Сергей сглотнул слюну и уселся на кровать. Ярослава повернулась к нему, радостно улыбнулась, как дорогому гостю, и выпалила:
— Есть будешь?!
— Что заказала?
— Муку, яйца, капусту, соду, соль… Дальше перечислять?
— Не понял.
— Я сама сготовила. Ясно? Пирожки с капустой.
— Сама?! Серьезно?! Ну, ты даешь! Ты умеешь? То есть, руками сделала? Потрясающе! — Сергей сделал паузу и осторожно спросил. — А зачем? Можно было сразу заказать, готовое.
— Какой глупый! Это ж удовольствие. Да и вкуснее получается. Когда для мужчины готовишь.
Яся посмотрела в глаза Сергею, и он почувствовал себя неловко.
— Как же ты готовила? — Сергей не стал затягивать паузу, — Ты заказала специальную посуду?
— Я сковородку нашла! И плита тут есть! Прикольный домик, правда? Наверно, раннего года выпуска.
— Тогда почему Сигизмунд сказал, что ему всего пять лет?
— На консервации был, неужели не ясно?
— У них явный дефицит жилья. Впрочем, и местности, где можно жилье строить — тоже. Они этот домик пять лет назад купили и доставили. Возможно, покупали со скидкой, как модификацию, вышедшею из употребления. А линию доставки потом смонтировали.
— Ну и что? Какая нам разница? Новый дом — старый, по дешевке куплен — за полную стоимость. Главное — жить тут можно.
— Разобраться хочу. Чем-то противозаконным попахивает. А я в эти дела — не лезу.
— Уже влез. Нам тут еще шесть дней до приезда наблюдателя торчать. В бандитском притоне…
— Это называется — воровская малина … Да не может быть. С чего бы преступникам тут собираться? Какие дела обсуждать?
— Мало ли. На то они и преступники, чтобы собираться в отдаленных и скрытных местах и решать свои темные делишки.
— Со спутника все перемещения отслеживаются, будто не знаешь.
— Дождь. Даже инфракрасная оптика не поможет.
В этом Яся была права. Права и в том, что никакой разницы для них уже не было — для каких целей поставили этот домик. Они здесь. И выбраться из него без внешней помощи невозможно.
Вода плескалась почти у порога. Более того. Дождь лил такой, что Сергей не вышел бы без дыхательной маски, рискуя захлебнуться. Оставалось сидеть внутри и чувствовать присутствие женщины каждым нервом. Яся бродила по комнате, напевая под нос какую-то навязчивую мелодию, переставляла посуду на полке. Вытащила две тарелки, поставила на стол. Тут же на подставку переставила кастрюлю с плиты, открыла крышку, пыхнув паром.
— Картошка?
— Она самая.
— Тоже сама варила?
— Сама-сама. Всё сама. Сейчас еще мясо по-бургундски доготовится, и можно приступать к трапезе.
— Яся. Ты меня поражаешь.
— Да. Именно. Я старалась.
— Только не говори, что ничего не попросишь взамен.
— Не попрошу. Ты и так поймешь.
Ярослава сняла очередную кастрюлю с плиты, развязала матерчатый фартук и небрежно кинула его на спинку стула. Потом расстегнула комбинезон и принялась неспешно его стаскивать, обнажая плечи и грудь. Девушка чуть задержалась, расстегивая пояс, и Сергей хрипло выговорил, глядя на стройное тело:
— Яся. Я всё понимаю. Но — нет.
— Что — нет? Почему — нет?
— Я не свободен, Яся.
— Она ушла от тебя! Ты забыл?
— Я помню. Но это не повод…
— Ты еще надеешься? На что?!
— Мало ли, как обернется. Не хочу предавать ее память.
— Ты ей не нужен!
— Это что-то меняет? Она нужна мне. Надо исходить из этого.
— Глупо. Пользуйся ситуацией. Бери то, что рядом с тобой.
Яся села рядом с Сергеем, коснувшись его коленом. Он, не торопясь, отодвинулся. Ярослава проигнорировала это движение и настойчиво придвинулась к Сергею, беря его за руки и кладя их себе на талию. Сергей подержал их там и неспешно убрал. Но Яся уже сама крепко вцепилась Сергею в плечи и тянула на себя, бурно дыша.
Сергей сделал последнюю попытку удержать Ясю:
— Ты же знаешь — я не люблю тебя…
— Кого это волнует?
Девушка потянулась к лицу мужчины, и он не смог отклониться, уперевшись спиной в угол домика. Поцелуй настиг упрямые губы. И еще один, еще, ломая сопротивление, добиваясь ответа. Сергей закрыл глаза, давя злую мысль, что разум хочет одного, а тело совсем-совсем другого. Того, когда не думаешь ни о чем, погружаясь в бездну сладостных ощущений, где нет разума, где остаются одни инстинкты. Руки сами помнят, что нужно делать, и уже не важно — кто находится в твоих объятиях.
Лишь двое существуют в этом мире.
Некоторые просыпаются с улыбкой на губах. Некоторые так и спят с ней. То, что было вчера, — прошло. Сегодня — новый день. Он будет другим. Наверняка, интереснее прежнего.
Хорошо тем, кто живет так. Ты — не из таких.
Да, всё прошло. Всё было. Всё закончилось. Всё в прошлом.
Но остается память. Отвращение к себе. Стыд. И ты клянешься, что больше никогда-никогда. Ни за что. Ты будешь сильным, преодолеешь животные инстинкты и выйдешь победителем из вечной битвы между мужчиной и женщиной.
Ты врешь себе. И знаешь это. Преодолеть влечение возможно. Но зачем, когда вам обоим это не было в тягость? Вы оба хотели сближения, стремились найти успокоение, вам обоим не хватало тепла другого человека. Близкого человека. Ведь, правда?
Ты не можешь говорить за нее. Ты ее не знаешь. Может, с ее стороны это было лишь любопытство, или желание сделать пакость мужу, или страсть к экстремальной романтике, или просто гормоны взбунтовались, крича: «хочу сейчас, прямо здесь, с кем угодно!»
Нет ответа. Ты не спросишь. Побоишься разрушить то, что вдруг возникло между вами.
Очнись! Ничего нет.
Есть маленький сборный домик, подтопленный паводком. Есть мужчина и женщина, застрявшие в нем. Есть пресловутая романтика. Тебе надо большего? Тебе всегда хочется большего.
Сергей аккуратно высвободил затекшую руку из-под Ясиной шеи, сел на постели и принялся тихонько одеваться. Небольшое пятнышко солнечного луча медленно ползло по стене, постепенно опускаясь к лежащей девушке. Достигнет — и разбудит. Сергею не хотелось встречаться взглядом с Ясей в миг пробуждения. Что он там увидит? Отвращение, боль, счастье, радость или равнодушие? Всё плохо. Всё не так. Вот и не надо смотреть. Встанет Яся, подумает, оценит вчерашнее, выберет линию поведения, тогда и поговорим с ней. О чем-нибудь нейтральном. Например, о погоде. Насколько она переменчива, не в пример людям. А он, лично, пойдет делами заниматься. Мало ли какие дела у мужчины?
4
Дождь закончился. И даже в разрывах серо-черных туч виднелось синеватое небо. У порога плескалась вода — бурая в глубину. Сергей расправил горловину неизменного мешка с зурмом, вынул три куска и с силой бросил их как можно дальше на три стороны от себя. Они плюхнулись, взметнув грязные брызги.
Подождал, прислушался к себе, кивнул. Пора строить. И даже понятно — что. Нечто основательное, крепкое, незыблемое… Вечное. «И будет имя твое жить в веках…»
Не будет. То, что Сергей собирался возвести, не являлось зданием. С общепринятой точки зрения это могло называться не более, чем «подготовкой территории».
Там, куда упали камни, вода очищалась, становилась прозрачной и голубела. Вскоре три пятна соединились в неровную дугу, продавливаясь воронками. А потом три утеса взметнулись на поверхность, ударив волной по домику и сдвигая его. Сергея впечатало в стену, и вода отхлынула, словно только это и было ей нужно.
Сергей судорожно отплевывался, пытаясь встать, оскальзываясь и снова падая в лужу. Эта лужа вдруг представилась Сергею остатками чая на дне чашки костяного фарфора с выщербленными краями. По крайней мере, цвет и форма каменных стен, вдруг окруживших домик, была очень похожа.
Сам домик слегка покосился, приподнятый задним откосом. Из него выглянула Яся, округлила глаза и выпалила:
— Ты видишь это?!
— Конечно. Я же сам это сделал.
— Земля! Мне этого так не хватало! Спасибо тебе! — и звонко чмокнула зодчего в щеку.