Осторожно Кэррелл направилась к стене, пытаясь что-нибудь разглядеть через опутавшие стену заросли. Рухнувшие деревья по обеим сторонам стены были опутаны лианами, переплетавшимися над закруглённой крышей. Ей снова пришла на ум сеть, живая сеть, каждая нить которой была толщиной с её бедро и глубоко укоренилась в губчатой почве. Подобравшись поближе, Кэррелл разглядела, что стена построена из блестящего чёрного камня — возможно, обсидиана. На нём были вырезаны волнистые линии, похожие на змеиную чешую.
Она пошла вдоль стены, ныряя под рухнувшие стволы и продираясь через кустарник и растения с шипастыми листьями, выросшие здесь после того, как кто-то обрушил деревья. Наконец она добралась до места, где стена оканчивалась тупым клином в виде головы змеи. С одной стороны клина виднелся участок гладкого камня, шириной примерно с рост Кэррелл. Дверь? Сердце бешено колотилось от волнения. Она попыталась отвести в сторону лианы, закрывавшие камень. Она сумела оторвать несколько листьев, но сами лозы были прочными, как стальные прутья, и не поддались ей, даже когда девушка упёрлась ногой в стену и дёрнула изо всех сил. Задыхаясь, измотанная своими усилиями и удушающей жарой, она принялась отрывать оставшиеся листья. Это была сложная работа, особенно с учётом недостающих пальцев на её правой руке — итога битвы с марилитом — но Кэррелл не сдавалась. Когда был расчищен большой участок, она прижала ладонь с камню и стала молиться, чтобы он открылся.
Он открылся, обнажая огромный глаз с вертикальным зрачком.
Кэррелл испугано отдёрнула руку. «Убтао защити!» - вскрикнула она.
Как только это имя сорвалось с её губ, воздух наполнился гневным шипением. Заскрипели лозы, участок стены в виде змеиной головы чуть разошёлся в стороны, открывая основания загибающихся клыков. Наружу попытался выстрелить раздвоенный язык, но не смог, и шипение стало ещё громче.
Осознав, что она только что пробудила огромную змею — одна лишь голова была размером с небольшое здание — Кэррелл подалась назад, споткнувшись о ствол дерева и распростёршись на земле. Змея моргнула и забилась в опутавших её лозах, заставив задрожать землю, но не смогла освободиться. Её глаз глядел на Кэррелл с выражением такой дикой злобы, что у девушки на несколько секунд перехватило дыхание. Задыхаясь от страха, она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Даже скованная, змея излучала силу: грубую, жестокую, дикую. Она могла проглотить Кэррелл, даже не задумываясь, могла сдавить её своими кольцами, не оставив от девушки даже пятнышка крови. Змея ненавидела её сильнее самой смерти и была такой же жестокой.
Но в то же самое время Кэррелл ощущала отчаянную нужду, нужду, из-за которой чудовищу приходилось молча умолять единственную, кто ответил на его зов — даже несмотря на то, что Кэррелл служила богу, который был заклятым врагом исполинской змеи.
Наконец втянув полные лёгкие воздуха, Кэррелл развернулась и бросилась бежать назад в джунгли, к поджидавшим там опасностям. Её не беспокоило, что её могут найти дретчи и вернуть своей повелительнице.
Даже это было лучше встречи с Ссетом.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Концентрируясь, Арвин смотрел в чашу с водой, служившую ему импровизированным зеркалом.
Две из пяти точек силы в его теле покалывало от потока энергии; он чувствовал, как сила тугими кольцами вьётся вокруг пупка и расходится от него рябью, снова собираясь воедино в центре груди. В воздухе витали запахи имбиря и шафрана, с каждым долгим, медленным вздохом становясь сильнее.
На коже подобно блестящим каплям пота проступали пятна эктоплазмы по мере того, как начинала действовать его сила. Изучая своё отражение, он видел, как тело покрывается чешуёй. Усилием мысли он сменил её цвет с розового цвета кожи на чёрный, пронизанный полосками серого. Его тёмно-русые волосы до плеч тоже стали чёрными и слились с головой, как и уши, придавая ему более змеиноподобный облик. Над глазами появились чешуйчатые наросты, похожие на рога, — отличительная черта гадюки, которой он подражал. Его рот расширился; открыв челюсть, он увидел, как верхние зубы превращаются в изогнутые клыки. За каждым ухом вспухли ядовитые гланды. Блестящая капля яда застыла на кончике одного из клыков. Он смахнул её прочь сильно зудевшим языком; когда он сосредоточился, язык удлинился, а его кончик раздвоился.
Он покрутил головой, высматривая любой признак того, что мгновение назад он был человеком. Сандалии и одежда не изменилась, хотя тесная хлопчатая рубаха и штаны начали цепляться за грубую чешую. Кольцо Кэррелл — широкая полоска золота с крупным бирюзовым камнем — по-прежнему было надето на мизинец его левой руки. Увидев его, он сморгнул неожиданные слёзы. Затем юноша сосредоточился на этом пальце, обрубленном много лет назад, на последнем его суставе. Кожу защипало, когда палец удлинился и отрастил новый ноготь. Казалось странным снова обладать целым мизинцем. Ещё страннее казался слой чёрной чешуи на ладонях, запястьях и лице. От кожи исходил мускусный змеиный запах.
Почувствовав его, Арвин изогнул губы в улыбке.
Превращаясь, его тело стало стройнее, и охватывающий грудь пояс ослаб. Он поднял рубашку, затянул пояс, почувствовал, как ножны с кинжалом снова прижались к пояснице. Затем он поднял руку к щеке и почесал по-прежнему зудящую кожу. Чешуя была колючей и грубой, как свежая щетина.
Довольный тем, что никто не сможет его узнать, он наклонился и поднял свой свёрток. Он чувствовал себя свободным, подтянутым, движения были плавными и колышущимися, как будто он был рождён юань-ти. Довольное шипение сорвалось с губ. Маскировка была безупречной.
Но она не продлится долго, и ему предстоит свести кое-какие счёты, прежде чем срок действия истечёт.
Этой ночью Сибил умрёт.
Он вышел из хижины, куда нырнул, чтобы совершить своё превращение — одной из хижин, в которых городские рабы хранили свои инструменты — и прошёл по узкой улице, ограждённой высокими стенами. Этот участок Хлондета был одной из старейших частей города. Вместо блестящего зелёного мрамора, который позднее стал отличительной чертой города, некоторые из его зданий были построены из тусклого красного камня. Большинство зданий были резиденциями знати — вьющиеся башни и увенчанные куполами особняки, подражавшие главной достопримечательности города, Собору Изумрудной чешуи. За стенами находились частные сады; Арвин слышал, как там булькают фонтаны. Его губы пересохли. Был очередной жаркий летний день, один из тех, которые заставляют чувствовать себя полностью высушенным. Несмотря на то, что солнце уже садилось, воздух по-прежнему был липким и жарким. Арвин с радостью сделал бы глоток прохладной воды, но он не мог позволить себе остановиться, чтобы утолить жажду.
Улицы были узкими и тенистыми, простыми дорожками между высоких, изгибающихся стен. Их использовали преимущественно человеческие рабы. Хозяева — юань-ти — скользили по грациозно выгибающимся над головой виадукам.
Когда Арвин начал сворачивать в боковой переулок, он услышал что-то у себя за спиной. Его охватило предчувствие опасности. Он резко развернулся, обнажив клыки, готовый защищаться — лишь для того, чтобы увидеть мелкую, лохматую собачонку с золотистой шерстью. Высотой она была ему по колено и обладала крупными, стоящими торчком ушами, которые придавали ей схожесть с лисой. Собака смотрела на Арвина, выкатив язык, наверное, надеясь, что её погладят. Арвин зашипел, и собака бросилась прочь.
Спустя дюжину шагов улица заканчивалась тупиком, упираясь в простое святилище, состоящее всего из одной комнаты с давно рухнувшей крышей. Со всех сторон стены святилища обступали другие здания, сжимая его змеиными кольцами. Двери не было, как будто от этого давления её сорвало с петель.
Храм построили почти тринадцать веков назад, вскоре после того, как город опустошила первая великая чума. Он был посвящён Святой Аганне, священнице и целителю, которая потеряла от гангрены пальцы — из-за болезни, получившей название «липнущая смерть». Икона святой висела на задней стене храма, над алтарём. Её краски почти сливались с деревом, на котором икона была нарисована. Икона изображала святую, протягивающую свои пальцы на тарелке Ильматеру. Несмотря на потерю пальцев, Святая Аганна осталась в городе, исцеляя больных своими молитвами. В конечном счёте липнущая смерть забрала её, но до того священница трудилась без остановки, заботясь о больных до тех пор, пока не ослабла настолько, что уже не смогла себя исцелить. Спасённые Аганной сохранили память о ней, построив это святилище.
