Там, она старалась изо всех сил сдержать слезы, не желая еще больше волновать дедушку. Только успокоившись, она осознала, что что-то здесь было не так, и когда она подумала об этом еще немного… Секундочку, если дедушка Шэнь и дедушка Цинь были кузенами, как они могли встретиться только после двадцати?

В этот момент перед ней словно открылся совершенно новый мир. С минуту она стояла в оцепенении, и в следующий момент уже начала плакать. Опасаясь, что мужчина в комнате услышит ее, она тотчас же прижала руку ко рту. Почему-то она чувствовала себя ужасно и рыдала так сильно, что была вынуждена присесть и просто не могла подняться.

Сидя у кровати и рассматривая фотографию, Цинь Цзин не слышал ни звука из кухни. Полностью поглощенный своими воспоминаниями, он даже не понял, что Лю Ин использовала чайник как отговорку. Вырисовывая в сознании молодого Шэнь Ляншэна, он нежно провел рукой по ныне исхудалому лицу мужчины.

Он был так великолепен… когда пришел в школу, разыскивая Цинь Цзина: просто стоя там, мужчина вызвал мечтательные взгляды целого класса девочек… но никто не мог бы сказать, что он и сейчас не был красив.

С ласковой улыбкой Цинь Цзин подоткнул для Шэнь Ляншэна одеяло. Он и сейчас думал, что все люди мира вместе взятые не могут сравниться с этим мужчиной перед ним.

Неважно когда, его любимый Шэнь-кэкэ всегда будет самым красивым, и никто не сможет тягаться с ним.

Канун Нового Года, 1983 - впервые после освобождения в Китае передавали живой концерт к концу года. К этому времени черно-белые телевизоры были широко распространены в больших городах, но цветные - все еще были редкостью. Цветной телевизор в доме Цинь Цзина был подарен жене Лао-У ее старшей дочерью. Лао-У был старше и не пережил Культурную Революцию, но его жена, на несколько лет моложе, выжила. Более того, дело Лао-У было ранее пересмотрено, и его семье пришлось лучше, чем другим. Лао-У относился к Цинь Цзину и Шэнь Ляншэну как к сыновьям, но они звали миссис У «Старшей сестрой». Они не смогли скрыть от нее болезнь Шэнь Ляншэна, и женщина наказала своей дочери перенести цветной телевизор в дом Цинь Цзина. Значение этого было ясным, и Цинь Цзин не мог отказаться, хотя у него не было времени смотреть его.

Но канун Нового Года был другим, особенно потому, что Шэнь Ляншэн выглядел очень оживленно в этот день. Мужчина спал до вечера. Когда он проснулся и услышал, что будет живой концерт - он немного приподнялся и оперся на Цинь Цзина. Они включили телевизор и смотрели празднование.

Лао-Лю хотел перенести ужин окончания года в дом Цинь Цзина, но последний пылко отказался, сказав, что Лю должны праздновать вместе и оставить им двоим немного мира и покоя. Поэтому, Лао-Лю лишь доставил новогодние блюда и ушел, рассчитывая прийти на следующее утро и пожелать им хорошего года.

Часы на стене медленно дотикали до девяти часов, но Шэнь Ляншэн все еще не спал и смотрел с Цинь Цзином концерт. Когда началось сяншэн-выступление, он улыбнулся.

Держа мужчину в своих руках, Цинь Цзин легко уловил эту улыбку и понял скрывающиеся за ней мысли. Согласившись с этим, он склонился к уху мужчины и бесстыдно спросил: «Шэнь-кэкэ, кто ты думаешь лучше они или я?»

Все еще с улыбкой на губах, Шэнь Ляншэн едва заметно посмотрел вверх. Затем слабо кивнул, словно говоря: «Ты - лучше».

Цинь Цзин хихикнул от восторга и собирался уже продолжить, когда Шэнь Ляншэн перевернул его руку и начал писать на его ладони, собрав все силы, что у него были.

Пока Цинь Цзин терпеливо ждал, когда мужчина закончит, улыбка на его лице становилась все шире. Проглотив слова, что уже хотели сорваться с языка, он сжал руку мужчины в своей, запечатывая в ней написанное мужчиной слово «хорошо», вместе с жизнью, что они разделили.

Часы медленно протикали десять, и Шэнь Ляншэн, устав, наконец, заснул на руках Цинь Цзина. Последний осторожно положил его на постель и сам лег рядом с мужчиной, не расцепляя их рук. Ему даже не пришло в голову выключить телевизор. Вместе с Шэнь Ляншэном он погрузился в сон, не

позволяя празднованию из телевизора или полуночным оглушительным фейерверкам разбудить их.

Когда Цинь Цзин проснулся снова, снаружи уже было светло, но Шэнь Ляншэна рядом с ним не было. Он посчитал странным отсутствие мужчины, ведь они только что спали вместе.

Озадаченный, он покинул кровать и надел туфли, перед тем как выйти. Только выйдя из дома и сада, он обнаружил, что в голубой рубашке с коротким рукавом совсем не чувствует холода - было уже лето.

Пейзаж за двором не был чем-то неординарным: немного узкий, длиной в милю, хутун, с жилыми блоками по обеим сторонам. Странно, но он не видел ни одного соседа - только ослепительный солнечный свет, молчаливо падающий на улицу, но с такой силой, что ему пришлось отвернуться.

В этот момент Цинь Цзин понял, что видит сон, но даже если это был сон, он должен был найти мужчину. Лишь только он осознал это, как увидел знакомую фигуру перед собой - это был не кто иной, как Шэнь Ляншэн.

Цинь Цзин поспешил за мужчиной, зовя его по имени, но Шэнь Ляншэн не откликался и только продолжал двигаться вперед.

Хутун длиной в милю во сне, казалось, растянулся в вечность. Он смотрел, как фигура, казавшаяся бледно белой под слепящим светом, ускользала дальше и дальше, но даже когда она стала меньше острия иглы, он все еще мог видеть ее.

Однако Цинь Цзин был весь как на иголках, опасаясь, что силуэт исчезнет в мгновение ока. Поэтому, он ринулся вслед за ним. Он бежал, пока не слетели его туфли, пока не стал дышать так тяжело, что не мог больше звать его.

Наконец, Шэнь Ляншэн, казалось, заметил, что кто-то преследует его и остановился посмотреть. Он нахмурился, увидев Цинь Цзина, и начал отгонять его, как злой старик прогонял бы бродячую кошку или собаку: «Иди назад! Не преследуй меня! Возвращайся, быстро!»

В такой спешке Цинь Цзин не мог плакать, но сейчас, когда Шэнь Ляншэн прогонял его, он разразился слезами и начал рыдать, как несчастный ребенок, пытающийся заслужить любовь взрослого.

Не в силах выдержать этого, Шэнь Ляншэн повернулся и сделал несколько шагов навстречу мужчине, но не сократил дистанцию. Он взглянул на плачущего мужчину, не зная, что делать.

«Шэнь Ляншэн…» - не получив ответа, Цинь Цзин осознал, что слезы ничем не помогут, и начал звать мужчину между рыданиями. Он хотел сказать что-то еще, но не знал точно что. В итоге, давясь слезами какое-то время, он выпалил: «Я люблю тебя, Шэнь Ляншэн».

Это был странный, но все же фантастический сон.

Когда он произнес слова «Я люблю тебя», во сне, казалось, наступило затишье. Мужчины замерли на месте. Затем оба разразились смехом.

«Иди сюда».

Он протянул руку, и они пошли навстречу друг другу.

С каждым шагом, они, казалось, становились моложе на год, так что, когда они оказались лицом к лицу, то, что видел каждый из них, было молодой версией другого.

Странно, но все же фантастично: они не только стали моложе, но и их одежда изменилась тоже. Они выглядели, как герои у-ся истории. На Цинь Цзине была длинная голубая мантия студента-конфуцианца. А Шэнь Ляншэн, в свою очередь, был облачен в искусно отделанное одеяние цвета чернил, расшитое серебряными облаками по кайме, но выглядел скорее, как злое божество, нежели элегантный дворянин, из-за холодного оттенка лица, несущего не гнев, а смерть.

Однако Цинь Цзин не боялся, также как и не находил их одежду странной. Он просто, как всегда, игриво склонился и потянулся к руке мужчины.

Шэнь Ляншэн также не выглядел удивленным и, взяв Цинь Цзина за руку, повел его по дороге.

Под слепящим летним солнцем, они шли, бок о бок, до конца этой мили, и продолжат идти…

Туда, откуда они пришли.

До скончания времен.

Конец.

Примечания

«Нужны три дня для гибели шести поколений процветания, но хватит и семи строк, чтобы изложить мои кровь и душу»* - из монолога Чжоу Шисяня, возлюбленного принцессы Чжанбин, в Кантонской опере «Ди Нюй Хуа». В постановке 1957 года Ям и Бай сыграли этих возлюбленных, которые вместе выпили яд в ночь свадьбы.