"Ты чего?" Подозрительно спросила девочка.

"Ничего". Мысленно промычал я, пытаясь выпятить подбородок еще больше.

"Ну, так есть иди".

"Иду". Подбородок никак не хотел превращаться в героический. Потом перед зеркалом потренируюсь, решил я.

"Есть иди, кому я говорю!" Грозно заорала вредная девчонка. Завидно ей, видать, что великим героем я стану, а она так, на побегушках.

"Ты что улыбаешься?" Она еще сильнее повысила голос. "А ну, марш есть! Бегом!"

"Да иду уже, иду". Я бодренько вскочил с кровати, но нерешительно остановился. "Слушай, это, я тебя оставлю ненадолго, на тумбочку положу. Руки помыть надо и все такое".

"Нет!!!" Девчонка заорала так, что я аж подпрыгнул. Думал громче, чем она до того орала, нельзя, ан нет, можно, да еще как. "Ни в коем случае не прерывать контакт!"

"Так ведь..." Я растерялся, да и струхнул немного, что говорить. "Как мне руки мыть и вообще, если я тебя в кулаке таскать буду?"

"Это не я! Я на орбите, а в руке у тебя "Деф!"

"Ну, "Деф", какая разница? Контакт ты прерывать не разрешаешь, а как мне быть?"

"Проглоти его!"

Мне показалось, я ослышался. "Чего сделать?"

"Проглоти "Деф"".

"Ну да". Я с опаской посмотрел на неярко светящийся шарик. "Я же подавлюсь. Вон он какой..."

"Не бойся". Девочка совершенно успокоилась, мало того, заговорила так мягко, даже нежно, что я непроизвольно напрягся. Еще бы. "Не волнуйся. Деф изменит размер на меньший".

Шарик действительно сжался, превратился не больше горошины, но светиться стал сильнее.

Я продолжил смотреть на него с опасением.

"Так ведь он, это, выйдет потом. И как я его там, в этом самом, потом искать буду?" Я не в шутку разволновался. "И не буду я его потом опять глотать! Это, знаешь, ни в какие ворота не лезет!"

"Деф не выйдет, он закрепится в аппендиксом участке кишечника и установит более надежный контакт".

"Да?" Я с неуверенностью глядел на светящуюся на ладони горошину. "Ну, не знаю".

"Глотай, давай!" Грозно прикрикнула девчонка, и я поспешно сунул крошечный шарик в рот. Судорожно глотнул. Задумался. Никаких неприятных ощущений не почувствовал, вообще ничего. Может, он растворился там? Хорошо бы.

"Эй, ты где?" Я опасливо прислушался.

"На геостационарной орбите данной планеты". Бархатным голоском промурлыкала девочка, и тут я запоздало понял, что все. Каюк. Не выкину я теперь этот чертов шарик. И даже если эта искусственная девчонка со спутника втравит меня в какие-то совсем паршивые дела, никуда теперь я от нее не денусь. Во, попал. Я всхлипнул. Горемыка я, Попаданец прямо какой-то.

"О чем задумался?" Ласково проворковала девочка.

"Да так..." Я шмыгнул, облизнул пересохшие губы, прокашлялся. "А ты и вправду искусственная? Ну, интеллект?"

"Вправду, вправду". Ее голос чуть не медом истекал.

"Не очень-то ты похожа на искусственную". Робко заметил я.

Девочка весело засмеялась, будто серебряные колокольчики рассыпались, чем добила меня окончательно.

"Хорошо". Чрезвычайно важным тоном сказала она. "Степень допуска у тебя теперь выше, поэтому скажу следующее. Выбор именно моей психоматрицы не случаен. Она, то есть я, должна помочь тебе адаптироваться в данной ситуации".

Ага, подумал я, довести меня до ручки. Вслух, то есть про себя, я такое, разумеется, не сказал, но приободрился, как-никак, будущий я себе прошлому плохо не сделаю, так ведь? Наверное. Так, успокоились и взяли себя в руки. О, я сейчас о себе во множественном числе говорю, причем, какое множественное число, у меня по русскому больше трояка отродясь не было. Что творится? М-да, так действительно свихнуться не долго. Ладно, продолжим разговор.

"И как ты это сделаешь? Ну, поможешь?"

"Обычно ты засыпаешь не позднее полуночи". Торжественно произнесла девочка.

"Это не обычно", возразил я, "это всегда. Деда говорит, такой вот у меня особенный организм".

По-моему, она насмешливо хмыкнула, но промолчала.

"И что?" Нетерпеливо спросил я. "Ну, засыпаю я до двенадцати ночи. И что?"

"Вот после двенадцати ночи и увидишь". "Так я же засну". Я поразился ее тугодумности. Только что ей объяснил, не увижу я ничего, потому что спать буду, а она не понимает. "Не заснешь. А сейчас есть иди, у тебя уровень гемоглобина упал. И вообще, давай я тебе лучше стабилизацию организма проведу, сразу бодрее себя чувствовать станешь".

"Нет!" Я непроизвольно шагнул назад, поднял руки. "Не надо! Я лучше есть пойду. Прямо щас пойду".

"Так иди".

"Вот и иду". Пробурчал я недовольно.

"Вот и иди". Не менее недовольным тоном произнесла девочка. Я промолчал. Ну, ее, умнее буду.

Я сходил в туалет и на всякий случай, в процессе э... опорожнения мочевого пузыря, старался не смотреть в сторону белого коня, за что крайне ехидным голосом был обозван "мазилой". Возмущенно посопел, устраняя последствия эксперимента, помыл руки, вошел на кухню и открыл холодильник.

- Деда! - Завопил я. - Что у нас поесть есть?

- Все что в холодильнике, - откликнулся он из гостиной. - И на плите.

Вот за что я люблю деда, несмотря на все его закидоны, это полная свобода в выборе мной режима и меню питания. Хочешь, ешь мороженое, хочешь, пирожное, правда, они у нас дома почему-то очень редко появляются, в основном, борщи всякие, да котлеты. Зато всегда есть компот. Вот его я первым делом и налил в свою любимую кружку, и поставил ее в микроволновку. Не люблю пить холодное, хотя бы теплым быть, но должно, а лучше погорячее. Накидал из кастрюли в холодильнике на тарелку горку котлеток. Деда не признает магазинные, всегда крутит их сам. Ну как сам, крутит за него монстроподобная электрическая мясорубка, но мясо разных видов и прочее он неизменно готовит собственноручно. Сам режет, мешает фарш с сильно ароматными штуками, сам лепит и жарит, причем неизменно в фартуке и идеально белом высоченном поварском колпаке, смешном таком, как в старинных фильмах. Мой приятель Колька, когда впервые увидел деда в сем обличии, едва под обеденный стол от смеха не закатился. А я привык, сколько деда помню, всегда он в нем кашеварит. Да, кашу, гречку эту я оставил на плите, ну ее, не люблю. Деда каждый раз презрительно хмыкает, когда я в очередной раз ее игнорирую, но вот не люблю ее и все. Если только с молоком и сладкую, и то иногда. А я ведь действительно проголодался, вон как про еду разошелся вспоминать. Шмат хлеба побольше, чашку наружу, котлетосы внутрь микроволновки, компот в рот. Вкусно. Деда компот только сам делает и ягоды с фруктами выбирает по часу, то в руках вертит, то нюхает, наказание, в общем, с ним по рынку ходить. Приходится, деда говорит, он старенький уже, а на мне пахать можно и нужно, вот и использует в качестве одной тягловой силы. Как наберет, еле сумки тащу, а деда идет да посмеивается. Но я в такие дни обычно Кольку с собой зову. Пусть вредный деда в такие дни покупок набирает в два раза больше, но все равно тащить легче, не физически, так морально.

Во входную дверь забарабанили. Электрического звонка у нас нет, еще один бзик деда. Говорит, кому надо, тот сначала на сотовый позвонит, а кто номер сотового не знает, тому у нас дома и делать нечего. И на стук в дверь он никогда не подходит, будто и не стучали вовсе, всегда я хожу.

Я глянул в глазок. Так и есть, Колька, он завсегда как-то чует, когда я есть сажусь. Вот и сейчас.

- О, дедовы котлеты! - Закрутил Колька носом, едва войдя в входную дверь. - Ими аж в лифте пахнет!