— Мицуру! — Его голос неожиданно оказывается надо мной, и я чувствую, что шофёр пытается поднять меня с песка за плечи.

— Оставь меня в покое! — Я спихиваю его руку.

— Да что с тобой такое? — Он не сдаётся и снова пытается меня приподнять.

— Ненавижу всё это! — Я с размаху ударяю кулаком по песку, грязная жижа летит во все стороны. — Всё время повторяешь одно и то же: работа, работа… Если тебе противно — просто скажи! Тебе ведь не платят за то, чтобы ты меня трахал.

— Я никогда не говорил, что мне противно, — возражает Сугуру, и его руки обвивают мои плечи, но поднять меня он уже не пытается, просто обнимает.

— Тогда докажи, — выворачиваюсь я и с вызовом смотрю на него. — Прямо здесь.

— Но ведь дождь…

— Всё равно.

— И песок может…

— Всё равно!!! Или… или я тебе никогда не поверю!

— Хорошо.

Но Сугуру всё-таки жалеет меня: вместо того чтобы свалить на песок, подтягивает меня к себе на колени, и это даже не похоже на настоящий секс, просто демонстрация того, что он может легко это сделать, если я попрошу.

— Противно… — потом говорит он, прижимая меня к своему плечу. — Никогда этого не чувствовал.

А что ты чувствуешь на самом деле, Сугуру? Думаю, я ещё недостаточно смел, чтобы задать этот вопрос. Страх услышать в ответ…

— Вернёмся в машину? — Сугуру берёт меня на руки и несёт обратно.

Я крепко держусь за его шею и только теперь чувствую, что колено действительно болит.

— Давай-ка… — Шофёр ссаживает меня и открывает дверцу. — Ох…

Когда я залезаю в машину, он замечает мою ссадину. В машине есть аптечка, так что через несколько минут у меня на колене красуется здоровенный пластырь.

— Может, врачу показать?

— Ерунда.

— Но я волнуюсь…

— Да, это твоя работа потому что, — не удержавшись, язвлю я.

— Я просто за тебя волнуюсь. Почему ты так себя ведёшь? — с укором спрашивает он.

Я смотрю на него и думаю: ты же взрослый, Сугуру, почему же ты не понимаешь, отчего я так себя веду?!

Дорога в академию отчего-то кажется особенно утомительной. Может быть, потому что разбитое колено всё ещё болит. Может быть, потому что Сугуру ведёт себя как ни в чём не бывало. Я изредка поглядываю на его отражение в зеркале и гадаю, как долго ещё я смогу это выдержать.

В портфеле просыпается телефон, я неохотно достаю его, полагая, что это опять Ю-Ичи, но номер мне незнаком, так что я отвечаю. Это Такку. И кажется, он пьян.

— Мне конец, — со смехом говорит он. — Я это сделал.

— Что сделал? — переспрашиваю я.

Но он только смеётся и повторяет, что всё кончено. Мне не нравится, когда я чего-то не понимаю, так что я решаю поехать и выяснить, что он имел в виду.

— Едем в город, — приказываю я шофёру. — Мне нужно попасть в хост-клуб… — И я называю адрес.

— Что? — поражается он. — У тебя ведь академия.

— Это важнее академии, — возражаю я. — И не спорь со мной.

Сугуру морщится. Догадываюсь, о чём он думает, но он ведь никогда не скажет вслух, что не хочет, чтобы я туда ехал. Наверное, думает, что я еду туда именно за тем, для чего люди и ходят в хост-клубы, и что я совсем распутный, если собираюсь заниматься такими вещами с утра пораньше.

— Подожди меня тут, — говорю я, когда он останавливает машину возле клуба.

Сугуру опять морщится.

Я вхожу и спрашиваю у менеджера Такку.

— Он сегодня не в состоянии работать, — возражает менеджер, очень недовольно играя бровями. — И угораздило же надраться в такую рань!

Но я настаиваю, и он, пожав плечами, отводит меня к нему. Я впервые оказываюсь «за кулисами» этого мирка, но сейчас мне не до туристических наблюдений. Такку обнаруживается в комнатёнке, похожей на гримёрку, сидит за столом, уронив голову на руки, и вокруг терпко пахнет спиртным. Судя по всему, пил он точно не шампанское. Услышав, что мы вошли, хост поднимает голову. У него разбито лицо — некрасивым подтёком по скуле до угла рта.

— Я это сделал, — повторяет он с прежним смешком и выуживает из-под стола бутылку, чтобы сделать ещё один глоток.

— Не тяни кота за яйца! — Я опережаю его и отбираю бутылку. — Что случилось?

Такку слишком пьян, чтобы сопротивляться. Из его невнятных и путаных объяснений я понимаю, что он всё-таки последовал моему совету: признался Чизуо, что любит его. Результат этого разговора — на лице самого парня. Я ёжусь: отчасти, это моя вина. Если бы я не насоветовал Такку… Я расстраиваюсь и пытаюсь его утешить, говоря:

— Рано сдаваться! Может быть, он просто от растерянности?

— И как часто ты «от растерянности» бьёшь людей? — насмешливо интересуется Такку. — Это конец, я точно знаю.

Я расстраиваюсь ещё больше и возвращаюсь в машину туча тучей. Отвратительное чувство вины схватило за шкирку и держит, встряхивая то и дело.

— Быстро ты, — иронично замечает Сугуру, услышав, что я сажусь на заднее сиденье и захлопываю дверь.

Он полулежит на передних сиденьях, накрыв голову фуражкой, так что не замечает выражения моего лица.

— Отвези меня в академию, — хмуро говорю я.

Шофёр приподнимает фуражку, заглядывая на меня, и невольно присвистывает:

— Ну и личико! Фейс-контроль не прошёл?

— Дурак! — Я швыряю в него портфелем, он уклоняется. — Ты думаешь, что меня в жизни только потрахушки волнуют?

— Даже не знаю. — Шофёр садится, надевает фуражку и ставит портфель рядом с собой.

— У моего друга проблемы, — хмуро объясняю я.

— «Друга»? — не без иронии переспрашивает он.

Я понимаю, почему он иронизирует.

— Я не спал с ним, если тебя это волнует, — уточняю я.

— Мне всё равно, — сухо отвечает он.

Мои щёки вспыхивают. «Всё равно»?

— Куда? — между тем спрашивает шофёр. — В академию?

— Можешь и в академию, — резко говорю я. — Раз тебе всё равно.

— Мицуру? — Сугуру быстро смотрит на меня в зеркало.

Но я его игнорирую. Как и все его попытки заговорить со мной по дороге. У ворот я вылезаю из машины быстрее него и, не оборачиваясь, иду в академию. Я раздражён и обижен. Чего там, я просто зол. Ему всё равно… Даже если это правда, очень жестоко было говорить вот так.

Стоит проучить его. Пусть не один я буду чувствовать себя виноватым.

В академии я остаюсь недолго, выдумываю причину и возвращаюсь домой. Можно было бы отправиться в город, но настроение не то.

А дома всё встаёт с ног на голову.

Невеста Чизуо уже приехала. Когда я вхожу в дом, то вижу, что она в гостиной, а перед ней пляшет прислуга, то подавая ей салфетку, то подливая ей чай. Видимо, Чизуо дома ещё нет, отца тоже, и ей приходится дожидаться. Интуитивно я ощущаю, что она мне не нравится. Хотя у неё милое личико, даже слишком милое, но его уродует гримаса презрения к происходящему. На горничную она смотрит так, как будто перед ней прогибается ручная обезьянка. Видимо, мои худшие предположения оправдываются: невеста Чизуо — самая подходящая для него партия, такая же пафосная и лицемерная. Но я всё-таки решаю попробовать быть вежливым: не хотелось бы ссориться с будущей родственницей, хотя мне очень хочется её одёрнуть (бедная горничная, да её в нашем доме никто ещё так не шпынял!). Невеста между тем встаёт, отпихнув чашку.

— Привет, — говорю я, протягивая ей руку. — Вы невеста Чизуо, да? А я Мицуру, очень приятно…

Договорить мне не удаётся. Она отбивает мою руку и едва ли не с отвращением бросает:

— Не смей меня трогать, выродок!

Я застываю. А она с нарочитой тщательностью вытирает руку платком, как будто это случайное прикосновение её запачкало. И как на такое реагировать? Даже Чизуо себе такого не позволяет, а уж сколько всего я от него наслушался! А она ещё добавляет, что такому безродному отродью, как я, лучше к ней и на десять шагов не приближаться, и кучу других гадких слов. Я как ошпаренный выскакиваю из гостиной и едва не сбиваю с ног Сугуру.

— Мицуру, — начинает он, — почему ты не дождался…