Когда увидела его.

Их…

Тальден не спал. Не страдал бессонницей и не пересчитывал дракончиков. И ревностью тоже больше не мучился. Нельзя ревновать и при этом так крепко, так страстно сжимать в объятиях совершенно голую б… Ну пусть будет графиню.

Будто во сне, в своем ожившем кошмаре, я видела, как д’Ольжи бесстыдно к нему прижимается. Отвечает на сумасшедшие поцелуи, растекается липкой лужицей от беспорядочных, жадных ласк. Жмурится и едва не мурлычет от удовольствия, все больше распаляя своего господина.

Вон и рубашка уже по швам трещит. Интересно, успеют хоть до кровати добраться? Или прямо на полу распластаются?

Меня затошнило. Вздрогнула, почувствовав на себе скользкий взгляд ядовитых зеленых глаз. Будто гадюка по лицу проползла, царапнув мне кожу омерзительной чешуей. А может, и не заметила меня эта выдра…

Я отшатнулась, мечтая убежать и в то же время борясь с желанием ворваться в спальню и оттаскать змеючку за волосы. Все их к чертям собачьим повыдирать!

Ох, как же давно я об этом мечтала… Но… кто я такая, чтобы закатывать сцены ревности? Я ему не жена. Не его ари. Я и невеста-то фальшивая. Такая же фальшивая, как и чувства этого мужчины.

Впрочем, кого обманываю – не было никаких чувств. Так, возможно, влечение. Спортивный интерес. Герхильд ведь Ледяной. А Ледяные, как известно, не умеют любить.

Пусть Далива топит лед его сердца хоть до конца света. А я…

Я постараюсь свое сделать ледяным.

– Анна… Аня, нам надо поговорить, – звучало подозрительно мягко, медом, только что выжатым из сот, растекаясь по моему сознанию. – Аня-а-а… – Теплота в голосе сменилась колючим морозцем. – Да проснись же ты!

– Я не сплю, – буркнула в наволочку, всю мокрую от слез (надо же, сколько во мне, оказывается, помещается жидкости), и еще крепче обняла подушку, не желая поворачиваться к раскипятившейся шантажистке.

– Я знаю о том, что произошло между тобой и этим герцогом.

– Очень за тебя рада.

Зажмурилась, и слезы прозрачными дорожками снова принялись расчерчивать мое пылающее, как факел, лицо.

Не удивлюсь, если от всех этих переживаний у меня подскочила температура. Я чувствовала себя проснувшимся вулканом, даже несмотря на то, что сердце заиндевело.

– Не плачь, – прошелестело над ухом… ласковое. – Хочешь, накажу его? Заставлю заплатить за каждую твою слезу!

Последнее прозвучало ну очень кровожадно и было весьма неожиданно. Даже боль, голодным шакалом вгрызавшаяся не только в рваную плоть, все еще вяло трепыхавшуюся в груди, но и в воспаленное сознание, на время меня оставила. Ее вытеснило удивление.

Я точно с Блодейной разговариваю? Или уже помешалась на почве сердечных переживаний и вижу галлюцинации?

Сморгнув дурацкие слезы, которые успела возненавидеть так же сильно, как этого драконистого кобеля с его породистой сукой, перевернулась на спину. Сквозь соленую пелену, застлавшую глаза, различила зависшее над кроватью псевдопривидение. Лицо бледное (хотя в полупрозрачном состоянии оно у Блодейны всегда такое), губы – сплошная резкая линия. Глаза… Но лучше не будем о глазах. Они у ведьмы были жуткие. Метали копья, стрелы, молнии и файерболы. Если бы гнев морканты был нацелен на меня, я бы тут же превратилась в симпатичные белые косточки. Или, что более вероятно, рассыпалась пеплом.

Впрочем, я и так уже была этим самым пеплом. За что большое спасибо его блудливости Герхильду! Не вышло с одной, быстренько произвел рокировку и уединился с другой.

Что тут скажешь, кобель – он и в Адальфиве кобель.

– С герцогом и без тебя разберутся.

Я устало откинулась на подушки, мысленно посылая призрачную ведьму к тальдену и его шлюшке. Там от Блодейны толку было бы больше. Запугала бы сладкую парочку до икоты, чтобы кое-кто еще долго не мог почувствовать себя мужчиной. Но не рассказывать же морканте, из-за чего на самом деле страдаю и лью слезы.

Колдунья присела на краешек кровати, гипнотизируя меня заботливым взглядом. Это было дико, странно и заставляло нервничать. А когда она потянулась к моей руке, чтобы одарить ее своим прикосновением… Будто кубиком льда провели по коже.

– Ау, прием, я не Фьярра, – вжалась в спинку кровати и руки предусмотрительно сунула под одеяло, только бы она от меня отстала. – С ней будешь играть в дочки-матери.

– Я просто за тебя переживаю, – насупилось лжепривидение. Не дав мне времени переварить это сногсшибательное заявление, морканта пошла в наступление: – Почему не сказала, что Крейн – двойник Леши?!

– А разве это так важно? – напряглась внутренне.

Если сейчас опять начнет угрожать мужу…

Блодейна сардонически усмехнулась:

– Не удивлюсь, если сама его и спровоцировала.

И эта туда же.

– Никого я не провоцировала! – огрызнулась вяло. – И вообще, старалась держаться от Крейна подальше. Черт его знает, чего ко мне прицепился.

Судя по тому, что брови ведьмы превратились в одну сплошную полоску и расходиться как в море корабли не спешили – мне не поверили.

Ну и демоны с ней. Только бы снова не принялась за старое – не сыпала угрозами в адрес Лешки.

– Покажи его, – несмело подняла на морканту глаза. – Мужа… покажи.

Блодейна нахмурилась еще больше, отчего на сером, будто выцветшем, лбу залегла глубокая складка, что явно не придавало ей очарования, и отрицательно покачала головой.

– Пожалуйста, – попросила тихо. – Ну что тебе стоит? Я просто хочу знать, что с ним все в порядке.

Хоть с одним из нас все хорошо.

– С ним все в порядке, – эхом отозвалась колдунья.

– Мне нужно самой в этом убедиться, – сказала уже тверже.

Морканта еще немного похмурилась, поартачилась, а потом повелительно взмахнула белесой рукой, и пространство передо мной разломила напополам ослепляющая вспышка, будто в нескольких сантиметрах от моего лица полыхнула молния.

В Москве тоже была ночь или, если судить по розоватому свечению, пробивавшемуся в щель между неплотно задернутыми шторами, – занимался рассвет. Муж спал, широко раскинув руки, со сбившимися к ногам простынями и с таким безмятежным, умиротворенным выражением на лице, что я не сумела сдержать улыбки.

От сердца сразу отлегло. Главное, жив-здоров и Блодейна не воплотила в жизнь ни одну из своих премерзких фантазий: не выпихнула Лешку под машину и не свела его с ума.

А может, она и не собиралась ничего такого с ним делать. Так просто, меня запугивала для простоты дрессировки. Или Фьярра без памяти влюбилась в Воронцова – а в такого, как он, не влюбиться невозможно – и будет хранить моего мужа как зеницу ока от своей кровожадной наставницы.

Странно, но в постели рядом с Лешей никого не было.

– А где твоя воспитанница? – Я даже села на кровати и теперь ерзала, как будто мне под простыню подложили ежа. – Они что, не того…

Сердце или, вернее, его останки рвали на куски противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось рассматривать каждую черточку мужа, раз уж выпала такая возможность. Ведь это лицо родного человека – нить, что связывала меня с домом и со всем, что мне дорого. С другой – глядя на Лешу, казалось, смотрю на помолодевшего Крейна, преспокойно дрыхнущего в моей… нашей постели.

Кошмар какой-то!

– Так что там с Фьяррой? – не спросила, потребовала объяснений, вдруг почувствовав, как удушающе жаркой волной на меня обрушивается волнение.

Увиденное не могло оставить равнодушной. Ни поразительное, вызывающее во всем теле дрожь сходство Блейтиана и Лешки. Ни уж тем более отсутствие Фьярры на супружеском ложе.

Видение померкло, и свет, вспоровший пространство, поглотил чернильный сумрак ночи.

– Не бойся, тело твое цело и невредимо, – это вместо объяснений. – Фьяррочка о нем заботится, холит и лелеет. Даже похудела немного.