— Все обыскать, живых скрутить, с пленного снять цепи, — скомандовал я. — Дайте ему одежду.

Я разрядил боевым амулетом зачарованные цепи и выдернул необыкновенно туго засаженный кляп. Пленный закашлялся на минуту. Затем он хрипло сказал:

— Здравствуй, Сергер.

Мои солдаты ошеломленно уставились на него. Я ответил:

— Здравствуйте, лорд Кирмон. Рад вас видеть живым. Как вы сюда попали?

Кирмон, старый друг моего отца, с грохотом и лязгом спихнул с себя размотанные цепи и сел на пол.

— По ошибке, — мрачно сказал он. — Неправильно выбрал дорогу и попал в засаду.

— Ясно, — сказал я. — А это кто?

Мне ничего не было ясно. Такие, как Кирмон, никогда не попадали в засаду.

Я посмотрел на лежащих мертвецов повнимательней и удивился. На них не было ни волосинки, даже брови были сбриты. У одного из-под окровавленного балахона виднелась безволосая грудь. Я, кажется, что-то слышал о таких людях.

— Жрецы Храма Черного Облака, — сказал Кирмон. — Они собирались принести меня в ритуальную жертву. Для получения силы. У них, правда, ничего не вышло, но они долго старались.

Я кое-что слышал об этой секте от нашего домашнего мага.

— Отставить обыск — всех добить! — приказал я. — Они опасны. Поосторожнее там, схватят за ногу — умрете!

Я не шутил. Было известно, что адепты этого храма владеют смертельной магией. В тесном помещении опять захлопали выстрелы: мои орлы хладнокровно достреливали лежащих жрецов — живых и мертвых.

— Вам надо одеться, — заметил я, развевая рукой пороховой дым. — Холодно.

— Холодно не для меня, но вы правы, — ответил Кирмон. Как только с него сняли зачарованные цепи, с каждым мгновением он становился все бодрее и бодрее. — Сейчас лучше одеться. Мне нужна одежда. Мою сожгли, опасаясь вшитых амулетов.

Я сделал знак. Талбот быстро выскочил за дверь и вернулся со старой одеждой. Подавая ее Кирмону, он был бледен: что-то чувствовал.

— А где сам храм? — спросил я. — Эта дыра похожа на часовню.

— Храм довольно далеко отсюда, — уклончиво ответил Кирмон. — Теперь я знаю — где.

Я посмотрел на него и с интересом спросил.

— Вы за ним охотились?

— И это тоже, — вздохнул щеголь Кирмон, надевая принесенные чиненые штаны и старый камзол. — Кстати, сапоги мне не нужны, благодарю вас.

— Ясно, — сказал я. — Что я могу для вас сделать?

— Подождать здесь со мной часа три, — ответил Кирмон. — Придется вызвать сына или дочь. Я так измучен, что не могу удалиться.

— Хорошо, — сказал я. — Вообще-то мы здесь ночуем. Вы можете остаться до утра.

Кирмон с трудом встал с пола.

— Сейчас будете звать? — с сомнением спросил я.

— Да, пока есть силы, — сказал Кирмон.

Мы прошли по комнатам, тщательно обходя подмерзающие лужи крови, и вышли из сруба. Солдаты уже обыскали тела и свалили вместе в одну из комнат. Наргон, хмурясь, собирал найденное при убитых жрецах в мешок для проверки.

— Господин лейтенант, разрешите сказать: не надо бы в этой избе ночевать, — обратился он ко мне. — Непонятное место, не хутор — амбаров, мест для скота и лошадей нет. Плохое место. И вещи опасные, по всему видно.

— Ни в коем случае! — ответил я. — Лучше всё сжечь.

Тут Кирмон предостерегающе посмотрел на меня и ухватился за крылечный столб.

— Лошадей держать! — скомандовал я, и кивнул Кирмону. Стоявшие снаружи кавалеристы взяли коней за поводы и с интересом уставились на нас. Кирмон открыл рот, и низкий, страшный рев полился в воздух.

Все побледнели. Кони забились, и солдаты старались их удержать их. Рев лился и лился — голос огромного, жуткого, древнего создания. Наконец он ослабел, стал выше тоном и тише, и истаял в высоте. Зов ушел к родичам.

— Всё, — устало сказал Кирмон. — Часа через три кто-нибудь прибудет на помощь. Может быть, даже раньше.

Лошади постепенно успокоились. Солдаты со страхом смотрели на Кирмона. Что-то загадочное вошло в их и без того тяжелые фронтовые будни. Тут любой бы испугался.

Часа через два мы сидели у костра и ужинали. Еще не было темно, наконец начинался закат. Солдаты сидели вокруг огня, допивая кружки с вечерним глинтвейном и поглощая горячую пшенную кашу с жиром и сушеным мясом. Они старались не смотреть на Кирмона. Мы не обращали на это внимания — было о чем поговорить.

— Не могу понять, Кирмон, — сказал я, — а как это мы остановились прямо около этой часовни? Ведь вокруг огромный лес, сколько угодно места. Очень странно.

— Ничуть, — ответил Кирмон, отложив в сторону котелок. Он еле сидел от усталости, но не хотел лечь, разговаривая с собеседником. — Я хоть и был изолирован амулетами, бросил Зов по всему спектру. Ты услышал, но не понял, и просто решил остановиться рядом с призывом.

— Что значит 'изолирован'? — с удивлением спросил я. — и что такое 'по всему спектру'?

– 'Изолирован' значит, что амулеты понизили мою способность к магической связи, — объяснил Кирмон. — Я как бы кричал, но очень тихо, и потому обращался к всем, кто меня знает. А по всему спектру значит — по всем направлениям.

Я удивился.

— Неужели и я могу принять Зов? Ведь я не дракон.

— Зато ты сын моего друга, и знаешь меня всю жизнь, — улыбнулся Кирмон. — А значит, и я знаю тебя всю твою жизнь. Я послал Зов всем знакомым. Ты услышал его.

Поразмыслив, я задал еще вопрос.

— А почему, не поняв вашего Зова, я все-таки решил остановиться на ночлег?

— Думаю, что так решило твое подсознание. Оно поняло призыв лучше, чем сознание.

И, предупредив следующий вопрос, он добавил:

— Подсознание — это ты сам, когда не думаешь, а действуешь по наитию, по своим чувствам, по интуиции. Оно работает, когда ты не можешь принять трудное решение, и даже стараешься не думать о нем. Это твоё внутреннее, никогда не спящее 'я', желающее, чтобы ты выжил.

Я не очень понял его слова. Домашнего и офицерского образования явно не хватало, чтобы дискутировать с премудрыми драконами. 'Так не пойдет' — сказал я себе.

— Вы знаете, Кирмон, каждый раз, когда беседую с вами, понимаю, что я — редкая дубина, и что мне надо учиться.

— Конечно, надо, — живо отозвался Кирмон. — С твоими способностями, памятью, живостью ума, широкими интересами ты должен поступить в Магическую Школу. После войны, конечно. Плюнь на политику. К чему растрачивать таланты на придворные интриги? А в военной школе учат только воевать. Что ты делал два года в Кавалерийской Школе? Учился рубиться, командовать взводом или там эскадроном, и спал с фрейлинами. Конечно, это время не вполне растрачено попусту, но можно было сделать много больше. После войны советую бросать мечты о маршальстве и идти учиться магии и наукам. Ты можешь это сделать, и уже хочешь.

— Вы думаете, у меня есть способности к магии? — с замиранием сердца спросил я. Стать магом было моей детской мечтой.

Кирмон внимательно посмотрел на меня и медленно ответил:

— Я уже давно сказал твоему отцу, что ты способен стать даже архимагом. Не забывай, я дракон и вижу многое. Если бы не наступавшая война и не семейные воинские традиции, отец уже послал бы тебя учиться магии… с твоего согласия, конечно.

Я удивленно смотрел на него. Так я могу, по способностям, стать даже магом высшего уровня? Так сказал дракон, а драконы, как знает весь свет, в магических делах зря слов не бросают.

Солдаты с интересом слушали. Но тут дискуссия об учебе внезапно закончилась. Огромная черная тень появилась на краю неба. Солдаты сразу повскакали, бросая котелки и хватая оружие.

'Спокойно! Это свои!'— скомандовал я, зная, кто это. Тень между тем развернулась к нам. Солдаты открыли рты, задрав головы. Ветер пронесся над поляной. Огромный темно-золотистый дракон пролетел низко над нами, взметая снег огромными темными крыльями. Мы задрали головы, разглядывая сияющее золотом бронированное брюхо и лапы с ужасными когтями.

Дракон развернулся в воздухе и мягко сел у опушки, подальше от привязи. Лошади заржали и заволновались. Солдаты замерли, растерянно глядя то на меня, то на гостя. Что-то невозможное, магическое появилось в нашей военной жизни, чего никогда ещё не было: к нам прилетел дракон — редчайшее, сказочное существо, способное сжигать города и целые армии.