Для Нори очень скоро покупатели становятся безразличны и едины. Им нет до него особого дела. Лишь иногда кто-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО смотрит на мальчика. С каким-то неприятным любопытством, будто ощупывающим… и Нори в эти мгновения хочет, чтобы они ушли. Поэтому он не подымает глаз от пола.

Дубовые доски положили в лавке ради клиентов. Привезли от хорошего мастера, из далекого северного удела, чтобы каждый мог видеть – дела у мастера и правда хороши. Не каждый может себе такое позволить – заказать полированный дуб, да еще с укладкой. Дивное дело – доски прижаты так плотно, что и ноготь не войдет меж ними. Глянцевые, светлые, с безупречно красивым узором. Нори на погибель, не иначе. Потому что каждый день их надо натирать воском. Каждый!

Мальчик тоскливо глянул на золотой солнечный свет, льющийся из окна на красивый дорогой пол. Поднимать голову пока невозможно, спина требует хоть малого отдыха.

— Ты не закончил, — обожгли за спиной раздавшиеся слова.

— Да, отец… — пробормотал Нори, не подымая головы.

Послушно, он вновь стал натирать пол жесткой щеткой. Железный колокольчик над дверью звякнул, впуская внутрь лавки очередного покупателя. Чужие, пузатые сапоги бестрепетно вступили на начищенный до блеска паркет и уверенно зашагали в его сторону. Сапоги остановились в шаге.

Обувь была грязной, и мальчик от отчаянья чуть не застонал в голос. Сейчас посетитель обойдет его и направится к стойке, за которой стоит «отец». А вслед за этим на золотистых досках останется след грязи. И вновь надо будет протереть пол за ним, а потом пройтись с щеткой.

Воска «отец» не жалел…

Гном в сапогах замешкался, и от прилавка послышалось:

— Проходите, сударь. Могу я предложить вас что-то из товаров?

Над головой Нори кашлянули:

— Кх-м! Прошу прощения, кажется, я испачкал ваш пол…

Мальчик обмер, услышав этот молодой, такой знакомый, но подзабытый голос.

— Ерунда. Мальчик уберет, — возразил Реган и Нори похолодел, испуганно сжимая в руке щетку и тряпку.

Дори…

Все застыло внутри в ужасном, томительном ожидании… вот сейчас!

Но сапоги спокойно прошли мимо.

— Извините, у вас есть шпан* и соль? – послышалось за спиной.

Что?

— Соль есть в достатке. Сколько вам? А шпана… вот, немного. Всего пару горстей осталось. Сухой, белый… будет хороший хлеб.

— Тогда весь шпан* и три круга* соли, — ответил… брат. — И еще муки…

Голова Нори закружилась. Он отчаянно зажмурился, чувствуя жжение и влагу в глазах.

Шпан? Соль?

А он?…

— Благодарю, сударь.

Звонкие монеты глухо ударили в железную миску, где покупатели оставляли деньги. А потом мимо Нори, так и сидящего на том же месте со щеткой в руках, прошли сапоги. И хлопнула дверь.

Нори неверяще поднял голову, смотря на захлопнувшуюся дверь.

Он… ушел.

Просто ушел…

Не узнал…

— Принимайся за работу! – раздался окрик.

Но мальчик все смотрел на дверь, не в силах прийти в себя. Досадливо дернув уголком рта, Реган снял с пояса тонкий хлыстик, которыми на улицах отгоняли от себя бродячих псов. Выйдя из-за прилавка он подошел к замершему мальчишке и хлестнул его по плечу.

— Ай!

— За работу! – прикрикнул он на съежившегося щенка.

Реган подцепил пальцами подбородок мальчишки, заставляя посмотреть на себя.

— Узнал? – глаза мальчишки были мокрыми от слез. – А вот он нет. Потому что выродок – это пятно на семье. Он единственный законный сын. Зачем ему помнить тебя?

Он отпустил подбородок мальчишки, у которого потекли слезы из глаз.

— Возноси благодарности и проси прощения перед Всеотцом, молись, трудись и будь послушен. Может, тогда ты искупишь свою грязную кровь…

Нори угнулся, давя невольный громкий всхлип, но тот вырвался наружу и по затылку прилетела оплеуха.

— Работай! И прекрати реветь!

Нори сжал губы, отчаянно утерев лицо локтем.

Не узнал…

Просто… забыл?

— И скажи спасибо, что он забыл тебя. Ты же не хочешь, чтобы с ним что-нибудь случилось?

****************************************

— Это все бесполезно, — сердито выговаривала жена Регана. — Мне надоели его слезы. Он вечно ослабляет бинты, только и делаешь, что бьешь его рукам! И это работает не так, как ты хотел! У него на ступнях появились гниющие болячки. От них ужасная вонь! Сколько бинта приходится извести, чтобы эта вонь наружу не прорывалась! Он ходить толком не может, никакой помощи!

Жена зудела, зудела… все выговаривала, и Реган, не отличающийся терпением, злился все сильнее.

— Что ты от меня хочешь-то?! – не выдержал он.

— Что бы ты сделал что-нибудь! – в сердцах шмякнула на стол миску с кашей и мясом, женщина. — Зачем ты его, на мою голову, притащил?! С его ногами, ушами… эльфеныш проклятый!

— Уши? Ноги? – страшно прошипел Реган, бросая ложку. – Ладно же!

Хлопнув дверью, Реган, кипя от злости, направился в сарай. Позади небольшого домика, через крохотный в несколько шагов дворик, стоял сарайчик с разным инструментом, железом и барахлом, что осталось от прежних хозяев дома. У Регана никак не находилось время выбросить весь этот мусор, но сейчас среди этих вещей должно было найтись хоть что-то, что поможет решить проблему.

Значит, бинты не помогают?

Значит, пойдем другим путем.

Полоска железа нашлась почти сразу. Согнуть, наточить – было не долго и не трудно. Приложил к ладони – аккурат в пол-ладони. Вот и ладненько. Будут хорошие, маленькие ножки. Главное сделать быстро.

Реган вернулся в дом, прошел мимо жены, что сердито возилась с утварью у печки, и поднялся по лестнице наверх. Со щелчком открыл задвижку на дверях и вошел на чердак. Заплаканный Норн, что сидел у заколоченного окошка, тут же уставился на него исподлобья. Чисто варженок, никакой благодарности!

Реган, сдержав злость, перевел взгляд на мелкого хоббитенка. Тот сидел на крохотном пятачке, куда падали лучи закатного солнца. Нелепый чепец, серое мешковатое платье, забинтованные ноги… с полураспущенными бинтами.

— Ах, ты ж дрянь… — протянул Реган.

Значит, бинты не помогают?!

Не помня себя от злости, Реган подошел к перепуганному хоббитенку, что заполошно попытался отползти прочь. Схватив за шиворот щенка, гном яростно встряхнул его. Швырнул на пол и стал срывать бинты с ног. Жена была права. Маленькие ступни тут и там были в болячках, от которых исходил зловонный запах.

Что же, он решит эту проблему.

Он силой усадил беззвучно ревущего мальчишку, перепугано закрывающего голову руками, прижал маленькую ступню к полу и приставил к ней согнутую наточенную с одной стороны железку.

И ударил по ней.

Резко.

Истошный, выворачивающий душу визг ударил в уши. Мальчишка в его руках выгнулся, запрокинув голову… по полу стала растекаться лужа.

— Не надо!! – на него налетел второй мальчишка, но Реган просто отшвырнул его прочь. Да так, что тот полетел на пол, сильно приложившись головой об дощатый пол.

Хоббитенка, истошно вопящего, он так и не выпустил. Из маленькой ступни, где торчала согнутая полоса железа, лилась кровь. Реган ударил по ней вновь.

Взвизг… и мальчишка-хоббит обмяк, потеряв сознание.

Реган отбросил в сторону половинку окровавленной ступни с крохотными пальчиками. Согнул вторую ножку, прижал мальчишку к себе, приставил к ножке железку.

И ударил.

С силой.

Потерявший было сознание, обоссавшийся от боли щенок, распахнул глаза и закричал так, что Реган чуть было не оглох.

Ничего… кричит? Голос от боли прорезался? Значит, хорошо… и кипяток в горло несколько лет назад ему не так уж повредил!

Но сколько ж крови в этом маленьком засранце!

Реган швырнул корчившегося мальчишку на лежанку и стал бинтовать порубленные маленькие ступни, плотно затягивая бинт. Ничего. Кровь напитает тряпку, встанет коркой, не давая идти крови дальше и зараза, грязь не проникнет внутрь. Не сдохнет. Зато ноги будут как у всех, а не станут этими уродливыми волосатыми лапами.