— Ищите!

Звери помчались в разные стороны, перевоплощаясь в невысокие песчаные ураганчики. Я стоял раскрыв рот. Вот так чудеса! Но фараон, похоже, не видел в этом ничего удивительного. Будто собаку за тапочками послал, а не мифических зверей, собственноручно созданных! Дальше — больше: песок вдруг скрутился в некое подобие врат, из которых выбежал… шакал. Он казался миражом, очертания его были размыты, как у тени в полуденный зной. Фараон, приложив руку к груди, поклонился ему:

— Приветствую тебя, о владыка!

Песок вновь заколыхался, и вот уже не шакал стоял у врат, а… высокий человек с головой шакала. Его очертания были так же туманны, но глаза горели вполне чёткими зелёными огнями. Я опять почувствовал себя плохо. Нет, это уж слишком! Анубис? Анубис появился из воздуха, чтобы поболтать с ожившей мумией фараона?! И всё это происходит сейчас, в XXI веке, где только и говорят о новых технологиях и материалистическом подходе к объяснению сверхъестественных вещей. Попробуйте-ка это объяснить: мифология во плоти в шаге от меня!

— Ты опоздал, — сказал Анубис, — уже слишком поздно тебе воскресать.

— Я опечален этим, о владыка, — ответил фараон, но мне показалось, что он говорит совсем не то, что думает.

— Вернёмся вместе, — продолжал Анубис. — Дай мне руку, и мы отправимся к остальным.

Я не слишком понимал, о чём пёсиглав говорит. Предлагал ли он фараону вернуться в Дуат или имел в виду что-то другое? «Остальные» — это кто?

— Нет, — сказал фараон, — я не хочу возвращаться. Я хочу увидеть, каким стал этот мир.

— Мир изменился, — скорбно ответил Анубис. — Могилы осквернены, Сах выставлен напоказ. Эти порождения крокодилов перевернули всё вверх дном! Нет на них могучей Сехмет!

— Печально слышать это, о владыка, — проговорил эрпат, — но я останусь здесь.

— Этот мир не для тебя, — заключил Анубис, — он не сможет принять тебя, а ты не сможешь принять его. А когда ты умрёшь, некому будет совершить обряд и отправить тебя в Дуат. И ты будешь потерян навсегда!

— До этого ещё далеко, о владыка, — возразил египтянин. — Я сделал выбор.

— Ты сделал выбор. — И Анубис исчез, а врата вновь рассыпались в песок.

«И это тоже было реально? — подумал я, сжимая лоб. — Или это всего лишь мираж?»

Вернулся один из ураганчиков, закружился волчком у ног фараона.

— А, ты нашёл! — произнёс эрпат. — Веди нас.

Полчаса ковыляния по дюнам — и мы вышли к лагерю. Семерхет окинул его презрительным взглядом:

— Что за рабское пристанище!

— Это походное жилище, — объяснил я.

— Для рабов или для скота, — поморщился Семерхет. — Не для достойного египтянина!

— Да я ведь и не египтянин, — возразил ему я.

— Ты Хранитель Ключа, а это почётная должность, — упрямо твердил своё эрпат. — Ты ведь занимаешь высокое положение? Не меньшее, чем фараон, верно?

— Э-э, да что ты… Какой из меня фараон! — невольно рассмеялся я.

— Скромностью ты не обделён, — одобрительно сказал эрпат. — Но разве ты не мечтаешь о славе, какую может снискать лишь избранник Небесных Богов?

— О славе мечтаю, — признался я. — И она меня уже ждёт: когда я расскажу о своём открытии, я стану известным. Это меня и прославит.

— И что ты открыл?

— Твою гробницу.

Египтянину это, кажется, не понравилось:

— Ты желаешь разрыть её и забрать сокровища? Я и без этого могу дать тебе столько золота, сколько пожелаешь.

— Мне не золото нужно. С открытием твоей пирамиды люди узнают столько нового о твоей цивилизации! То, о чём никто ещё не знал и даже не подозревал… опровержение стольких аксиом, подтверждение стольких теорий… Такое нескоро забудется! Я напишу книгу… Можно написать десятки книг! Новая гробница, впервые за пятьдесят с лишним лет! О твоём существовании узнает весь мир! Подумать только, я смогу воплотить в реальность всё то, о чём так мечтал мой отец!

— Я не очень тебя понимаю, — помолчав, сказал фараон, — но ты говорил с воодушевлением. Ты разбудил меня, так что я помогу тебе во всех твоих начинаниях, — только пожелай.

Мы спустились к лагерю. Навстречу выбежали студенты и куратор.

— Где ты был, Винни? — Лин дал мне подзатыльник. — Куратор нас из-за тебя и в хвост и в гриву, придурок! Мы весь день лазили по этому чёртову песку, вместо того чтобы начать раскопки!

— Какое непочтительное отношение, — нахмурившись, сказал эрпат. — Как они смеют вести себя подобным образом?

— Тише! — вмешался куратор. — Главное, что он вернулся и с ним всё в порядке… Винни, где ты был?

— Я… заблудился, — промямлил я.

— Я ведь предупреждал, чтобы никто не отходил далеко от лагеря!

— Случайно вышло… — попытался оправдаться я.

— Неудачник! — Лин снова толкнул меня. — Вечно из-за тебя одни проблемы!

— Такое непочтение должно быть наказано! — сказал вдруг Семерхет.

Песок зашевелился, обвалился воронкой, и оттуда выстрелила пёстрой лентой змея и впилась Лину в щиколотку. Тот заорал благим матом, повалился на песок, все всполошились и бросились к нему.

— Ты что натворил? — ужаснулся я. В том, что это дело рук эрпата, сомневаться не приходилось: уж слишком довольный вид у него был.

— Ра покарал его, — спокойно ответил Семерхет. — Он оскорбил тебя и заслуживает страшной смерти.

— Немедленно всё исправь! — потребовал я, схватившись за голову.

Фараон пожал плечами и прищёлкнул пальцами. В это же мгновение опухоль от укуса спала, и Лин даже смог ответить на испуганные расспросы, что его укусила змея, но, кажется, с ним всё в порядке. А может, и не укусила, ведь следа от укуса не осталось. Но ему всё равно вкатили противоядие, для профилактики, прямо в задницу. Я был немножечко отомщён.

Но мне предстояло серьёзно поговорить с фараоном. Я потопал в свою палатку, пригласив Семерхета следовать за мной.

Египтянин с явным неудовольствием выслушал «ликбез» о правилах поведения в новом мире, задумчиво потёр подбородок. Никакого раскаяния или хотя бы сожаления. Но он с искренним удивлением спросил:

— Ты хочешь убедить меня, что все эти людишки, даже тот эфиоп (он говорил о Бену, студенте-нигерийце), равны тебе? Равны мне?! Сомневаюсь, что твоя голова мыслит ясно. Ты, должно быть, переутомился. Только избранные Небесными Богами могут обладать величием!

Я попытался объяснить ему, как устроено современное общество: ни к кому не стоит относиться с предубеждением, поскольку любой, даже и тот эфиоп, может возвеличиться и стать равным фараону (пришлось прибегнуть к высокопарному слогу, чтобы фараону было понятнее). Он хохотнул, но явно нарочито:

— «Любой»? Но скажи мне вот что: не бывает ли так, чтобы потомки наследовали величие предков?

Я вынужден был признать, что такое случается и довольно часто.

— Ага! — с торжеством воскликнул фараон. — И всё-таки я прав!

— Но это ведь неправильно! — возмутился я. — К примеру, родится у фараона сын-дурак… и что? Как может дурак править страной только из-за того, что это выпало ему по наследству?

— Мальчик, — снисходительно возразил Семерхет, — не фараоны правят страной, разве ты не знал? Всегда есть мудрец, который стоит за плечом правителя, так что умён или нет — не имеет значения.

— А если не мудрец? Если злодей?

— На злодея найдётся суд великого Ра, а в руках мудреца фараон как воск. За фараона решают жрецы или колдуны: он раскрывает рот, чтобы сказать их волю, он не сделает ни шага без их слова, он не возьмёт и таланта без их ведома — вот правда. И здесь, в твоём мире, всё точно так же. Быть может, теперь это как-то по-другому называется, но… чтобы правители были свободны от своей тени? Боюсь, ты говоришь глупости.

— Никакие не глупости. Во что верю, то и говорю, — пробурчал я, не слишком довольный тем, что он меня так отчитывал.

— Во что веришь?

— В то, что у каждого есть шанс сделать открытие.

— Даже у тех? — Он кивнул в сторону других палаток.