Чудин удивился и открыл глаза посмотреть, кто из святых ему такое предлагает, но увидел, что перед ним стоит человек небольшого роста, непохожий на святого, и держит в руках чашку. Чудин взял чашку, выпил, в голове у него немного прояснилось, и он спрашивает:

– Где я?

Человек отвечает:

– Ночью я тебя у тына подобрал, и ты в храме Святой Софии, а меня зовут Феодор – живописец.

Тогда Чудин оглядывается еще раз и видит, что не так темно в храме и всюду леса и бочки, и святые не живые, а написаны на стенах, а сам он лежит в углу на куче соломы.

– Как же ты меня донес? – спрашивает Чудин маленького человека.

Тот отвечает:

– С передышкой.

Чудин поднялся и говорит:

– Благодарствуй за услугу, Феодор-живописец.

– Был таков, – отвечает человек. – Да ныне от ремесла отставлен.

Чудин спрашивает:

– Что же ты здесь делаешь?

– Молюсь о спасении души грешной, – отвечает человек.

– А какой твой грех? – спрашивает Чудин.

Тут человек падает на колени, бьется головой об пол и громче, чем нужно, кричит:

– Каюсь, отче митрополит и преподобный Илларионе, воистину непристойное совершил, бесом одолеваем! Гляди, – показывает он Чудину, а сам бьется и вопит.

Чудин глядит, куда ему показывает Феодор, и вместо святых ликов видит над лестницей на стене охотников и лошадей, вепрей и пляшущих шутов с трубами, и все они как живые.

Чудин говорит:

– Может, и спьяну, а мне любо, и я тут греха не вижу.

Тогда человек сразу перестал биться и вопить, улыбнулся и говорит:

– А мне и стрезва любо, прости Господи! Ты бы попросил за меня Иллариона, пресвитера, он тебя послушает и меня простит. А я, вот крест, все перепишу по уставу и любое покаяние приму, – нельзя мне без моего ремесла.

Чудин говорит:

– Ладно, Феодор, услуга за услугу. Идем, солнце уже в головах, мне на княжью службу пора.

Он надевает сапоги и свой синий плащ, они идут по городу и приходят к дворцу конунга. И Феодор остается у ворот, не смея войти, а Чудин входит во двор, где воины толпятся, собираясь заступить на дневную стражу.

И он хочет, по должности, принять над ними начало, но тут появляется Рагнар в синем, как у Чудина, плаще, встает у него на пути и говорит:

– Нет здесь тебе дела.

Чудин говорит:

– Видно, ты забыл, варяг, что перед тобой Чудин, начальник княжьей стражи.

– Был таков, – отвечает Рагнар. – Теперь начальник стражи конунга я, Рагнар!

Тогда Чудин в бешенстве, что над ним так шутят, выхватил меч и замахнулся на Рагнара – и вдруг слышит:

– Опусти меч, окаянный!

И он видит на крыльце пресвитера Иллариона, и тот смотрит на него гневным взглядом. Чудин не испугался и гордо отвечает:

– Не было, монах, чтобы я опустил меч, разве что был бы на то княжий указ.

Илларион говорит:

– Мне повелел князь объявить свой указ: уходи! И не будет иного указа тому, кто забывает о княжьей службе, хмелю служа, но не господину своему!

Тогда Чудин вспомнил все, что было ночью в покоях конунга, и как проспал ночную и утреннюю стражи, и рука его ослабла, и меч сам опустился. А Илларион еще сказал:

– Много пришлые люди творят безобразий, с них спрос, а с того, кто позорит русское имя, – вдвойне. Изыдь, исчадие ада!

И тут воины бросились на Чудина и вытолкали, как низкого раба, за ворота, и ворота за ним закрылись. Чудин бился в них и сильно колотил кулаками, рубил мечом, но ворота во дворце конунга были сделаны крепко.

Тут появился Феодор-живописец и, видя, что собирается народ, поскорее увел Чудина. И Чудин тогда заплакал, а Феодор сказал:

– Обоим нам, видно, не найти защиты.

Тогда Чудин говорит:

– Есть нам защита. Пойдем.

И вот они идут к берегу Днепра, к дому, где живет Харальд. И видят, что у берега стоит ладья и на нее перекинуты сходни, а по сходням варяги катят на ладью бочки, волокут меха, луки и копья, корзины со съестными припасами. Одноглазый Ульв распоряжается погрузкой, а Харальд, печальный, сидит один поодаль и одет как одеваются люди, выступающие в поход.

Харальд увидел Чудина и говорит:

– Не суждено мне посмеяться над тобой. Вот мой меч, плюнь на него три раза. Но только потом отсеки мне этим мечом голову, потому что я не перенесу такого позора.

Чудин говорит:

– Повинную голову меч не сечет. Лучше, Харальд, помоги мне, как брат, и умилостивь князя в гневе.

– Этого я сделать не могу, – отвечает Харальд. – Лучше мне после вчерашней ночи совсем не видеть конунга.

И он сказал вису:

– И мне, видно, время парус расправлять, – говорит Чудин. – Одна у нас беда, один ответ.

– Охотно возьму тебя, – говорит Харальд, – если это искупит мой должок. Конунг Грикланда зовет меня на службу.

– По мне, – говорит Чудин, – сейчас хоть в Тьмутаракань.

Тут к ним подбегает Феодор-живописец, который до того стоял поодаль и слушал, о чем говорят Чудин и Харальд, и падает Харальду в ноги:

– Христом Богом прошу, возьми и меня с собой, Харальд!

Харальд спрашивает:

– Что за человек?

– Это Феодор-живописец, – отвечает Чудин, – тож горемыка.

Харальд оглядел тщедушного Феодора и спрашивает:

– А какая от него будет польза?

Феодор говорит:

– Я напишу на твоем парусе льва или орла, чтобы все знали, как могуч Харальд.

– Пусть едет, – махнул рукой Харальд, – много места не займет.

Тогда Феодор целует Харальду полу плаща и бросается помогать варягам, грузившим корабль, чтобы все видели, что он не даром ест хлеб, и пока больше не будет о нем речи.

Ярислейв-конунг и Ингигерд смотрят в окно из верхних покоев дворца и видят на реке парус ладьи, стоящей у берега, и Ингигерд говорит мужу:

– Не мужчина будешь и не конунг, если не вернешь Харальда и варягов.

Ярислейв, как бы ее не слыша, говорит:

– Эх, будь я помоложе, и сам бы поплавал, мир поглядел и себя показал.

– Лучше бы, – говорит Ингигерд мужу, – помог Харальду дружиной и деньгами вернуть престол.

Тогда Ярислейв говорит:

– Тебе Харальд по крови сородич, а мне даже по оружию не брат, разве что по застолью товарищ. Что я о нем знаю, кому помогать буду?

– Ярл Эймунд тебе тоже был неведом, – говорит Ингигерд. – Но ты не пожалел денег, когда он с дружиной взялся помочь тебе прогнать Святополка Окаянного из Кену гарда!

Ярислейв говорит:

– Кенугард – по-вашему, а по-нашему – Киев.

Ингигерд, видя, что муж не хочет этого разговора, отвечает сердито:

– Не любишь варягов, хоть они столько сделали тебе добра. Уж не ты ли научил Эллисив сказать Харальду обидные слова?

Конунг смотрит на жену и говорит:

– Елизаветой зовут твою дочь, Елизаветой!

Ингигерд вспыхнула от гнева и ушла и конунгу больше ничего не сказала.

И вот видят Харальд и варяги, что с высокого берега к тому месту, где стоит ладья, спускаются несколько человек на конях, и Харальд узнает Ингигерд и с ней Рагнара и воинов.

Ингигерд останавливает коня и обращается к Харальду:

– Не спеши с отъездом, Харальд. Конунг не в обиде на тебя.

Харальд, усмехнувшись, отвечает:

– За это конунгу спасибо. Но ладья уже снаряжена. Плохая это примета – опускать парус.

Ингигерд говорит:

– А людям твоим будут платить сполна, я обещаю.

– За это тебе спасибо, – отвечает Харальд. – Но люди заскучали в Гардах, а без дела что за воин? Даже девушка может унизить его.

Тогда Ингигерд говорит:

– Эллисив возьмет свои слова обратно, не ею они сказаны.