Некоторые вещи обладают большим приоритетом. Цинь Цзин знал, что он должен сделать это, но чувствовал вину перед Шэнь Ляншэном. Он подошел к нему с неловким выражением, размышляя как поступить.

«Я действительно сожалею, молодой господин Шэнь, но мог бы я позаимствовать его всего на одну ночь?» - Сяо-Лю понимал, что Цинь Цзин не знал, как начать и подошел объясниться. «Это и правда, чрезвычайная ситуация. Говорят спасти шоу, все равно, что спасти огонь, а я вот настолько близок к сожжению заживо. Нет другого выхода, мне так жаль».

«Эм, мистер…?»

«Лю. Лю Бао-сян. Зовите меня просто Сяо-Лю, молодой господин Шэнь».

«Мистер Лю. Не нужно извинений. В любом случае, у меня нет неотложных дел с мистером Цинем». Шэнь Ляншэн не выглядел обеспокоенным. Он вежливо продолжил: «Так как спасение шоу, все равно, что спасение огня, позвольте мне быть вашим шофером».

«О нет, мы не можем. Это слишком - просить Вас об этом, сэр. Нет».

«О, но я настаиваю мистер Лю».

«Ерунда. Зовите меня Сяо-Лю, пожалуйста. Я чувствую себя просто ужасно, когда Вы говорите мистер».

«Пожалуйста, перестаньте. Я был бы рад, если б мы оба оставили учтивость».

Их пререкания заставили Цинь Цзина неловко ждать в стороне. Даже в машине Сяо-Лю не унимался. Он просто сидел и слушал, как его друг выкладывает водителю все о них.

«Скажи, почему бы тебе не приберечь речи для сцены?» - в конце концов, прервал друга Цинь Цзин, не вытерпев сидя с ним на заднем сидении.

«Ни за что. Ты - звезда вечера, в конце концов». Сяо-Лю пренебрежительно махнув рукой, вернулся к Шэнь Ляншэну. «Вы не знаете, сэр, насколько хорош этот парень в сяншэн. Отец всегда сравнивал меня с ним. И все же он бросил сцену, чтобы быть учителем. Мой отец вложил столько крови, пота и слез в его подготовку. Я не могу даже описать, как он был расстроен».

Шэнь Ляншэн читал файлы, приготовленные Чжоу, не очень внимательно. Он смутно припоминал, что родители Цинь Цзина скончались, и что его отец был сяншэн-комиком. Сейчас, благодаря разговорчивой натуре Сяо-Лю, он узнал, что их отцы учились у одного мастера, и то, к какому поколению артистов они относились, как много было еще учеников.

Цинь Цзин, уверенный, что Шэнь Ляншэну эта тема не интересна, слушая их плавную беседу с Сяо-Лю, изменил свое мнение. Мужчина мог выглядеть высокомерным, но он не был настойчивым и претенциозным светским богачом, как думал Цинь Цзин. Скорее - опытным бизнесменом, умным и разносторонним, мастером на все руки.

Лю владели чайным домом, удобно названным Чайный Дом Лю, в Наньши. Заведение было небольшим, но довольно известным в местных кругах.

Шэнь Ляншэн остановил машину перед входом. Сяо-Лю вышел первым и Цинь Цзин тоже собирался выйти, когда Шэнь Ляншэн повернулся:

«Когда начинается представление?»

«В восемь». И добавил извиняясь: «Но мне нужно сначала прочитать сценарий. Мне ужасно жаль. Я обещаю, это не повторится снова».

«Займите мне место. Я заеду позже».

Спустя момент Цинь Цзин отреагировал, подняв бровь: «Умоляю, Вы не кажетесь тем, кто любит сяншэн».

«Что, Вы не пообедаете со мной, и теперь не позволите мне насладиться даже шоу?»

«Конечно же, нет», - хмыкнул Цинь Цзин. «Милости просим».

Наньши был известен как зона беззаконья, полная различных групп людей. Это место Шэнь Ляншэн посещал очень редко. Он осмотрелся вокруг, в поисках обеда. Яркий и суетливый, район был занятой, но иначе, не как концессии.

Было почти восемь, когда он вернулся в Чайный Дом Лю. Цинь Цзин, скорее всего, репетировал за кулисами, и Сяо-Лю нигде не было видно. Однако имелся смышлёный клерк, ждавший у входа и формально приветствовавший его.

«Мой дорогой сэр, Вы должно быть господин Шэнь! Проходите, пожалуйста!»

Шэнь Ляншэн был встречен шумной комнатой, которая была громче улиц снаружи. Все столы были заняты. Некоторые клиенты стояли, были и те, кто принес свои стулья. Бизнес был просто замечательным.

Чайный дом был слишком маленьким, чтобы иметь частные помещения, а Цинь Цзин думал, что Шэнь Ляншэн вряд ли оценит толпу и дым. Он зарезервировал столик не у сцены, а у окон. Вечерний бриз мягко завывал позади уединенного Шэнь Ляншэна и чайника жасминового лунтуаня. Это не был чай высшего сорта, но он был особенно ароматным.

Представление началось точно в восемь. Сяо-Лю и Цинь Цзин вышли на сцену вместе, оба в длинных одеждах. Один высокий - другой низкий, один

толстый - другой худой: одного их присутствия было достаточно, чтобы вызвать смех.

Сначала была сценка, Дилиту, о мужчине, спрашивающем направление. Первая реплика была Цинь Цзина:

«Вы не звучите так, будто родом отсюда», - он говорил на тяньцзиньском мандарине с такой точностью, что казался совершенно другим человеком, в отличие от школьного учителя, говорившего на стандартном мандарине.

«Я из Пекина», - следовал ответ Сяо-Лю, звучавшего как урожденный пекинец.

«И что привело Вас сюда?»

«Прибыл в поисках кое-кого».

«Кого?»

«Моего брата».

Пока шла сценка, настала очередь Цинь Цзина указывать направление Сяо-Лю. Он четко и быстро предоставил названия более ста мест, с правильной интонацией и паузами, вызывая оглушительные аплодисменты.

Несмотря на подбадривания и свист аудитории Цинь Цзин знал, что нервничает. Это было не из-за страха ошибиться - он выучил пьесу еще мальчишкой и повторял ее слишком много раз, чтобы допустить серьезные ошибки - а из-за Шэнь Ляншэна, сидящего в зале. Он нервничал без причины, когда его глаза блуждали в его направлении.

Но потом Цинь Цзин увидел его улыбающимся.

Мужчина сидел один у окна, с рукой, подпирающей голову, а другой - поднося кружку чая к губам. Его ресницы дрожали, а уголки губ поднялись вверх, он пил жасминовый чай, который Цинь Цзин выбрал для него.

Это длилось лишь мгновение, но Цинь Цзин мог поклясться, что ощутил слабый аромат жасмина. Он сразу почувствовал умиротворение, больше не волновался. Вся слава чайного дома не могла сравниться с этой мягкой улыбкой на губах мужчины.

После Цинь Цзин выступил с длинным монологом. Он умело расположил вступление и исполнил шутки, веселя каждого в зале.

Шэнь Ляншэн больше не улыбался, но его глаза весело поблескивали. Он просто слушал, не аплодируя и не подбадривая, слушал, попивая чай, который начал остывать.

Цинь Цзин метнул взгляд в его сторону, перед тем, как отвернуться, обращаясь с ним так же, как с любым зрителем. Достаточно любопытно, но у него была нелепейшая мысль, будто помещение было заполнено куклами, как манекенами в универмаге. Единственным реальным и живым человеком был мужчина у окна, и пьеса, исполняемая Цинь Цзином, предназначалась только для его ушей.

Он даже на секунду подумал, что пока этому человеку нравится слушать, он более чем готов рассказывать ему истории - одну за другой, каждую столь же очаровательную, как следующая.

Было давно за десять, когда представление подошло к концу. У Цинь Цзина были занятия на следующий день, поэтому Шэнь Ляншэн отвез его домой.

Цинь Цзин жил недалеко от чайного дома. Это заняло не больше двух минут на машине. Двигатель не успел нагреться, как они уже прибыли, и они не сказали и пары слов в течение поездки. Они остановились на дороге, машина не могла проехать в хутун, из которых состояла старая часть города. Цинь Цзин сказал Шэнь Ляншэну оставаться в машине, но тот все же вышел. И они вдвоем зашли плечом к плечу в переулок.

В маленьком переулке не было фонарей.

Это была осень, в конце концов. Не важно, насколько жарко было днем, вечера все еще были прохладные. На Цинь Цзине была только рубашка, и он не мог не потирать руки.

«Холодно?»

«Все в порядке. Мы почти на месте».

В следующий момент он уже был в объятиях Шэнь Ляншэн, но не как девушка - рука мужчины просто охватила его плечо.

Признаться, это не переходило черту - когда Цинь Цзин еще учился в школе, он даже спал в одной кровати с хорошим другом в самые холодные ночи, не говоря уже о руке вокруг шеи - но он все же немного сопротивлялся.