Журналистам памяти И. Корнелюка и А. Волошина Сегодня нам в эфир уже не выйти, Сегодня будут новости про нас, И новостные ленты красной нитью Взорвут умы не хуже, чем фугас. И в миг один родные постареют, Друзья же постараются понять, Но вся Россия наша пожалеет, Что не смогла нас спрятать и обнять. Но мы защиты сами не искали, Хотели правду людям показать. И потому мишенями мы стали, Хотели нас заставить замолчать. Мы не спецназ, мы просто журналисты, Но слово иногда сильнее бьет, И гибнут репортеры и артисты Всегда, когда война за ум идет. 23.06.2014 г. Встреча Уже не вспомнить ни числа, ни даты, Когда тот снимок в душу мне запал. Пожалуй, так встречаются солдаты, Кто по Европе доблестно шагал В тот день великой нашей славы, Когда победу отмечает весь народ. И мы гордимся подвигом Державы, Остановил фотограф эпизод. Пока людское море бушевало, В сторонке тихо ветеран стоял. Его листва собою закрывала, В руках его букет цветов дрожал. Стоял и ждал, когда утихнут страсти, Когда не будет зрителей вокруг, Не мог поверить этому он счастью — Во всей красе на постаменте друг. А вот когда вся площадь опустела, Он осторожно к танку подошел, Душа от счастья плакала и пела, Он номер бортовой рукой прошел. Ему он прошептал: «Ну здравствуй, друг. Тебя я наконец-то отыскал». И по щеке у ветерана вдруг Слеза скатилась, сразу замолчал, Он лбом к броне холодной прикоснулся И слез ему уже не удержать. Он в память о войне опять вернулся, Он так стеснялся в голос зарыдать, Он гладил танк, а слезы все катились, И он как с другом с ним заговорил. Все те кто видел это – изумились, Но к старику никто не подходил. А он шептал: «Ты помнишь, под Москвою, Когда Сереги нашего не стало, Ты закрывал оставшихся собою, И в том бою досталось нам не мало. А те бои, ты вспомни, подо Ржевом, Мы в контратаку яростно пошли. И в том броске убийственном и смелом Машин шестнадцать – все покой нашли. А как под Киевом тебе латали зад! Ты так смешно смотрелся с дыркой! Тогда заплатке новой ты был рад, И закрывал меня, когда мы с Иркой… А вспомни, тот последний бой у Праги…» Но ветеран внезапно замолчал, Комок сглотнул: «Хватило нам отваги, Но над погибшими так долго я кричал… Уже тогда три дня как победили, И не хотелось больше воевать, Но нас опять о помощи просили, И приходилось снова умирать. О, я так рад, что смог тебя найти! Уж мы с тобой остались только двое. Осталось мало жизни впереди, Со старостью не выдержать мне боя, Но каждый год, я буду приезжать, Пока мне хватит сил к тебе приехать Когда уйду, старайся мир держать, Твой образ миру не помеха!» И ветеран броню поцеловал, И перед танком встал он на колени. А я смотрел, и сам почти рыдал… Какой ценой! Для многих поколений! Я после молча к танку подойдя, Броню погладил, голову склонил. «Букет ромашек, это для тебя! Меня прости, что раньше не носил». Исход Лицо от пота вытер он платком, Мундир обдернул, плечи распрямил. Недавно он командовал полком, Теперь солдат по семьям распустил. Сегодня в храме свечку он зажег, Поцеловал распятие святое, Подумал: «Знать, пришел мой срок, За что, Господь, вершишь такое?» Не стал срывать с себя погоны, Он сам себя приговорил. И, стоя у святой иконы, Он так прощения просил. А рядом с ним семь офицеров, Что за царя готовы в бой, Крестов за храбрость кавалеры Перед дилеммой не простой. Они закрылись в этом храме, Домой отправили солдат. Большевики нашли их сами, Храм в окруженье быстро взят. – Полковник, все, кольцо сомкнулось! Уже не выйти, не спастись! – Россия в бездну окунулась! А нам конец! Чего трястись?! Он повернулся к офицерам И громко крикнул: «Становись! Герои вы в движенье белом! Ну что ты, унтер?! Улыбнись! Быть может, кто-то хочет сдаться И быть расстрелянным как пес?! Я ж предпочту собой остаться, Ведь мы же русские, до слез! Настал тот час, когда возврата Уже не будет никогда. Лихое время, брат на брата И время красных, навсегда! Друзья, царю мы присягали, Прошли немало мы боев, Но гнев народный не сдержали, Не сберегли страны основ!» – Все выходите и сдавайтесь! — Снаружи крики раздались, – Храм окружен, и не пытайтесь! Иль в гости к Богу собрались?! Семь офицеров и полковник, Они стоят пред алтарем. Лишь только унтер, словно школьник: – Неужто все сейчас умрем? Полковник тут увидел рясу: – Давайте унтеру ее! И если всем нам нету спасу, Пусть он спасется как дите! И парня в рясу обрядили, Ни встать, ни взять – семинарист, Мундир его под полом скрыли: – Вы, унтер, и лицом-то чист! – Ах, господа, а как же вы?! Тут подошел штабс-капитан: – А нас уж нет, исчезли мы. Мы растворились как туман, Россия нас уже не вспомнит, А вы живите, за всех нас Она потери все восполнит, Такое было, и не раз». Полковник обнял его молча Потом шепнул: «Вы молодой, Сойдете за послушника уж точно, Но не забудьте нас, родной, За нас молите и просите, Быть может, груз наш облегчит, За штору спрячьтесь, не смотрите На то, что нам здесь предстоит». И, повернувшись к офицерам, Полковник громко: – Господа! Нельзя тянуть! Займемся делом! Уйдем достойно, как всегда! – Полковник, может карусель?! Сумеем сделать это быстро! – Мы не мальчишки, чтоб дуэль, Нам нужен залп, чтоб стало чисто! И встали друг напротив друга. – Вам, капитан, стрелять с двух рук. – Польщен, но эта ли заслуга, Меня избавит от всех мук?! Они молитву прочитали, Перекрестились, подошли, Стволы друг в друга упирали У сердца каждого внутри. – На третий счет стреляем вместе, Уйдем с Россией на устах, У нас у всех хватило чести Погибнуть и забыть про страх! А он смотрел, слеза катилась Все это трудно осознать И как же это все случилось?! Друзья собрались умирать. Раздался крик: «Прощай, Россия!» И разорвал залп тишину, Потом истошный крик бессилья: «Господь! Прости ты их вину!» Перед распятьем на колени Он пал, неистово крестясь: – Прости, Господь! К тебе ступени Пройду я, смерти не боясь! Вдруг отворились двери храма И вышел к ним седой монах, России нашей злая драма, Конечно, в нескольких частях. |
