Она наклонилась над подоконником, и меня бросило в жар от близости видневшейся из-под халата полной груди. Я пытался что-то сказать, но в голову ничего не приходило. Соня рассмеялась и выпрямилась.

– Опять глазеешь, да заходи ты.

Я зашел и сел за стол, стараясь не глядеть на Соню, которая разгуливала по комнате и говорила о том, что должна написать очерк в газету о сельском труде. Ходила на свиноферму, на овощные поля, но ничего примечательного не видит. Серость и унылость. Если писать так, как оно есть, то в газете это не одобрят, а выдумывать красивую сказку душа не позволяет. Она вдруг обратила внимание на мою съежившуюся фигуру, на поникшие плечи, рассмеялась, подошла сзади и прижала мою голову к своей груди.

– Что ж ты такой растерянный, такой молчаливый? Никогда с взрослыми женщинами не разговаривал?

Она повернула мою голову к себе, так что теперь в ее грудь уткнулся мой нос. У меня голова пошла кругом. Дальнейшее я практически не помнил. Очнулся от того, что Соня гладила меня по голове и шептала:

– Да не переживай ты, всегда у мальчишек так бывает в первый раз. В следующий раз у тебя будет все хорошо.

От стыда я не мог смотреть на нее, вскочил с постели, схватил брюки и рубашку и, пытаясь попасть одной ногой в штанину, выскочил из избы. Перепрыгнул через тын к реке и бросился на землю в кустах. Домой пришел только через час. Но на следующий вечер с понурой головой снова стучал в окно Сониной избы. А потом были два дня счастья. Но на третий день Соня не пустила в дом и коротко сказала:

– Иди домой. Я завтра уезжаю.

– Почему? Я что-то не так сделал?

– Нет, ты здесь ни при чем. Но твоя бабушка сказала, что если я еще раз «трону ребенка», она меня прилюдно опозорит и заявит в милицию.

Я ярко представил себе, как разъяренная бабушка рвет волосы на голове Сони. Ее неукротимый характер был мне хорошо известен. И в этот, и на следующий день я не знал, куда прятать глаза от нее, и через два дня уехал с попутной машиной в Житомир.

Вероятно, этот опыт оказал большое воздействие на мою психику. Глядя на симпатичную крупную женщину, я инстинктивно хотел снова ощутить тот восторг, тот удар адреналина, который испытывал в те жаркие июльские вечера. Но возможно, это просто реакция невысокого худощавого мужчины на крупных женщин. Никто не может указать точно причину, однако я попадал из-за этого неоднократно в невеселые ситуации. Так было и с той медсестрой, которую увидел в палате, где лежала Галина с Ксюшей. Я не смог удержаться, быстро завел знакомство, и, как всегда, медсестра не смогла противостоять моим ненавязчивым ухаживаниям, честным глазам, неотступно и влюбленно глядящим на нее. И что в результате? Очередное разочарование и развод с Галиной.

И это повторялось в моей жизни неоднократно: увлечение, разочарование и расставание; хорошо еще, если только с материальными потерями.

Впрочем, я опять отвлекся.

Весь август и сентябрь я занимался реализацией своих запасов. К удивлению, хорошо пошли газеты. В стране почти не осталось старых газет. И состоятельные «новые русские» охотно приобретали газеты царского времени, чтобы посмеяться над незатейливым содержанием и странными объявлениями.

В октябре, после того как были напечатаны приватизационные чеки, снова встретились у Виктора Борисовича обменяться мнениями. Говорили в основном Виктор Борисович и Веня.

– Ваучеры будут со временем оцениваться в зависимости от политической ситуации в пределах от двадцати до сорока тысяч рублей. Ведь инфляция притихла, но не остановилась.

– В первые месяцы возможны сильные падения цены, так как чековые аукционы совершенно не подготовлены. Чековые фонды практически еще не организованы – не хватает специалистов. Население не будет знать, что делать с этими красивыми бумажками. Тебе следует приобретать их в пределах от пяти до десяти тысяч рублей.

Я спросил:

– Почему вы только советуете, но сами не собираетесь использовать ситуацию?

Виктор Борисович ответил:

– Я уже стар, да и положение не позволяет. Но главное, нет таких денег, чтобы серьезно тратить на это время.

А Веня сказал, что планирует скоро переезжать в Израиль, работа же с чеками – долгосрочная акция.

Я, наверное, замучил вас многочисленными отступлениями, но без объяснений невозможно понять, почему в моих делах принимали такое деятельное участие Виктор Борисович и Вениамин. Зачем тратили свое время.

Виктор Борисович с самого начала отнесся к моему появлению в институте с легким раздражением. Диссертация (а Виктор Борисович сразу же взял в библиотеке реферат моей диссертации) была не то что бы слабая, но просто неинтересная. И появление в институте было странным – типичный позвоночник с неясными связями. Да и проявлял я, даже в первое время, не слишком большое рвение в работах отдела. На семинарах в основном молчал, отделываясь короткими репликами, когда Виктор Борисович интересовался моим мнением. Кроме того, меня явно не тяготила мизерная ставка младшего научного сотрудника со степенью.

Чтобы поближе познакомиться со своим сотрудником, Виктор Борисович пригласил меня к себе домой на день рождения жены. И здесь раскрылись некоторые мои таланты. Гостей в маленькой прихожей встречала сама именинница. Свободный жакет цвета лимонной цедры над еще более светлой юбкой прекрасно гармонировал со стройной фигурой и свободно спускающимися на плечи прядями каштановых волос. Чувствовалось, что Вера Ивановна не боится показаться молодящейся. Она действительно ощущает себя молодой. В этот зимний вечер я пришел с небольшим букетом роз. Это не была охапка ярких роз, это были девять роз редкого голубого оттенка. То, что Вера Ивановна понимает язык цветов, я узнал от Милы Сергеевны, расположение которой завоевал с первых же дней работы в отделе. У голубых роз несколько значений: загадочность, изысканность, привязанность и восхищение. Но девять голубых роз – символ чувства глубокого уважения и предложения дружбы. Вера Ивановна была польщена вниманием и тонкостью чувств молодого сотрудника. Цветы она поставила в высокую хрустальную вазу и перенесла в гостиную. Я заметил, что время от времени она с удовольствием смотрит на них. После цветов был преподнесен небольшой сверточек книг: Бодлер, Малларме, Мандельштам. Книги тоже были восприняты с благодарностью, тем более что в ее библиотеке не было ни Бодлера, ни Малларме.

Собрались гости, произносили тосты за именинницу, ее мужа. Мне опять удалось поразить гостей не очень длинным тостом, содержащим комплименты не только внешнему виду виновницы торжества, но и элегантности ее наряда, в котором чувствовался даже некоторый элемент вызова. Потом коллеги Виктора Борисовича начали обсуждать за столом ситуацию в Закавказье, а Вера Ивановна повела меня, Милу Сергеевну и присоединившуюся к нам даму весьма почтенного возраста в кабинет посмотреть библиотеку.

Вера Ивановна лет на семь моложе Виктора Борисовича, но выглядит еще моложе. Профессорской зарплаты мужа вполне хватает бездетной семье, и Вера Ивановна уже более десяти лет нигде не работает, посвящая свой досуг заботам о доме и о Викторе Борисовиче. Одновременно старается быть в курсе всех литературных и художественных новинок. Само собой, что своим внешним видом она тоже занимается активно.

Я внимательно изучил, что имеется в небольшой, но тщательно подобранной библиотеке хозяйки, предполагая впоследствии находить для нее интересные книги. И это действительно сказалось на развитии наших дружеских отношений. Вера Ивановна даже взяла надо мной в некотором роде шефство, пытаясь ввести в свой светский круг и познакомить с очаровательными девушками, в основном аспирантками приятелей мужа. С девушками у нее ничего не вышло, так как я предпочитаю утром просыпаться в одиночестве, да и опасаюсь серьезных отношений. А аспирантки сразу же пытаются «застолбить» за собой место в жизни состоявшихся кандидатов наук. Но с некоторыми из ее приятельниц у нас позднее были весьма интересные встречи в моей квартирке на Преображенке.