— Может быть, домой? — предлагает Сугуру.
Я мотаю головой и собираюсь с силами, чтобы привести одежду в порядок. Не пропускать же из-за этого занятия?
В академии я сталкиваюсь с завучем. Прошло уже полтора урока, и мне можно записывать опоздание. Но я и вида не подаю, что обеспокоен этим.
— По дороге в пробку попали, — объясняю я.
Моя репутация не позволит ему усомниться в истинности моих слов. А то, как я выгляжу сейчас, добавит уверенности, что я бросил машину и бежал в академию всю дорогу. Ведь, несмотря на салфетки и все мои старания, одежда всё равно сидит криво, а влажная кожа отказывается приходить в норму и играет волнами на каждое даже случайное прикосновение.
— Переоденься и на уроки, — командует завуч, а я понимаю, что опять выкрутился.
Lucky me!
В раздевалке я переодеваюсь в спортивный костюм. Студентам разрешено переодеваться, если случилась какая-нибудь неприятность. На спортивных костюмах эмблема академии, так что их можно считать вариантом формы. Снятую одежду я складываю в пакет и водворяю в шкафчик, потом заберу (дома у меня несколько запасных комплектов, и я не переживаю, что она помнётся). По пути в класс я ещё забегаю в туалет, чтобы смочить и уложить волосы.
Урок между тем заканчивается, раздаётся звонок, и коридоры наполняются голосами студентов. Я смешиваюсь с ними и забегаю к председателю узнать насчёт расписания. Никаких неожиданных изменений или собраний не ожидается, так что мои планы не меняются: после занятий поеду вместе с Ю-Ичи на съёмки. Физкультуры, по счастью, сегодня тоже нет, и это радует: в таком состоянии я вряд ли смог бы прыгать или бегать в полную силу. Мне вообще хочется спать, и я позволяю себе подремать немного прямо на уроках. Поскольку с оценками у меня проблем нет, учителя игнорируют моё misbehavior.
На обеде я также остаюсь в классе, и Такаши приходится довольствоваться тем, что он дрочит в туалете (думаю, что так, хотя точно не уверен: может быть, у него есть ещё кто-нибудь, с кем он отирается по закоулкам). Этого времени предостаточно, чтобы отойти, и к концу дня я как огурчик.
Когда я спускаюсь вниз, Ю-Ичи уже ждёт меня. Я сажусь к нему в машину, он удивлённо смотрит на меня и спрашивает:
— А что ты так одет?
— Легче снимается, — говорю я, но потом объясняю, что форму попортил (правда, не уточняю, где и как).
— Это даже к лучшему, — замечает фотограф.
Студия, куда он меня привозит, расположена не в лучшем районе города. Вокруг полно борделей, хост-клубов, мотелей и прочих клоак. Ю-Ичи объясняет, что аренда помещений здесь дешёвая, поэтому студию журнал снимает именно здесь. До неё приходится подниматься по обшарпанной лестнице, потому что лифт так загажен, что я отказываюсь в него заходить. Сам подъезд не лучше: стены исписаны и испачканы, под ногами хрустят осколки бутылок и шприцы.
А вот студия оказывается лучше, чем я себе представлял, и гораздо приличнее, чем-то здание, в котором она находится. Под студию объединили две или три квартиры, тут не менее восьми комнат. В большинстве из них кровати разной конфигурации, и я всё-таки подозреваю, что снимают тут не только фотографии. В остальных комнатах экраны — почти такие же, как и дома у Ю-Ичи, — и софиты.
Нас ждут в крайней комнате постановщик фотографий и гримёр. Ю-Ичи нас всех друг другу представляет. Постановщик, Аса-сан, вытряхивает из сумки кучу всяких игрушек. Видимо, он очень даже хорошо представляет, какими должны быть фотографии. Я вижу среди всего прочего и дилдо и невольно ёжусь.
— Ты, надеюсь, с такими штуками знаком? — Аса-сан подмечает мой взгляд и поднимает с пола один из вибраторов.
— Ещё как знаком. — Я беру его двумя пальцами. — Надеюсь, у вас есть какое-нибудь дезинфицирующее средство?
Я не собираюсь засовывать в себя грязные штуки. Кто знает, в кого они их уже запихивали? У них есть, и не одно. Ю-Ичи сам берётся вымыть всё, что они собираются использовать, и отправляется в санузел. Я из любопытства заглядываю туда и вижу, что ванна там вполне приличная. Наверное, и там снимают тоже. Аса-сан зовёт меня обратно. В комнате они раскладывают кресло, застилают его ярким покрывалом, на нём меня и будут фотографировать.
— Раздевайся, — говорит постановщик и щёлкает пальцами, чтобы отвлечь гримёра от чтения.
Тот оживляется и выкладывает на пол из своей сумки кучу баночек-скляночек с косметикой. Я раздеваюсь, Аса-сан на коленях крутится возле меня, выискивая то, что требует гримирования. На моём теле нет ни прыщика, я всегда слежу за собой. Но Аса-сан замечает у меня на ягодице царапину. Наверное, это Сугуру зацепил сегодня утром, когда стаскивал с меня бельё: у него колечко на пальце, должно быть, им он меня и оцарапал. Гримёр быстро замазывает царапину. Аса-сан разглядывает её и командует:
— А ну-ка, наклонись.
— Зачем? — спрашиваю я, но наклоняюсь вперёд.
— Ещё ниже, — требует он.
Я хмыкаю, но выполняю его приказ.
— Ух, — говорит он, — какая у тебя дырочка!
— А? — недоумеваю этой ремарке я.
— Миленькая, — добавляет он и вдруг начинает лизать её.
Мне больше щекотно, но я не знаю, как на это реагировать. Меня эта выходка озабоченного мужика мало волнует, а вот вернувшийся Ю-Ичи этим точно недоволен.
— Ты что творишь! — восклицает он, роняя на пол то, что принёс из ванной.
— Ничего. Любуюсь этой прелестью, — отзывается Аса-сан и ещё крепче втирается в ложбинку языком.
— Нормально всё, — спешу сказать я фотографу.
— Ничего не нормально, — фырчит он, за шиворот оттягивая постановщика от меня.
— А, так это ты его сегодня трахал? — делает предположение Аса-сан, поднимаясь и облизываясь.
Ю-Ичи, разумеется, не в курсе, что и с кем я делал, так что лишь пожимает плечами и сердито собирает разронянные вещи. Аса-сан между тем, как ни в чём не бывало, пытается объяснить, что он хочет изобразить на фотографии. Он сажает меня на кресло, раскладывает мне ноги и руки в нужные позы и вручает мне искусственный член лилового цвета со словами:
— Для начала сделай вид, что ты его лижешь. Ю-Ичи, ты готов снимать?
Фотограф раздражён предыдущей выходкой коллеги, но снимать он готов. Вот что значит профессионал! Аса-сан прыгает возле него, командуя, с какого ракурса нужно снимать.
— Я и сам прекрасно знаю с какого, — ещё раздраженнее обрывает его мужчина, — я же его личный фотограф.
Аса-сан ничуть не смущается и кричит мне из-за плеча фотографа:
— А теперь ублажи этот х*р по полной!
Я никогда не брал в рот. Сугуру часто меня ласкал подобным образом, но я никогда не делал этого для него. Конечно, я подумывал когда-нибудь попробовать, но мне почему-то кажется, что Сугуру был бы недоволен, если бы я предложил ему это. Но я чётко представляю, как надо это делать, и мой первый минет получает резиновая хреновина. Аса-сан, не стесняясь в выражениях, командует, как мне его засосать. Ю-Ичи то и дело щёлкает фотоаппаратом. А меня начинает разбирать смех, потому что я замечаю, как оба мужика то и дело щупают себя за ширинки. Видимо, у меня так хорошо получается, что у них обоих встало.
— Отлично! — Аса-сан показывает большие пальцы и подсовывает мне дилдо несколько иного формата. — Вставь в себя. Ю-Ичи, нужна перспектива.
— Всухую? — уточняю я.
— Сейчас смажу, — спохватывается Аса-сан и роется в своей сумке.
Когда всё готово, я прижимаю дилдо к анусу и интересуюсь:
— Насколько вставлять?
— Насколько сможешь.
— Его тогда не видно будет.
— Так глубоко можешь? — удивляется Аса-сан и перебирает в воздухе пальцами, как будто щупает что-то невидимое.
Ю-Ичи громко и нарочито кашляет. Постановщик прячет руки за спину и говорит:
— Тогда наполовину. Или чуть меньше.
Я подкусываю губу и вталкиваю искусственный член внутрь. Смазка пузырится вокруг. Должно быть, это выглядит не слишком опрятно, потому что Аса-сан салфеткой вытирает вокруг обтянутого мышцами члена и цыкает вполголоса. Ю-Ичи отвлекается, чтобы сменить фильтр. Аса-сан наклоняется ко мне и шепчет: