– Корнелиус. Ну ты даешь, – сказал он, уже с улицы.

Я ничего не могу понять. Ну это же сто процентов сон. Я помню, как был в зале. В амфитеатре на шоу двойников. Вышли эти Иисусы Христы. Они запели, потом солнце, и я очутился здесь.

Так-так, стоп. Я родился в Москве в 1988 году. Меня зовут Константин. Я работаю хирургом в «Склифе». Что вообще за ерунда происходит? Где я?!

Я поднялся с кровати, если ее можно было так назвать, и побежал за Корнелиусом. Выскочив из комнаты, очутился на одной из оживленных улиц какого-то города. На ней было много людей, они вели за собой коней, ослов или овец, несли на плечах кувшины, сумки с вещами, а лица их были обгоревшими и будто покрытыми толстым слоем пыли.

Как позже выяснилось, это был древний город Иерихо, находившийся в 30 километрах от Иерусалима. В свое время я читал про некоего царя, осадившего город и разрушившего его стены до основания вибрацией, издаваемой загадочными трубами, названными впоследствии иерихонскими. Пожалуй, это все мои знания о городе.

Я быстро вернулся в комнату, ибо мне стало не по себе от увиденного на улице и от непонимания происходящего. Я стал рассматривать все, что было вокруг, вернее сказать, чего вокруг не было, потому что в комнате, кроме двух кроватей, не оказалось больше ничего.

Мне оставалось только воспользоваться рациональным мышлением и проанализировать данную ситуацию.

Сев на кровать, я обратил внимание на небывалую силу тела, какой у меня не было никогда. Больше не нужно было втягивать живот, пресс сам держался и держал мой торс – и это было очень приятным чувством и, так сказать, бонусом в этом безумном действе. Я ощущал легкость и силу тела при одновременном невероятном его размере. Я был под два метра ростом – гигантом по сравнению с собой тем, прошлым. Или будущим.

Я закрыл лицо своими огромными ладонями. Перематывал воспоминание за воспоминанием. Школа, институт, практика, начало работы в «Склифе». Все верно. А кто я здесь, кроме того что я легионер где-то в городе Иерихо, на краю света?

Корнелиус вернулся и сообщил, что его приставили ко мне на сегодня, пока я не приду в себя и не смогу вернуться в строй.

«Это просто потрясающе, – подумал я. – Но мне, похоже, и вовсе не полегчает!»

– Товарищ Корнелиус, кто ты? Кто я? Что мы тут делаем?

– М-да… зря, видимо, Крисп тебя еще и по лицу приложил. У тебя и без того не все в порядке с головой, так еще и усугубилось все. Может быть, тебя отвести к медикам в лазарет?!

– Так, Корнелиус, смотри. Я сам врач – медик, я родом из Москвы, из России. Я был на шоу двойников. Я смотрел на Иисусов Христов, и тут меня ослепило солнце, и я очутился здесь!

– Дружище, Клеменс, кто ты? Откуда? Откуда ты родом? Маса? Ро… что?

Все, писец. Приехали. Меня в дурку их местную скорее всего отдадут. Лучше, наверное, помолчать.

– Клеменс, ты легионер. Родом ты из Апулии из Бари. Ты римский гражданин. Ты всю жизнь был воином и воином умрешь. Ты создан для войны. Ты лучший легионер в нашей когорте. Ты один стоишь пяти воинов. Вспомни наши сражения в Понте, в Фессалии, а восстание в Македонии?!

И тут я вошел в состояние ступора. Мое сознание начало туманиться и словно проваливаться в некий коридор воспоминаний, в голове и перед глазами пошли картинки и образы, я вспоминал фрагменты своего детства, как играл с сестрами на улицах родного Бари, что много южнее Рима. Как же я по ним скучаю. А этот теплый южный ветер, густой, как мед. Ты не дышишь им, ты пьешь этот вкуснейший воздух. А какие гигантские и прекрасные, словно солнце, словно золото, моря пшеницы, растянувшиеся до самого побережья.

И внезапно я вспомнил, как мы шли сюда, в эти проклятые пески, целых три месяца и как я сокрушался, почему мы не отправились из порта Брундизия в порт Тира прямиком на кораблях, чтобы не идти через полмира. Я вспомнил, как мы переплывали через Адриатическое море и шли через Греческие Афины на вторую переправу через Эгейское море в земли Анатолии, Древней Памфилии и Киликии.

И я, вскочив, с яростью подал руку Корнелиусу, показывая, что все вспомнил и что рад ему. А сам старался понять, что это было за наваждение. Неужели просто солнечный удар?

– Ну слава богам, Клеменс. Всего-то надо было вспомнить о доме! Ох, это прекрасное и исцеляющее слово – Дом.

При слове «дом» у меня возникло два образа. Апулия и Москва. Теплый италийский воздух и вечно мчащаяся Москва где-то там, в ХХI веке. Я промолчал. Здесь что-то было не так. Я уверен, что это не просто видение или удар солнца. Я должен выяснить, что со мной происходит. Вот только у кого и как?

– Корнелиус, ты иди в расположение когорты, мне надо отлучиться ненадолго. Хочу задать кое-кому вопросы по поводу моего состояния.

– Давай, брат. Я прикрою тебя. Только ненадолго. Скоро сборы и построения. Через два дня выступаем в Иерусалим, будь он неладен! И причем при полной боевой выправке! И береги голову, не снимай шлем!!!

– Я успею. Буду к вечеру!

Самое умное, что я смог придумать для прояснения ситуации, – это найти каких-нибудь священнослужителей и расспросить их о том, что со мной происходит. Первым же храмом, вставшим на моем пути, был древний храм у подножия сорокалетней горы, принадлежавший фарисеям. Войдя в храм, я был встречен немилыми взглядами. Римский солдат мало где был любим, но закон сильнейшего делал свое дело. Мы хозяйничали на большей части известного нам мира.

Подойдя и спросив у раввина о солнце и о видениях, я был обсмеян и отправлен на выход, как только закончил последнюю фразу. Раввин сказал, что я несу ересь в святом месте. Мне так захотелось его ударить, тем самым поставив на место этого святошу, но в голове тут же возник приказ центуриона мирное население Иерихо не трогать ни при каких условиях, возможны только оборонительные действия.

Выйдя, подобно порыву ветра, из храма со слегка диким взглядом, я вдруг увидел то, что не заметил ранее: неподалеку на пригорке стоял маленький храм с колоннами, похожий на наши величественные Римские храмы Богов. От храма исходило родное тепло дома и надежда, что тебя услышат и поймут, а его вид навевал мысли о родине, семье и родных. О Апулия, о Бари. И я направился в этот храм.

Пройдя по знойной дороге битых два часа, я очень пожалел, что не взял лошадь, и теперь отчаянно ругал себя, сжимая челюсти так сильно, что уставшие скулы начинало ломить. «Не из спокойных мой характер, надо полагать, – подумал я, – ведь я здесь воин – римский воин».

Прыти моей из-за усталости поубавилось. Но я наконец-то добрался до этого храма, оказавшегося вовсе не так близко – не менее 80 стадий (около 15 километров). Это был храм бога Митры, столь почитаемого в Римской империи. Лик бога Солнца приветствовал путника и как будто приглашал легкой улыбкой в святилище для обретения покоя и восстановления силы тела и духа.

В храме в лицо сразу же ударил сладковатый запах благовоний и дым какой-то до боли знакомой травы, проникавший в глубь меня и моего сознания. Этот дым проходил будто сквозь все тело, и я сделал еще пару шагов, еще шаг, и из глаз полились слезы. Я упал на колени от боли в груди, сковывающей все мое тело…

В голове появился какой-то странный гул, какой-то протяженный звук. Не знаю, как долго я плакал, опираясь на колени, но когда открыл глаза, увидел почти пустой амфитеатр, погасшие огни сцены и человека, поднимающегося по лестнице ко мне с благожелательным видом. И первой же моей мыслью было – слава Богам, это закончилось.

Человек подошел ко мне и спросил, все ли у меня хорошо. На удивление, я не смог ответить по-русски. Мне удалось выдавить из себя только:

– Bene est omnibus (Все хорошо).

Реакция человека была неоднозначной, но он не растерялся и тут же на ломаном английском попытался что-то мне сказать и помочь покинуть зал. Я, кивая на его фразы, последовал за ним и вышел из театра на вечернюю летнюю улицу Москвы, где был такой вкусный и неповторимый запах лета и мегаполиса одновременно, что у меня слегка закружилась голова. Я обожал этот запах, где ароматы от кафе и ресторанов перемешиваются с ароматами людей и машин, деревьев и старых московских улиц.