Море листвы темно-зеленого и коричневого цвета с белым снегом под деревьями окружало мой отряд. Лес производил на кавалеристов, в большинстве родом из горожан и прибрежных жителей, ошеломляющее впечатление. Казалось, что мы затерялись в лесной стране, и не знаем выхода. Вдали стояли бело-черные горы, и лесное море упиралось в них. Мы тяжело вдыхали морозный воздух, чувствовали страшную усталость к ночи, когда лун не было видно за облаками. Люди и кони выбивались из сил после марша по снегу. В отступлении и в обороне, под огнем, было легче.

К счастью, сильных морозов пока не было — только начало зимы. Взвод пробирался сквозь хвойный лес по грунтовым дорогам, пересекал огромные заснеженные поляны. Я наносил на карту тропинки, лесные завалы и овраги, где войска не смогли бы пройти. Снег был ещё неглубок, и мы продвигались быстро.

В лесах остались только звери. Местные жители ушли вместе с отступающей армией императора, бросив свои хутора и уведя скот. Только на ночевках мы чувствовали, что ещё являемся частью армии, когда я связывался со штабом полка по амулету связи. Рапорты были однообразны: противник не замечен, признаков контрудара не наблюдается.

В тот памятный день отряд заночевал на поляне у опушки хвойного леса, у деревьев. Место ночевки я выбрал по наитию, там, где дорог и тропинок вглубь леса не было видно. Мы не ели горячей пищи целый день, и люди сильно устали. 'Здесь!' — почему-то решил я, оглядев глухую опушку без просветов.

До заката было ещё время. Бойцы растопили снег в котлах и начали готовить еду на кострах, лошади получили зерно из мешков и талую воду из ведер. "По три ведра каждой!" — привычно командовал опытный вахмистр Наргон. Срок рейда кончался, и завтра мы начинали движение назад, в полк. Я приказал поставить палатки, чтобы люди ночью согрелись и отдохнули. Место казалось безопасным. Хотя… напоенные кони немного беспокоились — возможно, волки бродили поблизости.

Привычно пахло лошадьми, дымом и горячей пшенной кашей. Я приказал готовить глинтвейн для замерзших на марше бойцов — и запахло горячей водкой. Глотнув горячительного, люди ободрились и начали весело разговаривать, греясь у костров и ожидая еду. Я сидел на перевернутом ведре у костра, проверяя отметки на трофейной карте, и сравнивая со своей. Наша карта была все же хуже — меньше подробностей. Закончив с картой, я сбросил сапоги и намотал свежие портянки. Обув сапоги, поручил вахмистру Наргону проверить караулы и пока что прилег на одеяло, брошенное на нарубленные ветки. Было приятно расслабить усталую спину и ноги.

Закат ещё не начался. Казалось, нас ожидает обычная ночевка. Но на войне привыкаешь к неожиданностям. Я не очень удивился, когда сменившийся с караула рядовой Толбот потихоньку подошел и сказал:

— Господин лейтенант, я сейчас стоял с правой стороны опушки. Там что-то не так.

— Что? — спросил я. На войне быстро учишься верить чутью своих людей.

— Вы только не глядите туда… Я чувствую, оттуда кто-то смотрит. Плохо смотрит, со злобой.

Хмыкнув, я опять сел на перевернутое ведро и полез в офицерскую сумку за обычным амулетом для поиска нечисти. Приложив его к виску, обвел опушку глазами. Никаких темных тварей поблизости не было. Я достал на всякий случай семейный амулет иллюзий, похожий на круглое стеклышко, и посмотрел сквозь него. Обычных мороков тоже не было, но какая-то рябь замечалась. Что-то там происходило. Но если это была иллюзия, то высшего порядка.

Я задумался. В принципе, иллюзии высшего порядка — вещь очень редкая на войне. В армии их некому ставить — там нет архимагов. Маги высшего класса живут в столицах, в Магических Коллегиях. А амулеты такого уровня очень дороги, армейским магам не по зубам.

Высшие иллюзии не засекались моим амулетом, но я мог сделать кое-что другое. Во время обучения отцовский маг утверждал, что я обладаю повышенной чувствительностью к чужой магии и при желании могу видеть сквозь иллюзии любого порядка. Я опять сел на перевернутое ведро и закрыл глаза. Осторожно, медленно очистил сознание и оглянулся вокруг внутренним зрением. Я чувствовал солдат у костров. Да, кто-то был на опушке с правой стороны. Он казался белесым пятном человеческой формы, маячившим за сидевшими бойцами. Чужака не было отчетливо видно — амулет был очень сильный, высшего класса. Вокруг фигуры все расплывалось — там было что-то ещё.

— Незаметно дай мне малый арбалет, — тихо сказал я. Толбот, бывалый солдат, сделал вид, что я попросил у него что-то из палатки, зашел туда, и там сразу заскрипел рычаг взвода тетивы. Затем Талбот вышел с запасной попоной в руке. Под попоной он незаметно передал мне взведенный ручной арбалет с посеребренным болтом — привычное оружие против ночной нечисти.

Сидя на ведре, я повернул голову и прикинул дальность. Выходило шагов сорок. Я поточнее взял направление и прошипел:

— Убери Хугу.

Хозяйственный Хуга уже двигался между мной и пятном — подбирал хворост для огня. Толбот подозвал его, и я шепнул:

— Незаметно приготовь пистолеты.

Сметливый солдат сразу все понял, расстегнул поясные кобуры и без шума взвел курки. Я кивнул Толботу, и тот хлопнул Хугу по плечу и громко пошутил. Хуга весело поддержал его. Под прикрытием разговора солдат я, потягиваясь, встал с ведра, снимая попону с арбалета. Затем быстро повернулся и выстрелил из арбалета в направлении опушки.

Раздался громкий крик — кто-то раненый верещал, как заяц. На глазах у удивленных солдат отлично созданная иллюзия начала рушиться. Странные колебания прошли по деревьям перед нами, как будто они медленно растворялись в воздухе. За их стволами завертелось мельтешенье разных цветов, как у фокусника на ярмарке. Я вытащил пистолет и выстрелил в направлении звука. Крик замолк, что-то громко треснуло, затем бухнуло. Небольшие клубы дыма взлетели из-под исчезающих деревьев — очевидно, я попал в амулет. Колеблющиеся деревья вдруг исчезли без следа.

Вместо наваждения сплошного леса мы увидели протоптанную в снегу тропинку. Она упиралась в дверь большого деревянного сруба, какой ставят местные лесовики. На крыльце лежал кто-то, одетый по лесному, в грубые штаны и зеленый кафтан. Болт попал ему прямо в грудь. Дверь была закрыта, и неизвестно, кто скрывался от нас за нею.

— Вперед, открыть огонь! — привычно скомандовал я, сгоряча даже не подумав, что неизвестно, кто таится в доме — враг или союзник. Удивленные солдаты сразу опомнились. Побросав вещи, они вскочили и бросились с оружием в руках к строению. Сбросив пинком раненого с крыльца, Хуга ухватился за дверь и распахнул. Солдаты начали стрелять внутрь. Крики боли раздались из сруба. Кто-то в черном балахоне выскочил навстречу с саблей в руках, но не успел даже поднять оружия, как его пристрелили в упор.

Солдаты не остановились, пока не разрядили все пистолеты в проем двери. Все закончилось моментально, и никто даже не был ранен. Это было странно. Похоже, военных не было внутри.

Перезарядив оружие, с саблями наголо мы вошли внутрь. Здание было срублено без окон, но все внутри было освещено амулетами света. Внутри стояла магическая печка, было тепло. Чистый деревянный пол был залит кровью. В первой комнате, гостиной, лежало четверо убитых и раненых, во второй — спальной — трое, все в черных балахонах. Ни у кого из них не было оружия, кроме кинжалов. Хорошо, что не было детей и женщин — подумал я. В сущности, мы палили, даже не зная, в кого стреляем. Так часто бывает на войне.

Пока солдаты заглядывали под лежанки и ворошили вещи убитых, я прошел в третью комнату. Там меня ждал сюрприз. На стене, на железной решетке, висел высокий черноволосый человек, и с интересом смотрел на меня. Человек не выглядел избитым, истощенным или запуганным. Он был совершенно гол и намертво прикручен к прутьям металлическими цепями. В рот был засажен кляп из разлохмаченной кожи, обернутый тряпками. На левой руке кожа была надрезана, но кровь почему-то не текла. Перед человеком на полу лежало несколько расплющенных пуль. Цепи слабо светились, от них несло магией.