– В общем, к чему я тут лясы точу? – Инна Игнатьевна качает головой и указывает на Игоря. – Шилов, принеси-ка ведро воды.

– Х-хорошо. – От неожиданности он подскакивает с места и быстро проходит мимо. Меня окатывает прохладным ветерком.

Наверное, сейчас Акула отпустит меня и начнет урок…

– Долохова. – Я вздрагиваю от ее резкого голоса у моего уха.

– Что?

– Твои родители подали тебе плохой пример. Наша школа, знаешь ли, за здоровый образ жизни среди учеников. А законы нашей страны запрещают детям принимать алкоголь. Значит, ты нарушила не только правила учебного заведения, но и совершила преступление. – Инна Игнатьевна кладет руки мне на плечи и болезненно их сжимает. От ее костлявых пальцев точно останутся синяки. – И я как твой классный руководитель должна во всем разобраться. Дети! Мы же не можем позволить преступнице уйти безнаказанной?

– Не можем, – лениво отзывается класс.

Я осматриваюсь: кто-то оживился, а кто-то, наоборот, заскучал. Меня снимают на видео. Очередной позорный ролик скоро будет гулять по сети, а я опять ничего не могу сделать. Губы начинают дрожать. Я прикусываю их и сжимаю рукой локоть. Держись. Скоро это закончится.

– Ну наконец-то! – восклицает Акула, когда Игорь приносит ведро и ставит его на тумбу возле доски.

– Мне помыть доску? – спрашивает Шилов.

– Садись на место, – отмахивается Инна Игнатьевна и отпускает мои плечи. Я с облегчением выдыхаю. – Долохова, повернись. – Я оборачиваюсь. На меня обрушивается поток ледяной воды.

Я полностью мокрая. Меня трясет. Вода течет по ногам, в балетках хлюпает. Я смотрю на Акулу. Она с довольным видом ставит ведро обратно и мурлыча говорит:

– Запомните, ребята! Если хотите отбить вонь алкоголя и заставить алкаша протрезветь, облейте его холодной водой!

По классу разносятся одобряющие смешки. Одноклассники улыбаются. Все, кроме Игоря. Он встречается со мной взглядом и опускает голову. Его руки сжаты в кулаки. Ну, хотя бы видео не снимает, и на том спасибо.

По щеке скатывается слеза. Я быстро стираю ее, пока никто не заметил.

– Бери рюкзак и проваливай отсюда. – Акула швыряет его мне в ноги. – Пока не протрезвеешь, в школу не приходи. Ходишь тут пьяная, как последняя тварь…

Я не выдерживаю. Слезы катятся одна за другой, лицо краснеет и горит.

– Я тебя ненавижу, – шепчу я, сглатывая ком.

– Что-что? Ну-ка повтори, – с вызовом говорит Инна Игнатьевна.

– Ненавижу! – кричу я срывающимся голосом, подхватываю рюкзак и выбегаю из класса.

Остаток дня я провожу в школьном туалете, захлебываясь слезами и размазывая тушь. Как может взрослый человек издеваться над тем, кто уязвимее его? Неужели в этом мире не осталось учителей, готовых бороться за своих учеников и справедливость? Куда делись идеалы из старых советских фильмов?

Высморкавшись в туалетную бумагу, я выкидываю ее в мусорное ведро. Можно позвонить Тарасу, он решит все проблемы. Однако я не могу с ним так поступить. Мы встречаемся не для того, чтобы плакаться друг другу в жилетку. Ему живется намного тяжелее, чем мне.

Тарас вырос в детском доме и после девятого класса пошел в колледж. В четырнадцать лет он попал в дурную компанию. Общение с ними вылилось в «выгодное сотрудничество» с местными бандитами. Он предупреждал, что может погибнуть в любой момент, а я говорила, что все равно хочу быть рядом. Моя смелость исчезала, как только Тарас пропадал на несколько дней, недель, а иногда и месяцев. Я боюсь, что однажды он не позвонит мне, потому что его убьют.

Я выхожу из школы, убеждаюсь, что за мной никто не следит и звоню Дарье.

– Алло? – сонно говорит она.

– Я тебя разбудила? Прости.

– Нет… ну, вообще да. Но я давно должна была встать, – ее голос звучит бодрее. Я улыбаюсь, сдерживая слезы.

Когда мы были детьми, Дарья собирала цветы и плела из них красивые венки. Как-то раз она надела мне на голову венок из одуванчиков и сказала: «Теперь ты маленькая принцесса!». Я вспоминаю об этом всякий раз, когда скучаю по ней.

Когда ей исполнилось четырнадцать, все стало сложнее. Она пришла к нам домой в синяках и крови. Рассказала, что ее заставили стать проституткой. Бабушка хотела написать заявление, но Дарья сказала, что это бесполезно, а ее и вовсе могут убить. Я была маленькой и не понимала, о чем они говорят. Потом баба Снежа пыталась удочерить Дарью, но ей отказали, сославшись на маленькую пенсию и внучку на попечении. Прикрылись мной, закрыв глаза на беспредел в детдоме Даши.

– Так что новенького? Рассказывай!

Я выдыхаю. Язык не шевелится, признаваться стыдно.

– Один ублюдок облил меня пивом. А потом училка облила меня водой из ведра, и все это засняли на камеру. – Я судорожно втягиваю воздух, надеясь, что Дарья услышит только мой гнев, а не плаксивые нотки. – В класс на шум и смех заглянула завуч, но Акула ей сказала, что я описалась. Хотела заставить меня убирать за собой, но завуч увела меня.

– Хоть у кого-то из взрослых голова на плечах, – говорит Дарья. Что-то падает и разбивается. – Подожди минутку.

Судя по звуку, она подметает осколки.

– Я тут. – По ту сторону трубки скрипят пружины. – У тебя не школа, а цирк уродов какой-то. Пойдем, напишешь заявление.

– Да кто мне поверит?

– У тебя же куча свидетелей!

– Они своих не сдадут. Со мной ведь никто не дружит. – Я сажусь на качели. Когда разговариваешь по телефону, ноги несут тебя к дому быстрее ветра.

– Нельзя им все спускать с рук, слышишь?

– Да фиг с ними… видео мне не удалить. – Я отталкиваюсь от земли, покачиваюсь взад-вперед.

– У тебя ведь был нервный срыв, – ласково говорит Дарья. – Пожалуйста, береги себя. У меня больше никого нет, кроме тебя и бабы Снежи.

Я всхлипываю и прикрываю рот ладонью.

– Ну-ну, все хорошо, Юся. – Пока Дарья говорит, я растираю по лицу слезы. – Поплачь. Поплачь, а потом мы встретимся и пройдемся по магазинам. Хорошо?

– Угу, – на выдохе отвечаю я, прикусывая губу побольнее, чтобы не разрыдаться в голос. – Прости, что вываливаю на тебя все это.

– Для чего еще нужны друзья, а?

В субботу мы идем в ближайший торговый центр. Лишних денег у нас нет, зато никто не запрещает примерять одежду.

– В этот раз выбираем наряд только тебе, – говорит Дарья, распахивая кардиган и показывая свое «рабочее» платье.

– Может, попробуешь уйти и начать новую жизнь? Вдруг получится?

Подруга смеется и треплет меня по волосам.

– Малышка, тебе еще так много предстоит узнать в этой жизни. – Мы заходим в один из бутиков и перебираем одежду. Шелк, атлас и хлопок приятно ласкают руки.

– Надень это. – Дарья протягивает мне вешалку с красным платьем. Я вижу V-образный вырез и короткую юбку, едва прикрывающую бедра.

– Оно слишком вульгарное, я не могу. – Я мотаю головой, но подруга обнимает меня за плечи и ведет к примерочной.

– Расслабься, Юся. Просто примерь его и увидишь, как оно тебе идет. – Дарья заразительно улыбается.

Я замечаю косой взгляд продавца и прячусь в кабинке.

Платье слишком облегает мое тощее тело. Я смотрю в зеркало и хмурюсь. Мне трудно объективно оценивать себя. До двенадцати лет я была похожа на мальчишку: бегала с короткими волосами, играла в футбол. Потом бабушка разрешила мне самостоятельно выбрать стрижку, и я решила отрастить волосы. Из-за переходного возраста я начала сторониться знакомых мальчишек, и вскоре они забыли обо мне, а я приобрела иррациональные комплексы. Стала считать, что не могу кому-то понравиться.

– Ну что? – спрашивает Дарья.

– Выхожу.

Неуверенно отодвинув шторку, я выхожу к подруге. Она улыбается и хлопает в ладоши.

– Красотка! Нужно еще волосы распустить. – Дарья играет с моими локонами, и они становятся объемнее. – Обязательно купи туфли и губы накрась. С твоими зелеными глазами будет выглядеть шикарно. – Она извлекает из сумочки помаду и без разрешения красит меня. – А теперь – урок мужества! Пройдись по салону, – командует Дарья.