Я прошла мимо старенького дома мисс Крисберг – кошатницы, у которой умер муж десять лет назад, а дети просто бездушные сволочи, ибо бросили мать в одиночестве. Зато у неё есть я и все остальные соседи. Мы бабушку очень любим и считаем её близким человеком. На Рождество мисс Крисберг не сидит одна; она либо с нами, либо празднует в доме Уэлсенов. В общем, за ней есть кому позаботиться.

Заворачиваю налево и прохожу по узенькой каменной дорожке к своему крыльцу одноэтажного дома. Судя по тому, что на желтоватом газоне валяются пыльные коробки, стоит ржавый велосипед и кресло, мама, наконец, решил устроить генеральную уборку. А ещё это значит, что она побывала в моей комнате. От этой мысли я бегом направляюсь к открытой двери и забегаю в дом. Первое, что я почувствовала – запах лаванды. Я будто нахожусь в горах, на цветочной поляне… Прихожая была пуста. Вся обувь выставлена на улицу, комод блестел чистотой, вешалки опустели. Где вся верхняя одежда и шляпы? Неаккуратно снимаю с ног потрепанные кеды и забегаю в гостиную. Следующее, что было видно: мама вытирает мокрой тряпкой светлый паркет и напевает под нос какую-то мелодию. Она изредка смачивает серую тряпку в ведре с моющим средством и вновь начинает скользить по паркету. Вижу наш ковёр. Женщина закрутила его в трубочку и бросила на кожаный диван. Горшки с цветами стоят на журнальном столике, который расположен около окна, когда раньше был напротив дивана. Спустя время, мама замечает меня и безмятежно улыбается, поправляя на голове красную бандану, которую она надевает всегда во время уборки.

– Ты уже вернулась? Как дела в школе? – отрывисто спрашивает женщина, выжимая тряпку над зелёным ведром. Я не двигаюсь с места.

– Нормально. Мне задали сделать лабораторку по физике, придётся всю ночь пахать. А ты почему дома?

Мама бросила тряпку на пол и еле-еле поднялась на ноги, протирая влажный лоб ладонью. Женщина пытается отдышаться. Иногда я думаю на кого больше похожа: на маму или папу? Кто-то говорит на сестру, кто-то утверждает, что на бабушку. А я думаю, что на маму. У женщины чёрные волосы, но были они такими не всегда. В моем возрасте у мамы были каштанового цвета пряди. У нас с ней одинаковый цвет глаз – болотный, а у папы и Кэрри – голубой с карими пятнами. Мама невысокая и немного пухлая, но я ростом пошла в отца и бабушку, также и сестра. Я поправила очки, все ещё ожидая ответа.

– Сегодня у меня выходной, – отвечает она и проходит на кухню. Я хвостиком плетусь за ней. – Ты голодна? Хочешь есть?

– Нет, я была у Алекса в гостях, там перекусила.

Реакция мамы слишком спокойная, хотя я думала, что она устроит скандал, типа: «Ты не сказала, что идёшь в гости?! Все! Домашний арест на два месяца!», но она промолчала. Мама открывает кран с водой и моет руки, раздумывая о чём-то неизведанном. Сегодня она более странная, чем когда-либо. Я открываю белый шкафчик, где обычно лежат печенья и хлопья и достаю пачку сырных шариков.

– Кит, пока не забыла сказать, присмотришь завтра за котами мисс Крисберг? – говорит мама, не оборачиваясь.

– Ладно, а почему? Мисс Крисберг куда-то уезжает?

– Ей нужно к врачу. Она чувствует себя крайне неважно.

Я ощутила какую-то тоску, от которой даже сырные шарики не лезли в горло.

– Что за ужасные у неё дети! Их мама живет одна, у неё нет никого, кроме кошек, и она больна. Почему этим детям так плевать на свою мать?! – от душераздирающей обиды меня начало трясти, как при двенадцатибальном землетрясении. Мне казалось, что мое лицо надулось как пузырь и через мгновение взорвется, сметая все на своём пути. Мне больно. Представив на месте мисс Крисберг свою маму, я опешила. Сердце поразил укол. Нет! Никогда, слышите, никогда я так не поступлю со своей мамой! НИКОГДА. Я никогда не брошу её, буду делать все, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Лишь бы не заплакать. Ну почему я такая сентиментальная?!

Мама вытерла мокрые руки кухонным полотенцем и обернулась ко мне всем телом, грустно улыбаясь, будто должна сознаться в чём-то ужасном. Её холодная ладонь коснулась моего лица, и я ощутила легкую дрожь.

– Детка, это хорошо, что ты злишься, значит, ты понимаешь, что так поступать нельзя, – сказав это, она прошла мимо меня в гостиную, где вновь начала убираться.

* * *

Я раньше не думала об одиночестве. Одинокие люди повсюду, они в нас. В данный момент, сидя возле окна и наблюдая за домом старой и доброй кошатницы, которая проживает свою оставшуюся жизнь в одиночестве, в мою голову пришла мысль. Что если проводить с мисс Крисберг больше времени? Читать с ней книги, смотреть телепрограммы, готовить кексы, играть в маджонг? Наверное, она сильно скучает по своей родине, по детям и внукам, которым нет до неё никакого дела. Ах, как от этого становится дурно. Эта женщина вырастила их, дала кров, подарила жизнь в конце концов! Людям плевать на других, пока они сами не попадут в ту же ситуацию. Свет в комнате старушки погас, а значит она легла спать. Держу пари, что через минут пятнадцать её любимые коты начнут петь серенаду под моим окном. Спать они мешают конечно, но весь район уже к этим ночным концертам привык. Тем более эти кошки и нам дороги. По утрам каждый житель района подкармливает милых питомцев вкусностями, а кто-то просто останавливается чтобы погладить по спине и головке.

Я задёрнула синие шторы и села за компьютерный стол. Время уже десять часов вечера, а я никак не могу докончить лабораторную работу по физике. Все мои мысли крутятся в голове, не дают сосредоточиться на важном. В уме всплывают картинки минувших часов. Алекс… Завтра он идёт на вечеринку к очень красивой девушке, которая возможно любит его. Боже, какова вероятность того, что после завтрашнего вечера мы все ещё будем друзьями, какова вероятность того, что Сара Бейкер и Алекс Харрис не начнут встречаться? Почему первая любовь всегда кончается разбитым сердцем? Я хочу разрушить эту цепочку. Любовь – флакончик с болью, которую мы добровольно впрыскиваем в своё сердце. И как я могла допустить это?! Зачем я полюбила его? Пусть Ал и говорит, что я милая, особенная, что мое имя волшебное, волосы глянцевые, очки забавные, но я все равно остаюсь дурнушкой. Как в меня может влюбиться какой-то человек, если я сама себя не люблю?

Слышу какой-то шум за стеной. Протяжённо выдохнув, я встала изо компьютерного стола и прошла к деревянной двери. Выхожу в гостиную, где папа лежит на диване, а на его груди мама. Они смотрят какой-то фильм и радостно улыбаются. Видеть своих родителей такими счастливыми – бесценно. Я прячусь за угол, чтобы не прерывать их идиллию. Папа приобнял маму и что-то сказал, отчего она засмеялась.

– Завтра я поеду к Кэрри, давно не видела её, – с тоской произнесла мама.

Последовала тишина.

– Лорен, я иногда даже забываю, что у нас с тобой есть ещё старшая дочь.

– Разве это хорошо? Не стоило ей разрешать переезжать к маме. Мы совсем о ней позабыли, Гас!

Папа выдохнул.

– Хорошо, давай завтра всей семьей наведаемся к твоей матери? Как раз завтра пятница, и Кит будет свободна.

От этой идеи мамины глаза загорелись ярким пламенем, и она ещё сильнее обняла отца.

– Отличная идея, но Кит завтра должна присмотреть за котами мисс Крисберг. Женщина будет целый день в больнице, а затем едет на кладбище к мужу вместе с какой-то родственницей… и может приедет поздно. Кит весь вечер занята.

Да, я занята… Всегда…

Я подоспела в школу, когда уже прозвенел звонок, и это объясняет пустующие коридоры, залы и прекрасную тишину. Обычно на переменах приходится громко орать или общаться языком жестов, чтобы собеседник смог хоть что-то понять. Привыкнуть к новой школе сложно, хотя это было ожидаемо; я знала, что с трудом заведу новое знакомство, с трудом привыкну к новой обстановке, предметам. И ничего удивительного. Когда тебя обзывают и указывают на недостатки, хочешь не хочешь, но придётся быть затворницей. До Алекса у меня не было лучших друзей. Хотя нет, вру, были. Эти друзья пахли божественно (не подумайте, я не извращенка), эти друзья всегда открывали для меня что-то новое, они могли дать нужный совет. Эти друзья – книги, и пусть мне докажут, что книги – плохие товарищи. Я дам в лоб такому человеку.