– Остановись, – неожиданно меня перебил Вася, – это совершенно не твое дело и не твоя забота. Самым разумным будет вести себя максимально обычно. Комиссары справятся сами. Не создавай вокруг себя лишние подозрения.

– Во-первых, это меня касается, кто-то из этих двоих врет, а скорее всего, оба разом, – все-таки озвучил я Васе свои догадки, которые он так не хотел слышать. – Во-вторых, это просто мысли вслух.

– Говори и думай что хочешь, заткнуть тебя невозможно. Но как твой сопровождающий, и что важнее, наставник, я не позволю тебе вмешиваться в расследование. Вплоть до применения силы и рекомендаций заключения тебя под стражу. Ради твоего же блага.

– Звучит благородно и пафосно, спасибо, оценил. Твоя позиция ясна, я ее уважаю и постараюсь не создавать тебе проблем, но прошу ответов.

– Спрашивай, – со вздохом согласился он.

– Спасибо. Возможно ли, чтобы Видящий врал?

– Насколько мне известно, считается, что не может. У него просто нет для этого мотивации. Сам понимаешь, чувств нет, желаний нет, мотивации нет.

– Хорошо, ну мозг-то у него есть, сознание, он мыслит. Возможен ли вариант, в котором Видящий, осознав что-то, начал врать?

– Звучит очень натянуто, честно говоря.

Нашу беседу прервал раздавшийся в коридоре дверной звонок.

– Это Сава, очень тебя прошу, при нем никаких мыслей вслух, никаких шуток, никаких вопросов в его адрес. Веди себя как обычно, – на секунду он запнулся. – Нет, веди себя адекватно, он старше и по возрасту, и по рангу. Найди в своей голове слово «субординация» и постарайся полностью его реализовать в своем поведении. Он один из самых приближенных к комиссарам людей, с ним нужно быть очень осторожным.

– Хорошо, понял, нет необходимости так разжевывать.

Василий строго посмотрел мне в глаза, вздохнул, встал из-за стола и пошел в коридор встречать Саву. Я направился следом, мне было очень интересно посмотреть на живую легенду, как его называли в Конторе. Самый старый носитель России, второй по старости в мире, да еще и дирижер с вековым опытом.

Практически все носители были моими сверстниками, возрастной диапазон колебался от двадцати пяти до сорока пяти лет. Причина тому была проста. Во-первых, это возраст так называемых человеческих кризисов, когда индивид способен самолично напитать себя доминирующим чувством. Во-вторых, носители не стареют, и гораздо гуманнее инициировать людей среднего возраста. Вечная жизнь подростком или стариком нелегка. Именно поэтому, когда Сава Презрение переступил порог квартиры, я несколько секунд пребывал в ступоре. Передо мной стоял мужчина в глубоко преклонном возрасте. Но он не был из тех немощных неопрятных стариков. Гладковыбритый череп, аккуратно подстриженная борода, темные очки, серьга в ухе, зауженные джинсы и рубашка в клетку с подвернутыми рукавами, из-под которых виднелась татуировка, говорили о том, что его возраст лишь оболочка.

– Вот он, мой любимый клиент! – увидев Васю, воскликнул Презрение. – Кто в этот раз посмел оскорбить твою честь девичью и сравнить тебя с любителем мужских ягодиц? Когда же ты уже поймешь, называя тебя педерастом, оппонент далеко не всегда намекает на мужеложство. В современном обществе это такая форма оскорбления.

Значит, все-таки был у Василия какой-то бзик или комплекс по поводу его половой ориентации, если уже не в первый раз люди, подозревающие его в любви к мужчинам, расстаются с жизнью. На всякий случай сделал себе пометку в голове: «Злорадство не понимает голубых шуток».

– В этот раз не было никаких намеков. Меня открытым текстом назвали гомиком, а вот этого, – махнул он рукой в мою сторону, – моим партнером.

– Не самый страшный вариант, – рассматривая меня, сказал Сава, – он недурен собой. Ему бы только сбрить свою неухоженную бороденку и избавиться от этого конского хвоста. Молодой человек, – обратился он уже ко мне, – ваш внешний вид не то чтобы устарел, он во все времена считался неопрятным, заявляю авторитетно. Кстати, приятно познакомиться, – протянул он мне руку. – Савелий, но лучше просто Сава.

– Алексей, – поздоровался я с Презрением.

– Перейдем к делу, кто в этот раз несчастная жертва Васиной гомофобии? – будь мы простыми людьми, Савины подколки можно было бы воспринять как шутку, но на самом деле так он выражал презрение к Злорадству.

– Катя, – лаконично ответил Вася.

– Этот прекрасный цветок? Ты посмел убить человека, который в злорадстве и искрометности юмора мог дать фору всем моим знакомым? А у меня их ой как много было. Василий, это несерьезно, твое поведение было бы простительно, был бы гневом, злостью или ненавистью. Но ты же по природе своей должен быть нейтральным.

– Сав, давай без твоих нравоучений. У нас сегодня очень тяжелый день. Заезд за вещами превратился в скандал и убийство, а нам еще к Алексею на квартиру заезжать и в новой устраиваться, – голос Васи звучал уставшим, и я его в этом поддерживал, день близился к концу, а дел еще было много.

– Погоди-ка, – протянул Сава, – так этот юный отрок – один из тех подозреваемых, у которого из-под носа убежала кукла? А тебя, Вась, поставили его сопровождающим? – Злорадство утвердительно кивнул. – Тогда вам действительно не до шуток, перейдем к делу. Где тело? Родные искать будут?

– Тело в спальне, будут ли искать? Не знаю, она в ссоре с матерью. Больше пяти лет не общались, – ответил Вася.

– Хорошо, пойду погляжу размеры бедствия, которое ты натворил в этот раз. Надеюсь, все необходимое у меня с собой, – постучал Сава по большой кожаной сумке элитного бренда, висевшей у него через плечо.

Проходя мимо меня, Презрение неожиданно остановился и полушепотом, так, чтобы Вася услышал, сказал:

– Ты поосторожней с ним, «голубые» шутки вообще не воспринимает. Какая-то детская травма, что-то там с его дядей связано, темная ночь, сеновал, липкие руки… Такое за пару веков не забывается.

– Савелий! – взревел Вася.

– Тихо, тихо, тихо. – Презрение поднял руки. – Убьешь меня – некому уборку будет проводить. – Пятясь спиной и пристально смотря на Васю, он наконец-таки ушел в спальню.

– Шутки у него такие дурацкие. Все пытается быть моложе, чем есть, – ответил Злорадство на мой вопросительный взгляд.

Несмотря на наличие всего одного чувства, носители были вынуждены адаптироваться к жизни среди простых людей. Симулировать отсутствующие чувства, такие как юмор, демонстрировать их, например радость, грусть, тоску. Труднее всего было новичкам, разом они переставали понимать шутки, адекватно реагировать на окружающие события, но с опытом это приходило. Чем старше был носитель, тем труднее его было отличить от обычного человека.

– Ну что же, – Савелий вышел из спальни, на нем уже была надета медицинская маска, и он натягивал резиновые перчатки. – Не все так плохо, сейчас там приберусь…

– Я все уже убрал, просто вывези труп, – перебил его Вася.

– В последний раз, когда ты решил, что способен сам справиться и, как ты это называешь, «убрал» все своими силами, – с презрением передразнил Сава Василия. – Мне пришлось еще трех людей закопать, чтоб на твой след не вышли.

– Ну и выходили бы, – огрызнулся в ответ Злорадство.

– И мне бы еще пятерых закапывать пришлось. Когда же ты поймешь, дурак малолетний, каждая жизнь ценна. Будь человек хоть кем, добропорядочным семьянином или маньяком-убийцей, они нам нужны живыми. А благодаря таким, как ты, – с презрением взглянул Сава на Васю, – у нас вообще бы не осталось чем питаться. Эти глупые людишки и так миллионами друг друга истребляют каждый год. Свое стадо надо беречь, а не стрелять по каждому косо посмотревшему на тебя.

Философия Савелия была жестока, но проста. Несмотря на свое превосходство, носителей скорее можно было назвать паразитами на теле человечества. Мы не могли выжить без людей, они без нас прекрасно себя ощущали.

– Поступай как знаешь, – не стал спорить Василий, – буду премного благодарен, если начальство не узнает об этом инциденте.