- Девочка первую зарплату получила, - сказал кто-то, - Дивчина, успокойся, все нормально.

- Да ни х.. это не нормально! – возмутилась Анна, вдруг вспомнив, что за матерные выражения она бы тотчас услышала замечание от Авдотьи Исааковны, которая хоть сама и позволяла себе разные выражения, но не разрешала девочкам говорить подобным образом.

После пятнадцатиминутного монолога и раздачи листовок, Аня пошла в следующее общежитие, потом в следующее. Девушка не видела, что за ней появился «хвост» и даже не знала, что такое в принципе бывает. После выхода из одного из общежитий девушка увидела вдалеке черную тюремную карету, которая приехала явно за ней, но из-за отсутствия знаний на эту тему, Аня ничего не предприняла.

Девушка шла, думая о том, что она, наверное, уволится с фабрики, вернется в приют, будет умолять директора оставить ее там нянечкой, а, тем временем, развернет более активную агитацию в высвободившееся время, как вдруг почувствовала, что к ней подходят неизвестные ей люди.

«Разбойники», - пронеслось в голове девушки, - «Сейчас ограбят и хорошо, если не убьют».

Увидев вдалеке тюремную карету, Аня подумала о том, что, возможно, неподалеку полиция и, если на нее нападут бандиты, полиция ее защитит.

Когда Аню вдруг повалили на землю и заломили руки, девушка сдавленным голосом прокричала:

- Полиция! Помогите! Разбойники! Убивают! Пожар!

- Новенькая, неопытная, - засмеялись жандармы, - Здесь полиция, никого можешь не звать.

Очутившись в тюремной карете, Аня увидела двух жандармов по бокам от себя и заплакала.

«Меня, наверное, с какой-то преступницей спутали», - подумала она, - «Ну, хотя бы, это не разбойники были. Наверное, мы приедем в участок, и там во всем разберутся и меня скоро отпустят»

- Вы меня с кем-то перепутали, - сказала Аня жандармам, - Я ничего противозаконного не делала, я просто ходила по общежитиям и беседовала с рабочими.

- Уже во всем признается, - засмеялся жандарм, - Ты это не нам рассказывай, а следователю, он тебя с удовольствием послушает. Только говори правду, как есть, вообще ничего не скрывай, он ведь должен правду знать, как все было на самом деле.

- Все расскажу, - сказала Анна, вытирая слезы, - С самого начала, могу вообще, с самого рождения, как скажет – так и расскажу.

========== Арест ==========

Тюремная карета подъехала к полицейскому участку. Анну вывели из кареты и отвели в кабинет следователя. Один из жандармов остался с девушкой наедине, чтобы посторожить ее, а второй позвал следователя в коридор, чтобы перекинуться с ним парой слов.

- Ты, главное, не спугни ее. Фотографировать потом будете, слово «допрос», «преступники» и прочее тоже не говори, - сказал жандарм, - Спрашиваешь, в чем дело, за что задержали, чем занималась, она тебе все выдаст. Она уже в карете говорила, что ее с кем-то перепутали, а она ничего не делала, а просто ходила по общежитиям и агитировала.

Поблагодарив жандарма за ценную информацию, следователь вернулся в кабинет. Сначала выяснив личность девушки, он сказал:

- Анна Харитоновна, рассказывайте, так что же произошло?

- Я сегодня получила свою первую зарплату, - начала рассказывать девушка, - Я грамотная, читать умею, поэтому свой квиточек изучила. За всякую, вы уж извините за выражение поеб.тину, у меня вычли штрафом ползарплаты.

- Пожалуйста, без матерных слов, я записываю за вами, - сказал следователь.

- Извините, - сказала Анна, - Так вот, я пошла в одно общежитие к рабочим, возмущаться, потом во второе, потом в третье…

- Может быть, стоит заменить слово «возмущаться» на «агитировать»? – уточнил следователь.

- Агитируют за что-то, а я просто выражала свое возмущение, - сказала Анна.

Однако после обыска во внутреннем кармане пальто Анны нашли немного не розданных листовок.

- Анна Харитоновна, а вы говорили, что не агитировали, - сказал следователь, - А что за листовки у вас были обнаружены?

Вдруг разревевшись, Анна сказала:

- Да, я агитировала. Против царя, за свержение самодержавия. Все то же самое, что написано в листовках. Долой царя, всю власть народу.

- Анна Харитоновна, что скажу, червонец* на Сахалине вам практически гарантирован, - сказал следователь, - Давайте теперь оформлять признание и раскаяние документально.

- В смысле, какой Сахалин? – удивилась Анна, - И я тут причем?

- Каторга на Сахалине, вы что, не знали? – спросил девушку следователь.

- Так каторга – это для воров, убийц, разбойников, - сказала Анна, - А я тут причем?

- Вы что, хотите сказать, что про политическую каторгу ни разу не слышали? – удивился следователь.

- Откуда? – удивилась Анна, - Вы еще сейчас скажите, что это противозаконно. За такое же вроде руководство с фабрики увольняет к чертовой матери, если попадешься.

- Не только, - сказал следователь, - На каторгу пойдете, это я вам гарантирую.

Вдруг все осознав, Анна разрыдалась.

- Пожалуйста, маме обо всем сообщите, пусть она все знает, - сквозь слезы сказала девушка, - Измайлова Авдотья Исааковна, воспитатель из приюта.

- Сообщим, - сказал следователь и распорядился, чтобы Анну увели в камеру.

Вдруг осознав, что она – преступница и своими показаниями она только что обеспечила себе обвинительный приговор, девушка горько заплакала.

* десять лет

Шли дни в одиночной камере. По словам следователя Анна знала, что суд и приговор будут быстрыми, поэтому уже настраивала себя на то, что пойдет по этапу. Девушку шокировал тот факт, что она пойдет на каторгу вместе с ворами и убийцами, поэтому Анна была в полном шоке. Осознание факта, что проклятые политические виноваты в том, что девушка пойдет по этапу, шокировало Анну, а известие о том, что Вася и остальные арестованы, пусть даже без ее показаний, которые она, будучи в шоке, не подумала дать, оставляло Анну полностью равнодушной.

На следующий день после ареста Анны к ней на свидание пришла Авдотья Исааковна. Анна не знала, что воспитательница решит навестить ее за решеткой, поэтому когда девушку повели на свидание, но не сказали с кем, Анна даже не догадывалась, кого увидит.

- Мама! – воскликнула Анна и бросилась на шею воспитательнице, - Не пожалели времени, чтобы прийти ко мне!

Девушка вытирала рукавом слезы и была в полном шоке от того, что она теперь преступница.

- Мама! – плакала Анна, - Вы преступницу вырастили, какой же ужас.

- Нюрка, ты зря в политику полезла, - сказала женщина, тоже вытерев слезу, - Нюрка, я даже не знала, даже не думала, что ты под суд за политику пойдешь… Хоть бы все более-менее обошлось, Нюрка, не попасть бы тебе на Сахалин…

- Откуда же я знала, что за это тоже есть статья? – вздохнула Анна, - Была уверена, что при самом худшем раскладе с фабрики выгонят. Я про политическую каторгу даже и не слышала никогда.

- Нюрка, - сказала Авдотья Исааковна, - Как только ты освободишься, приходи в приют, обсудим твое дальнейшее будущее. Твои вещи передали мне, деньги, которые были с тобой при аресте, положили на твой счет в банке.

- Хорошо, - пообещала Анна.

Сидя в камере, с тоской глядя в окно и думая о грядущем приговоре, Анна вспоминала приют.

«Мама, такая добрая, так меня любила, а я ее периодически доводила до того, что даже она меня была вынуждена наказывать», - думала Анна, - «Выпускной у нас был, красивый такой, мы были такими нарядными, праздновали, пили чай с пирожками… А зимой, помнится, мы колядовали…»

Вздохнув, вытерев слезы и повспоминав приют еще пару часов, Анна легла на койку и попыталась успокоиться. Девушка вспоминала фабричное общежитие, которое ей никогда не нравилось, плакала, думала о будущем и боялась этого.

Суд был через неделю. Анна, умывшись и вытерев слезы, собралась и была готова ехать в суд.