- Ой, что это были за сны... - заржал корчемник. - Ножки ладные, грудки крепкие... Жениться тебе пора, Ветер, я тебе давно это твержу.

- Кто бы говорил, - хмыкнул Ветер и покосился на пробегающую мимо круглолицую девчонку. - Вон, Нежина заждалась тебя, небось, да ты не спешишь.

- Ветер, а ты, часом, не выдумал все это? Разыграть меня решили? - Бойко подозрительно насупился. Ветер и Рыж в который раз переглянулись и расхохотались. Паренек покраснел как свёкла, даже уши загорелись, выскочил из-за стола и рванул прочь - на сегодня с него достаточно впечатлений.

Названые братья поглядели ему вслед. Ветер коснулся громового камня через рубаху, а Рыж цокнул языком. Столько лет утекло. Ветер старался не думать о том, что с ней стало, с той кикиморой, после его спасения, ведь она пошла против своего рода. Столько лет он просто жил, радуясь каждому новому дню, только во время грозы становился сам не свой.

Левзея проснулась, едва первый солнечный луч коснулся верхушек деревьев. На болотах царил серый сумрак, разгоняемый лишь мертвенным голубоватым светом от гнилушек. Княжна любила спать под открытым небом, чем вызывала недовольство родни и свиты - ведь кто-то должен был оставаться с ней в таком случае. Под ногами сонно заворочался щур, кикимора нежно погладила его по носу, самой чувствительной части бронированного ящера, и с разбегу нырнула в воду. Отец устал спорить с дочерью, менять охрану, не успевающую уследить за свободолюбивой княжной, и, в конце концов, подарил ей безупречно выдрессированного боевого щура. В черной воде Левзея без труда отыскала Ромашку, свернувшуюся клубочком на илистом дне. Болотники предпочитали спать на глубине - и прохладнее, и тише, и слепящий солнечный свет не режет глаза, превращаясь в рассеянную дымку. Щур, последовавший за хозяйкой, поднял со дня тучу песка и ила, игриво ластясь к обеим кикиморам. Сонная Ромашка вынырнула вслед за сестрой у заболоченного берега, поросшего осокой и камышом. Кикиморы растянулись на прохладной траве, щур остался в зарослях неподалеку.

- Снова пойдешь в рощу? - позевывая спросила Ромашка. - Не нагляделась еще?

- Я придумала кое-что получше, - шепотом отозвалась Левзея. - Обещай, что не выдашь меня отцу!

- Не могу обещать, пока не узнаю, в чем дело, - нахмурилась Ромашка.

- Тогда я ничего не скажу, - пожала плечами Левзея и села. Сестра повторила ее движения, прильнула к ней, положила голову на плечо и обвила руками за талию.

- Я волнуюсь за тебя, глупышка. Ты что же, не понимаешь, как на тебя народ смотрит? Да к тебе же не сватался никто уже сколько лет, хоть ты и княжеская дочь. Боятся тебя, юродивой за глаза кличут - спишь на воздухе ночами, пропадаешь в лесах днем, когда приличные болотники носа не кажут из воды, говоришь на человечьем языке лучше, чем на нашем. Батюшка уже отчаялся тебе мужа сыскать.

- Батюшка и не станет меня отпускать, я ему как толмач уже не раз пригодилась. Я еще и на лесном наречии говорю, забыла?

- Как же тут забудешь, - Ромашка вспыхнула от смущения, вспоминая красавца-лешего, с которым недавно отец совет держал по охране границ, Левзея тогда переводила, а Ромашка пряталась и подсматривала. Левзея прижалась щекой к макушке младшей сестры. Кому как не ей знать, что та чувствует. Смятение, волнение и сомнение - ведь нравится тебе не приличный болотник из хорошей семьи, и даже не бедняк со старицы, а чужеродное существо. Ромашка и посол из лесного народа знали друг друга с детства. Младшая сестра увязывалась за Левзеей в ее походах к стене детинца, а соскучившись, заигрывалась с лесным народом - лешими и дриадами.

- Я в город пойду, на торг, - шепнула в волосы Ромашки старшая сестра. - Я уже и плащ раздобыла, у зазевавшегося купца утащила, и платье умыкнула у одной из девок, пока те в Пежме плескались, а сестрица Ряска их отвлекала.

- Нет! - Вскинулась Ромашка, вцепившись в руки сестры. - Нельзя туда, что ты?! Если тебя поймают - убьют!

- Не поймают, - отмахнулась Левзея, скрывая дрожь в голосе смешком. - Я глаза отведу - меня увидит только тот, кто знает, что видит перед собой, остальные даже не поймут, кто я такая и сразу забудут обо мне.

- Говорят, в старину кикиморы могли становиться невидимыми, - вздохнула Ромашка, - нам бы пригодилось это умение.

- Нам?

- Я пойду с тобой, ты что же думаешь, я тебя брошу в такой опасной затее? - молоденькая кикимора свела брови и решительно взглянула в глаза Левзее.

- Нет, не пойдешь! - Возразила старшая кикимора и прижала палец к губам сестры, которая пыталась, было, возразить - Платье только одно. Ты нужна мне здесь, чтобы успокоить и отвлечь батюшку. Я вернусь. Обещаю, что буду очень осторожна.

Кикиморы добрались до приграничной рощи засветло. Утреннее солнце вызолотило воду ручья, траву и деревья, и лица сестер, мерцающий узор под кожей обеих сделался ярче под его лучами. Утро было по-весеннему прохладным - холодный ветер шуршал листвой, путался в камышах и рябил воду. Левзея вынула из-под камня припрятанную одежду и, не без труда, нарядилась. Выглядела она диковато в вышитой белой рубахе, понёве и мужской суконной епанче. Ромашка, как ни старалась, не смогла сдержать смех.

- Что, все так плохо? - с сомнением спросила Левзея.

- Без отвода глаз не обойтись, - давясь от хохота, ответила Ромашка, и вдруг посерьезнела. Вынула из волос сестры кувшинку, усадила ее на траву и принялась выплетать волосы в косу вокруг головы. - Чем-то бы голову прикрыть...

Левзея прижалась щекой к ладошке сестры и встала. Щур нетерпеливо постучал хвостом, видя сборы хозяйки, да только та покачала головой и приказала уходить с Ромашкой.

- Остерегись там! - Младшая из кикимор вскочила на спину щуру, шлепнула ладонью по шее и оба исчезли в блестящем полумраке рощи.

Перед воротами, запертыми на ночь, собралась небольшая очередь путников, желающих войти в город. Стены детинца уже вовсю заливал солнечный свет, но стража не спешила отворять. Толпа у ворот прибывала. Пеший люд сидел прямо на земле, подстелив плащи, кто побогаче - на телегах. Одинокий всадник, запыленный и уставший, маячил чуть поодаль и не торопился спешиваться.

Левзея с замиранием сердца приблизилась к толпе - самое время проверить отводящие глаз чары, чему все кикиморы учились с малых лет. Взгляды людей скользили мимо. Никто не обратил на нее внимания...почти. Левзея поймала удивленные взгляды двух лесовиков, затесавшихся меж людей. Они привезли на торг редкие растения, причудливые плетеные короба и корзинки, коими была завалена вся их телега. Впряженный в нее лось поводил тяжелой головой с ветвистыми рогами и неодобрительно фыркал. Старший лесовик, мохнатый чуть не до глаз, с крючковатым носом-сучком поманил кикимору узловатым пальцем. Делать нечего, пришлось подойти. Левзея вежливо поздоровалась, поневоле оглядываясь вокруг. На лесовиков ее магия не действовала, они видели ее как есть. Судя по всему, торговцы они были опытные, в городе бывали не раз, и о распрях горожан с болотниками наслышаны.

- Утро доброе, княжна, - поклонился лесовик в ответ.

- Батюшка леший, ты пошто решил, что я княжна? - Левзея попыталась прикинуться дурочкой, авось прокатит.

- Да вот разглядел на солнышке твои нежные щечки узорчатые, - усмехнулся лесовик. - Ты что ж, девица, не знаешь, что сюда вашему люду ход закрыт? Осерчает стража-то, внутрь не пустит. Негоже, ежели обидят такую красоту.

- Знаю я, батюшка, про вражду, да только надо мне туда попасть по делу, на торжище. Не заметит меня стража, если ты меня не выдашь.

- То-то я смотрю, люди глаза отводят, не таращатся на тебя, как на диво какое. Болотники и в других местах - редкость, а тут и подавно. - Леший задумчиво почесал в затылке и переглянулся с молоденьким лесовиком. - Вот что, девица, мы с внучком, стало быть, не выдадим тебя. Садись к нам на телегу, довезем тебя до самого торга.