Пат кончил с криком-вздохом, я размазал сперму по его животу. Белесые, в жемчуг, капли — это очень красиво. Почему мы забываем, что секс может быть настолько красивым и выстилаем его c подложкой алчности, жестокости и отчаяния. По идее, секс — простая штука. Два человека хотят друг друга, и могут получить сладостные мгновения.
Наслаждайся мгновением, брат.
Они так тяжелы, мгновения. Я не могу ими больше наслаждаться.
Я облизал пальцы, до последней капли. Мне очень нравится Пат на вкус.
— Ты не кончил, — сказал Пат, глядя как я застегивал брюки.
— Не имеет значения, — глухо сказал я, — Помнишь Клару?
Пат ничего не ответил, лишь помрачнел.
— Даже секс с тобой — сплошное отчаяние, — лишь сказал он, быстро одеваясь и также быстро ретировавшись.
Он оставил меня одного с кучей вопросов, на которые я не найду ответы.
И у него ко мне тоже есть вопросы. И я бы ответил, если бы смог. Если бы мне было чуть легче, чем сейчас.
========== Глава 16 Запись ==========
Первая запись
Голос за голозавесой.
Вопрос:
— Вы убивали вместе?
Ответ:
— Вместе.
Вопрос:
— Вам это нравилось.
Ответ:
— Нравилось в первый год. Позднее, сейчас — уже наскучило.
Вопрос:
— Что вас связывает с Мареком Виленски?
Ответ:
— Он мой старый друг.
Вопрос:
— Вы специально возобновили дружбу, чтобы быть в курсе следствия?
Ответ:
— Да.
Вопрос:
— Вы были под влиянием Дерека Виленски?
Ответ:
— Сначала. Потом уже нет. Но его я тоже использовал. Он совсем слетел с катушек, и я мог обернуть это себе на пользу. Он был, по настоящему, безумным, а я мог таким притвориться. Я знал, что он вернется через четыре года, и правда о двух убийствах в последний год может всплыть. Он мог проболтаться. Я сначала хотел его убить, но передумал. Мне пришлось пойти у него на поводу.
Вопрос:
— Вы были под его влиянием, или всё-таки принимали решения самостоятельно?
Ответ: молчание.
Вопрос: Отвечайте!
Ответ:
— Я не знаю! Я боялся, что правда вскроется! Я встретился с ним, и он предложил развлечься… или как он это называл. Он стал еще хуже, чем был. Он стал совсем одержимым. На этот раз он не убивал женщин, а убивал мальчиков, похожих на меня в детстве!
Другой голос за голозавесой:
— Поэтому мы и не смогли связать эти убийства с прошлыми. Два женских трупа, вываренных в кислоте до неузнаваемости. Это не походило на серийные убийства.
Еще один голос, срывающийся:
— Наручники, дурак! Ты прокололся на наручниках!
Первый голос:
— Марек, сядь на место и замолчи, а то выгоню.
Ответ подследственного: хихиканье.
Срывающийся голос:
— Какая же ты сволочь.
Первый голос:
— МАРЕК!!!
Конец записи.
Вторая запись
Голос за голозавесой.
Вопрос:
— Почему вы использовали наручники?
Ответ:
— Не я использовал. Дерек. Мы так развлекались. Сексуальные игры. Ему нравилось так играть со мной. Он поднимал меня, беспомощного, на наручниках. Потом он использовал наручники с детьми.
Вопрос:
— Вам было важно убивать?
Ответ:
— Какой странный вопрос.
Вопрос:
— Вычеркиваем.
Вопрос:
— Что вы чувствовали, когда убивали?
Молчание длилось минуту.
Ответ:
— Это немного похоже на секс. С той разницей лишь, что секс можно разнообразить. Убийство — всегда убийство.
Вопрос:
— Почему вы пришли к Мареку Виленски и сказали, что вас подставили? Что у вас лунатизм?
Ответ:
— Это было просто. Он мог мне поверить. Летиция могла и поверила и приказала, чтоб меня не трогали до поимки убийцы. Дерека бы поймали, и я заткнул бы ему рот. Я бы остался вне подозрений, идя по краю.
Голос за завесой:
— Ты и ходил по краю. Ты меня использовал. Ты связал всех: Летицию, меня, всю полицию. Дерек убивал только в Красном секторе.
Молчание.
Ответ:
— Красный сектор — территория детства Дерека. Поэтому только в нем он и убивал.
Голос за завесой:
— Ты меня любишь?
— ВИЛЕНСКИ!!!
Конец записи.
========== Глава 17 Письмо ==========
Настал день «икс», и Пат отдал мне письмо. Не знаю, как оно оказалось у него. Может, Летиция отдала. Не суть важно. Важно то, что они все всё знали, а я ничего не знал.
Пат привез меня к себе домой и плюхнул на свой черный матрас, снятый с канатов, в руки всучив бутылку виски и письмо.
Заботливый-то какой. Знал, что мне понадобится.
Все-то они всё знают, я один ничего не знаю. Как мне всё это надоело.
Я открыл бутылку, отпил несколько глотков. Поставил бутылку на пол. Пат шебуршал где-то на кухне, переговариваясь с кошкой в пол голоса.
Я вздохнул и открыл письмо — сколько можно откладывать.
«Привет, Марек
Это я. Твой брат, который испортил тебе жизнь. И себе, впрочем, тоже.
Я знаю, ты меня не простишь. Никто меня не простит. Даже я сам себя не могу простить. Я в себе копаюсь, как ты это называешь, но выкапываю одну гниль и черную жижу. Иногда я не знаю, зачем я делаю какие-то вещи. Просто делаю.
Я больше не чувствую боли, Марек. Я больше не чувствую радости. Я даже не чувствую отчаяния. Я пытаюсь найти отголоски чувств, но не могу.
Мне так хочется хоть что-то почувствовать, но во мне чувств не осталось. Всё — ровно.
Это так страшно, когда всё — ровно.
Мне кажется, меня уже не осталось. Я высыпался весь, как песок, ушел сквозь пальцы Бога. Меня больше не осталось.
Я знаю, что ты меня не простишь, но я всё равно заранее прошу прощения.
Сбежать и умереть — иногда одно и то же. Умереть я не могу, но сбежать у меня получится. Эрик сделал мне проходку и поделился деньгами. Я заработаю и верну ему. И вернусь сам. Если вернусь. Надеюсь — вернусь.
Помни меня, брат.
Нас всегда было четверо, помнишь?..
Дерек.»
Странное письмо, да?
Как впоследствии будет ясно: таким образом, он, Дерек, меня оберегал. Он знал, что сходит с ума, но умереть не мог. Он надеялся, что иная жизнь его вылечит. Но он не вылечился. Всё стало только хуже.
Пат пришел, когда я лежал, глядя в багровый потолок с прожилочками. Тупо глядя и тупо задыхаясь.
Он подбежал ко мне и помог приподняться.
— Дыши, твою мать!
Я засмеялся. И долго, неостановимо, хохотал.
— Марек? — вид у Пата был на редкость испуганный.
Я отмахнулся:
— Со мной всё нормально. Не суетись.
Я замолчал. И почувствовал, что полились слезы — я начал плакать, впервые за десять лет. Я скулил и подвывал, а Пат залез с ногами на матрас и прижимал меня к себе. Я не делал попыток обнять его в ответ.
— Почему четыре года? — проговорил я сквозь слезы, глотая слова, — Почему через четыре года — отдать?..
— Там есть строчка. Что нас всегда было четверо.
Я замолк.
— Да.
Пат натянул рукав рубашки на руку и вытер мое лицо. Я засмеялся.
— Какие вы затейники, однако. Вы все такие затейники… Поубивать бы вас, к черту.
Пат ничего не сказал.
— Вы все всё знали. Вы знали, что он жив.
Я опять стал плакать. Эти слезы, которые десять лет во мне копились, наконец нашли выход и решили меня смыть волной цунами.
— Нас сейчас смоет, — я засмеялся. И резко замолк.
Мне не хватало дыхания и не хватало слов. И времени теперь не хватало. Я не успел оплакать потерю, как потеря вздумала ко мне явиться.
— Пат, — позвал я.
— Да? — тихо откликнулся он.
— Почему ты стал со мной опять общаться?
Пат медлил несколько секунд:
— Я следил за тобой, но ты был недоступен. Мне было удивительно, как тебе легко удалось перечеркнуть наши года.
— Нелегко. Это не было легким.
— Тогда почему.
— Мне хотелось другой жизни, и Джон мне ее дал. Без Дерека.
— Ему тоже хотелось другой жизни. Поэтому он и сбежал.
Опять молчание. С Патом можно было молчать, я понял. Только с Айви можно было так молчать. Наше молчание не держало в себе напряжение. Я такой глупый, я столько лет потратил впустую.