Это был мальчик. Первый раз она поняла, что ей интересен человек в зрительном зале. Ей показалось, будто он смотрел фильм похоже. Но ей не удалось выяснить, что именно заставило так думать. Они смотрели детский фильм, и он сидел справа, через двух человек, каких-то малышей лет восьми-девяти. Когда по экрану разливался свет, он озарял его лицо, и кто-то из её соседей-малышей воскликнул, тем привлёк её внимание, и она повернулась тогда и увидела его лицо. Она было... ей показалось, что именно такое лицо должно быть у неё самой. И дальше она уже почти не замечала того, что происходит на экране - она вычисляла. И наконец поняла, чем это было. Это была особенная увлечённость зрелищем, при которой ты как бы отстраняешься не только от самого зрелища, но и от себя самого, своих переживаний, и смотришь сразу два действа - само кино и то, как ты живёшь в этой киноистории. Ты становишься кем-то третьим. Ты наблюдаешь не только за миром, но и за самим собой, наблюдающим этот мир.

Но как я это определяю? Наверное, по какой-то смещённости реакций, да. Когда человек реагирует не совсем на то, что происходит на экране. Он может, например, улыбнуться дважды - один раз тому, что увидел, второй - тому, как он улыбнулся и что при этом подумал. Ещё он может бросить быстрый, незаметный для непосвящённого, взгляд в зал: удостовериться, как его переживания совмещаются с переживаниями других людей. Или - не совмещаются. Он в такие моменты становится не зрителем, а дирижёром, человеком, который сам создал это кино для того, чтобы... чтобы? Заставить других людей прожить нужные ему Истории?

Потом она совершила большую ошибку. Она потеряла его. Она надеялась, что он снова придёт в этот же зал смотреть кино - но он не приходил.

Я делаю ошибку, сказала она. Я делаю не так. Потому что надо выбирать фильм, а не место. Он будет стараться попасть на фильм, который позволит ему так же дирижировать реальностью.

...Она представила, что они с мальчиком идут к ней домой.

Но где я живу? Так, какой-то дом. Дом вечерний. Больше не помню. Других времён для него нет. Он проступает в ранних сумерках, обернутый в занавесы тишины среди городского шума. Возможно, как раз по тишине я нахожу его. Шум выталкивает меня к дому. Как воронка. Едва я ступаю за его границу, всё меняется. Становится тихо и тепло. Звуки и движения остаются, но теперь каждый и каждое имеет смысл. Спорхнул с ветки воробей, прошелестел шинами велосипед, чиркнул камешек, сбитый носком сандалия с насиженного места.

С шести лет снималась в рекламе. Самая известная роль - инопланетная девочка, в фильме про которую она снялась в девять. Тогда же начала курить (видимо, мальчишки пристрастили) и курит до сих пор.

После выхода фильма пришла бешеная популярность, в результате чего почти перестала учиться. Снималась до пятнадцати лет, потом училась в ПТУ, но не одно не закончила.

Замуж вышла рано, в семейной жизни не была счастлива. Муж был пьяница и садист: бил её, когда была беременна, и после родов, когда нуждалась в помощи. Также постоянно насиловал. Когда, наконец, обратилась в полицию, её убедили в том, что её долг как жены удовлетворять прихоти мужа. После рождения троих детей муж исчез, а затем выкрал детей, которых государство в итоге определило в детдом. Впоследствии встретился нормальный человек, но после одиннадцати лет счастливой совместной жизни умер.

Работает барменшей.

До самой поздней ночи засиделась за листами. Она удивилась, как много вариантов было отменено. Она не знала, что так бывает - этот фрагмент реальности листали, как толстый том в библиотеке, где на полках таких томов - тысячи, и ты не знаешь, где искать...

...Есть такой приём: сближение. Он очень удобен, когда тебе нужно быстро и эффективно войти в хорошие отношения с человеком. Раньше это делали грубо: тебе нужно было появиться перед ним в образе, который заведомо понравится. Но это далеко не лучший вариант. Во-первых, непросто определить в точности, каким ты для этого должен быть. Во-вторых, подстраиваться под чьи-то эфемерные мечты - дело ненадёжное. Человек, чьё желание удовлетворяется сразу - с ним дальше очень трудно работать.

Поэтому мы делаем проще и эффективней. Мы помещаем к человеку фокус-предмет. Это немного похоже, но это вещь, а не человек. Это какая-то вещь, предмет, какая-то мелочь, которая человеку начинает нравиться так, как будто это самая прекрасная вещь в мире. Он начинает любить её, боготворить. Но здесь вступает в работу одна интересная деталь: человек понимает, что эта вещь принадлежит кому-то другому. Он понимает, что должен будет её отдать хозяину. Вместе с частицей самого себя. И здесь дальше получатся так: если человек решается на это - сам, без подсказок и подталкиваний, просто потому, что начинает вместе с этой вещью любить того, кому она принадлежит - значит, всё получилось. Дальше между этим человеком и мной протянута ниточка, и она будет прочнее прямого контакта. Если же человек всего лишь желает присвоить предмет сближения, как самоценное сокровище - всё кончается быстро, предмет теряет свои свойства, как "золото лепреконов", обращающееся в палые листья на закате дня. Такой человек нам не интересен, мы не устанавливаем с ним контакт.

Иногда кажется, что в мироздании заложен особый механизм. Его можно назвать уничтожителем счастья. Отчасти он подобен механизму смертности, который переводит систему в режим уничтожения, едва она достигает самых высоких вершин, едва перед нею разворачиваются самые неохватные горизонты познания и созидания.

Второй механизм ограничивает возможность двух созданий получать счастье от близости друг с другом. Едва люди, которые любят друг друга, по-настоящему становятся едины - происходит что-то, что наперекор всем мыслимым усилиям и предпринятым мерам будет разрушать... разрушать... разрушать.

На Земле мне стали сниться сны. Я прохожу кусочки Истории, где я была взрослой. Это очень странное ощущение, потому что ты кажешься себе пилотом в кабине крошечного боевого катера, ведущего нескончаемую битву. Этот катер - то существо, которым ты был во сне, та взрослая...

...Мне нужно подобрать объект "сближения". Найти такую вещь, что позволит человеку, которого я тут ищу, найти меня.

А кроме того - и это, возможно, важнее - мне самой необходимо отыскать, угадать ту вещь, которую оставил для меня Он.

- 10 -

"Я буду говорить с вами ещё долго после того, как вы уйдёте" - (БпВ)

-Ты с ума сошёл. Ты вообще понимаешь это?

На самом деле это было сказано не так. Не такими словами. Только он уже привык переводить сухой, как программный код, язык экстеров в тот, на котором программировал он сам. На котором он сам теперь всегда думал.

Начать можно было с того, например, что он уже очень давно нарушал инструкции. То есть... это было не вполне очевидно. Инструкции писали со слишком большим запаздыванием - никто не предполагал, как далеко зайдут интеры в своей работе. А он, пожалуй, зашёл дальше всех.

-Ты расскажешь командорам?

Фэй посмотрел на него, как на сумасшедшего. Промолчал. Но потом всё же ответил:

-Думаю, они догадаются сами... обо всём, о чём захотят догадаться.

Он ушёл. Эли смотрел ему вслед, пытаясь убедить себя в том, что Фэй не мог не попробовать тоже. Не обязательно - так. Что-то своё. Но должен был. Иначе - он не был бы интером. Таким же, как сам Эли.

Время, казалось, просачивалось между восприятием даже не как вода - но как ветер. Эли надолго запнулся в своих мыслях, подбирая образы. Рефлексия, бесконечная, рекурсирующая рефлексия была теперь частью его жизни, потому что она была частью работы, которая стала жизнью.