– Хорошо Макс, я буду действовать по плану, – ответил колдун и отключил связь.

Он сунул трубку в карман и легко выскочил в окно. Тоже пойду смотреть, как Соня рыбу ловит, подумал он. Если ничего нельзя сделать. Если в борьбе департаментов за политическое влияние дети становятся разменной монетой, будем смотреть, как ловят рыбу.

Когда уже улеглись и Толик всё никак не мог заснуть, ворочался да на звёзды смотрел, Николаич спросил:

– Окунев, ты помнишь, мы в магазин по дороге зашли?

– Когда ты котелок купил? Помню.

– Так вот там продавец был – волшебник.

Окунь повернулся, пытаясь в свете затухающего костра разглядеть лицо Николаича.

– Да как ты узнал-то?

– А я их чую, – засмеялся невесело Николаич. – Когда после ранения в госпитале лежал, там их много было, я понял, что могу их от обычных людей отличать.

– Это потому, что у тебя в голову ранение было, – влез в разговор Бобров. – Я читал, так бывает – если мозг у человека задет, он или дураком станет, или новые способности в себе открывает. Языки иностранные выучивает легко или там погоду предсказывает. Если не помрёт, конечно…

– У кого-то здесь мозг точно задет, – негромко сказал Толик. – Николаич, а ты почему сам в волшебники не пошёл? Мне отец говорил, что после армии легко к ним устроиться.

Николаич помолчал. Он вспомнил, как в конце войны, когда магия уже понемногу действовала, волшебники заклинаниями бесстрашия и героизма гнали в бой его батальон. Хорошая получилась атака, вот правда на противника заклинания тоже подействовали.

– Как тебе сказать… вот, что, по-твоему, общего, между колдунами и волшебниками?

– Ничего общего, – опять подал голос Костик. – Волшебники среди людей трутся, вынюхивают, кто чем дышит, себя не выдают поначалу, а потом – опаньки! Вот печать – пройдёмте с нами. А колдунов никто никогда не видел. Известно только, что если кто против них пойдёт – всё, капец ему… – Я знаю, – перебил Окунь Боброва. – И тех и других все одинаково боятся.

– Точно! – воскликнул Николаич. – А я не люблю, когда меня боятся.

– Почему? – изумлённо спросил Костян.

– Не знаю. Наверное, потому, что в голову раненый.

Лизе было очень страшно. Сначала она надерзила взрослым, когда рассказывала про побег Толика, а теперь её поймали на очень серьёзном нарушении. После таких нарушений, дети, бывало, навсегда пропадали из интерната и больше про них никто не слышал.

– Скажи правду, – настаивал директор. – Зачем ты котёнка подобрала?

– Не знаю… я не знаю. Я, правда, не знаю! – Лиза удивлённо смотрела на успевшего обсохнуть котёнка, который тёрся об её ноги. Она попалась им в коридоре, когда несла его спрятать в подвале. Там бы он жил, а она приносила бы ему покушать и гладила по шёрстке. Такой вот был план. А теперь её застукали, хоть и не на месте преступления, но зато с уликами от которых не отвертишься. «Улики» жалобно пищали, просились на руки.

Инспектор спросил: – А ты его покормила?

– Да, – кивнула Лиза. – Я в столовой молоко взяла, напоила его из блюдечка и полотенцем шёрстку ему высушила. А потом он вылизывался долго.

– Ты же знаешь, что это нельзя, – укоризненно сказал директор.

– Знаю, – Лиза вздохнула и решительно заявила: – Раз нельзя, я его завтра утром в приёмный пункт сдам!

Директор с инспектором переглянулись.

– Вот и молодец. Хорошая девочка.

И директор погладил Лизу по мокрым волосам.

– А пока можно, я с ним поиграю? – Лиза жалобно посмотрела на директора.

– Ну, что с ними делать? – добродушно засмеялся директор. – До завтра поиграй, но другим детям не говори, что это я тебе позволил. А потом мне расскажешь, кто его у тебя видел. Поняла? Лиза кивнула.

– Ну, беги.

Лиза подхватила котёнка и вприпрыжку поскакала по коридору.

– Завтра у неё такой эмоциональный всплеск будет, что любо-дорого, – директор довольно прищурился и едва слышно заурчал. – Сам её на приёмный пункт провожу.

– И не забудьте меня уведомить. По долгу службы, сами понимаете, – инспектор облизнул пот с верхней губы.

– Непременно, непременно, – прошелестел директор. Инспектор начинал ему нравиться. Не сразу, но налаживался контакт.

Снилось Толику, как новый директор швыряет в него мобильные телефоны из окна николаичевой квартиры, а Лиза стоит рядом и говорит: «Не бойся, он ни за что в тебя не попадёт. Он же косой!

Но ты должен как можно скорее вернуться!». И говорила она почему-то маминым голосом. А когда они проснулись, у потухшего костра сидел волшебник. Был он весь какой-то закутанный – в плаще, в сапогах, шарф на шее, перчатки на руках – а ведь светило солнце, было тепло. И кашлял. Окунь сразу почувствовал, что это волшебник, и понял, как у Николаича получалось их различать среди обычных людей. Он ещё подумал, что может эта способность заразная и он теперь тоже на голову больной… – Просыпаемся, просыпаемся!! – прогундел волшебник и высморкался. – Просыпаемся и ко мне подходим.

– По одному с поднятыми руками? – весело спросил Николаич.

– Всё шутим, – грустно сказал волшебник. – Уже до болота дошли, а всё шутим, всё дурачками прикидываемся. Всё непонятно нам, куда взрослые подевались, которые детей отводили…– Николаич, он подслушивал! – закричал Толик, вскочил, метнулся к кустам спрятаться, убежать от очень мирно выглядевшего и от этого ещё более страшного человека, но волшебник дёрнул плечом, ноги у Окуня сами собой запутались в траве, он упал и больно стукнулся грудью.

– Вы бы с детьми поаккуратнее, дети не кегли, – тихо сказал Николаич, шагнув к волшебнику. – Ты кто такой, вообще, здесь распоряжаешься? Я ведь тоже могу кое-кого сейчас опрокинуть!

– Не надо притворяться, не надо усугублять, вы все отлично поняли, кто я – вблизи болота уже магическая зона действует. Впрочем, могу и официально, – он поднял вверх руку, раскрыл ладонь – там светилась печать Министерства счастья.

– Я такую уже видел, – прошептал Толик, – когда папу забирали.

– Так я же тебе от папы привет передать пришёл, а ты бегаешь. От мамы привет-то уже получил, на мобильный?

Волшебник старался говорить ласково, но простуженным голосом получалось это у него плохо. Он и сам это, видимо, понял и перешёл опять на приказной тон.

– Значит, последний раз говорю – возле меня собрались!

– А то – что будет? – Николаич говорил очень спокойно, но Толик видел, что кулаки у него сжаты и весь он напряжен.

Волшебник помолчал, а потом тоже спокойно спросил:

– А хочешь – скажу, где взрослые, которые детей к колдунам отводили?

– Где?

– А в болоте.

Пока волшебник отвлёкся на физрука, Толик на четвереньках добрался-таки до кустов, залёг там, растерянно озираясь. Если проползти тихонько, не высовываясь, прямо по болотной грязюке, то, может, и не заметят. Но волшебник сразу нашёл его взглядом и поманил пальцем, а Николаич сделал движение встать между ними.

И тут Костик Бобров, про которого все забыли, сказал:

– А давайте костёр запалим и чаю попьём. А то жрать хочется катастрофически.

Над окошком, пробитом в глухой бетонной стене, коряво было намалёвано: «Пункт приёма домашних животных». Из окошка рыхлая тётка, подперев подбородки кулаком, уныло смотрела на двух солидных господ и девочку с котёнком на руках. Котёнок, единственный, подавал признаки жизни. Он, цепляясь коготками за кофточку, тянулся к лицу девочки, пытаясь лизнуть её в щёку.

Девочка, замерев и, кажется, даже не дыша, легонько покачивалась из стороны в сторону с закрытыми глазами. Она бы, наверное, упала, но её не придерживал за плечи один из мужчин.

Другой положил ей руку на голову. Глаза у мужчин тоже были закрыты, а на губах блуждали улыбки. Тётке было скучно, она здесь и не такое видела.