Я не мог дышать. Воздух физически не проходил в мои лёгкие, пока я стоял и с открытым ртом смотрел на Лукаса. То, что он говорил… Чтобы я сделал нечто такое жестокое, было за гранью моих самых диких фантазий. Однако, это было не за гранью фантазий кого-то близкого ко мне.

— О боже, — мне, наконец, удалось втянуть короткий вдох, когда правда обрушилась на меня с большим эффектом, чем штормовой ветер снаружи.

— Нет? Ничего не напоминает? Хмм, тогда мне придётся встряхнуть твою память физической уликой, — Лукас открыл дальний шкафчик и покопался там, прежде чем что-то достать. Он подошёл с жестокой улыбкой на губах, а затем бросил помятый конверт на стойку передо мной. — Вперёд.

Спереди на изношенном конверте было напечатано имя Лукаса, но не было никакой марки или обратного адреса, будто его доставили из рук в руки, а не почтой. Не открывая письма, я знал, что будет внутри, но всё равно потянулся к нему, достал бумагу, которая была скомкана, а затем снова разглажена, так что слова на листе были немного блёклыми на сгибах. Когда я начал читать, от дрожи мои руки слегка тряслись, и мне пришлось использовать обе руки, чтобы прийти в себя.

Чем больше я читал, тем больше подступала тошнота, и когда я дошёл до последней строчки, пришлось перечитать её раз, два, а затем снова, мой мозг отчаянно пытался найти во всём смысл.

— Лукас, я не… Это не моё…

Я не мог выдавить слова, когда осознание того, что действительно произошло столько лет назад, ошеломило меня до предела, меняя всё, что я знал. И когда мой мир перевернулся, и я упал на барный стул, письмо выпало у меня из рук.

Мой отец не потрудился постучать в дверь моей спальни, прежде чем войти. Он никогда не стучался, и я больше не подскакивал, когда дверь распахивалась, и сейчас его высокая фигура заполняла почти все пространство.

— Джекс, смотри, что только что пришло, — сказал он, и гордость в его голосе заставила меня поднять взгляд, отвлекая от разбора бардака в ящике комода. Увидев в его руках большой конверт, я снова сосредоточился на поиске.

— Ну, — произнёс он, махая конвертом передо мной. — Тебе не интересно, приняли ли тебя? Это из Йеля. Давно пора.

— Эм… Я могу уступить честь тебе.

Я чувствовал взгляд его суженных глаз, пока открывал верхний ящик и копался в нём. Не было таких связей, которые мой отец не мог использовать, чтобы устроить меня в школу, которая была его выбором, его альма-матер, так что было бессмысленно открывать этот дурацкий конверт. Он хотел Йель, значит будет Йель. Я уже смирился с этим фактом много лет назад.

— Что это ты делаешь? — спросил он, раздражаясь от отсутствия у меня внимания и восторга, но у меня на уме были более важные вещи. Например, куда исчезла моя цепочка.

— Просто кое-что ищу, — пробормотал я, захлопывая ящик и открывая следующий снизу.

— Кое-что ищешь? — отец помахал конвертом перед моим лицом. — Как насчёт того, чтобы заглянуть в будущее? Сейчас.

Его тон не оставлял места спорам, и я неохотно взял у него толстый конверт и сел на край кровати. Толстые конверты означали одно — добро пожаловать в университетскую жизнь, о, и вот бланки на проживание, список уроков, внеклассных занятий и бла-бла-чёрт-побери-бла.

— Поздравляем, вы были приняты в Йель…

Я даже не дочитал предложение, прежде чем мой отец триумфально вскрикнул и выхватил документ у меня из рук.

— Видишь? Что я тебе говорил? Йелец, прямо как я.

Его глаза сияли, пока он смотрел на письмо, и когда он посмотрел в мою сторону, я попытался улыбнуться, правда попытался, но всё, о чём я мог думать — о чём думал последние две недели — это человек, которого я оставил в Джорджии, которого больше никогда не увижу. Особенно на этом пути в Йель, к которому он не приблизится и под дулом пистолета, хоть его оценок было более чем достаточно, чтобы поступить.

— Что? Ты не рад? Ты этого хотел всю свою жизнь, — сказал моей отец, снова пытаясь привести меня в то же состояние живости, в котором находился сам.

— Это отлично, — сказал я. — Правда.

— Отлично, — повторил он, изогнув губы. — Это всё, что ты можешь сказать? «Это отлично»?

— Ну, это…

— Это более чем «отлично», Джекс. Ты знаешь, как много детей, которые прямо сейчас получают письма с отказом, убили бы за то, чтобы быть на твоём месте?

Не подумав об этом, я потянулся поправить цепочку, которую носил месяцами, но мои пальцы коснулись только воротника майки.

— Прекрати это делать, — рявкнул мой отец. — Так делала твоя мать.

Я уронил руку и оттолкнулся от кровати, направляясь обратно к комоду, чтобы возобновить поиски.

— Привычка. Пару дней назад я потерял свою цепочку и нигде не могу её найти.

— С каких пор ты носишь цепочку? — произнёс он, изгибая губы с отвращением на слове «цепочка». — Их носят только женщины.

— Нет, это скорее кулон на чёрном проводе… мне его… в смысле, я купил его в школе.

Глаза моего отца напоминали уголь, пока он смотрел на меня.

— Что ж. Тогда, уверен, он найдётся.

— Да уж, — а затем, прежде чем смог себя остановить, я спросил: — Это вся почта, которую я получил?

— Чего ещё ты ждал?

Он засунул письмо о принятии обратно в конверт.

Ничего. Я совсем ничего не ждал. Но держался за какой-то глупый клочок надежды, хоть и уехал из Южного Хэйвена внезапно, не оставив Лукасу никаких контактов, что он каким-то образом найдёт путь ко мне. Это была дурацкая мысль, чтобы мы поддерживали связь, что и было причиной, по которой я уехал изначально, но… я скучал по этому парню. Я скучал по своему другу… и по тому, что ещё развилось между нами.

От обнадёженного выражения моего лица губы отца выпрямились.

— На самом деле, есть кое-что, что тебе оставили.

Я оживился.

— Правда?

Он кивнул на мой стол.

— Присядь.

«Присядь» было кодом для «тебе не понравится, что я для тебя приготовил», но я всё равно сел, как было сказано, отодвинув стул от стола и ожидая обрушения бомбы. С тех пор, как я приехал домой, между нами двумя была неловкая дистанция, но ничего не было сказано о том, почему он забрал меня из Южного Хэйвена раньше, а я не смел поднимать эту тему. Глубоко внутри я знал, почему, и то, что на прошлой неделе он не позволил мне подняться на выпускную сцену с моими сверстниками, казалось достаточным наказанием.

Мой отец достал что-то из внутреннего кармана пиджака, а затем бросил на стол передо мной заклеенный конверт без марок и отступил назад.

— Что это?

Я перевернул конверт, ожидая увидеть обратный адрес ещё одного колледжа, в который меня приняли, но на другой стороне тоже не было никаких отметок.

— Почему бы тебе самому не открыть и не посмотреть?

Тогда я должен был отказаться. В безымянных конвертах никогда не бывает ничего хорошо, по крайней мере, судя по криминальным фильмам.

Осторожно открыв конверт, я достал содержимое — стопку фотографий, и я сразу же узнал симпатичного парня на верхней фотографии. Я не смог распознать другого парня, который был чуть ниже ростом.

Я предчувствовал беду и тяжело сглотнул. Я не хотел видеть остальные.

— Что это?

— Почему бы тебе не посмотреть дальше?

— Я бы не хотел.

— О, брось. Это будет весело. Это твой дружок, верно? Как его звали… какой-то там Лукас?

Я встретился с ним взглядом, и в глубине его глаз таилось нечто злобное.

Следующее фото было почти таким же, как первое — Лукас стоял в личном пространстве парня, наклоняясь ближе к его уху, будто рассказывал секрет. Ну и что, это был дружеский разговор. Большое дело.

Да, тогда почему моё сердце грохотало с тройной силой?

Я пролистал следующие несколько снимков, моё зрение размылось по краям, когда на одном снимке губы Лукаса коснулись шеи парня, а на следующем передвинулись на его губы. Я знал эти губы. Я знал лёгкий вкус карамели на его языке, и как он дразнил и кусал мою нижнюю губу, чтобы растянуть предвкушение. Эти губы были мои. Нет, поправка: были моими. На краткий, мимолётный момент, в который я всё ещё не мог поверить или понять.