухарка несла стаканы с прохладительным напитком, который она делала каждое утро: ледяная вода с семенами базилика, тростниковым сахаром и цветами жасмина. Ом Бао расставила стаканы на столе. Коснувшись носом края стакана, я вдохнула чудесный, сладкий аромат. «Девочки ищут икру» – так называла свой напиток Ом Бао. Когда Старичок утром собрал жасмин, лепестки были плотно сжаты, но теперь они раскрылись и напоминали маленькие юбочки – как будто девочки нырнули в стакан! Я только сейчас заметила, что семена базилика и правда похожи на прозрачную рыбью икру. Обрадованная неожиданным открытием, я улыбнулась.

– Не сутулься, – строго сказала мама.

Я выпрямилась. Папа бросил на меня сочувственный взгляд.

– Ом Бао! Ты перестала баловать нас сахаром? – удивленно воскликнул он, отпив из стакана.

– Простите, Ваше Высочество… – Беспокойный взгляд кухарки метнулся от папы к маме. – Я стараюсь лишний раз не расходовать тростниковый сахар. Наши запасы на исходе, а его нынче так трудно купить. – Она сокрушенно покачала головой. – Ваша покорная слуга сожалеет, что напиток недостаточно сладкий, Ваше Высочество.

Когда Ом Бао нервничала, то становилась чересчур церемонной и многословной. Это ее «ваша покорная слуга» прозвучало тем более неуместно, потому что напротив Его Высочества я, как щенок, лакала суп из тарелки.