Президент оглянулся на советника. Тот облизал сухие губы. Военный министр сверху вниз смотрел на них обоих.

– Все не так плохо, Гиф, – снисходительно сказал он. – У нас есть целых пятьдесят лет.

Его привезли поздно – в двенадцатом часу.

Старшая сестра постучала в дверь.

– Иду, иду, – сказал Полозов.

Очень не хотелось вставать. Глаза слипались. Так всегда в первую половину дежурства. Он затянулся в последний раз, бросил окурок.

Коридор был пуст. Двери в палаты открыты. Окна зияли чернотой. По холодной лестнице Полозов сбежал вниз, к операционной. Варвара уже ждала его – затянутая в халат, со сжатыми губами: злилась, что приходится дежурить в ночь.

Вторая сестра, совсем молоденькая, нерешительно стояла поодаль. Он ее на знал. Вероятно, из новеньких.

Пол в предбаннике был кафельный, белый. Нестерпимо светили лампы под потолком. Полозов сунул руки под кран в кипяток, начал тереть щетками.

Варвара за спиной держала полотенце – молчала.

– Ну что там? – наконец спросил Полозов.

– Мужчина. Лет двадцать пять – тридцать, – сухо ответила Варвара. – Попал под грузовик. Перелом ноги. Сломаны два ребра. Кровотечение. Трещина в черепе. Пьяный, конечно…

– Просто несчастный случай, – вдруг сказала вторая сестра. – Ведь мог быть просто несчастный случай.

– Ты, Галина, еще навидаешься, – сказала Варвара. – А я знаю – напьется и лезет напролом. Море ему по колено.

«Ее зовут Галя», – отметил Полозов.

– Нальется так, что глаза врозь, а нам работа – заделывать…

Полозов скреб руки. Варвара бурлила. Все это он слышал уже тысячу раз. Ворчать она умела. Что, впрочем, не удивительно: разведенная, за сорок лет, никаких перспектив.

Галя ответила чистым голосом:

– Медицина, Варвара Васильевна, помогает вне зависимости от социального, юридического или психологического состояния больного.

«Она, наверное, студентка, – подумал Полозов. – Излагает, как по учебнику».

Зато Варвара просто вскипела:

– А вот я – будь моя власть – и не лечила бы таких. Напился – подыхай на панели!..

Это было уже слишком. Полозов приказал:

– Полотенце.

Варвара фыркнула, но замолчала. Полозов вытирал руки…

В операционной неистово светил рефлектор. Привезенный лежал на столе, на тонкой блестящей пленке. Грудь у него выступала. Гладкая, будто полированная, кожа натянулась на ребрах. Багровели длинные ссадины. Ниже, под бинтами и ватой, громадным пятном запеклась кровь. Голова у него была запрокинута, подбородок торчал вверх.

– А молодой, – вдруг сказала Варвара. – Жаль, когда молодой.

Полозов одним взглядом прогнал ее на место.

Анестезиолог – шапочка у него съехала, халат был мятый – сообщил:

– Пульс пятьдесят пять, падает. Наполнение слабое.

– Крови потерял много? – спросил Полозов.

Анестезиолог равнодушно пожал плечами.

– Я спрашиваю: он много потерял крови?

– Порядочно, – сказал анестезиолог. Глаза у него были воспаленные, усталые.

– Группа?

– Вторая.

– Есть у нас вторая группа?

Анестезиолог опять пожал плечами.

– Я вас выгоню, – с бешенством сказал Полозов. – Я вас завтра же – на утренней конференции…

– Безобразие, – добавила Варвара.

Галя ничего сказать не решилась, но глаза у нее возмущенно сверкали.

– А это не мое дежурство, – спокойно объяснил анестезиолог. – Я уже отмотал сколько положено. Сменный заболел. Я бы вообще мог не оставаться.

Полозов сдержался. Что тут поделаешь. Формально он прав. Его смена закончилась. А что остался на вторую – подменить коллегу, так это даже благородно.

– Виктор Борисович, – сказала Варвара. – У нас есть два литра первой. Правда, консервированная…

Полозов только дернул головой – она заторопилась к холодильнику.

Несколько секунд все молчали. Полозов пытался успокоиться. Работать с таким настроением нельзя. Это он знал по опыту. Если сразу не заладится, то и дальше пойдет наперекос.

В операционной было тихо. Привезенный парень, судорожно дыша, лежал под рефлектором. Кожа на груди то натягивалась, то опадала.

Спокойствие давалось трудно. Анестезиолог отвернулся – мол, меня это не касается, я свои обязанности выполняю, остальное – дело ваше.

Галя смотрела то на одного, то на другого.

Вернулась Варвара.

– Полтора литра, – сообщила она.

– Хорошо, – сказал Полозов. – Будем делать. – Шагнул к столу. Варвара сразу же стала напротив. Галя робко подошла сбоку.

– Петр Сергеевич, – сказал Полозов анестезиологу. – Я вас прошу – пульс, сердце и вообще.

Анестезиолог пожал плечами. Варвара возмущенно мотнула головой, хотела что-то сказать, Полозов быстро остановил ее:

– Начинаем!

Картина была отвратительная. Перелом – черт с ним. От переломов еще никто не умирал. Нога обождет. Трещина в черепе? Еще неизвестно, есть ли она. Написать все можно. Ударился он, конечно, сильно: все-таки самосвал – не велосипед, но определить трещину на улице – это вряд ли. Во всяком случае, с головой тоже горячиться не следует. А вот грудная клетка и полость – сплошной кошмар. Два ребра сломаны. Концы их ушли внутрь и, наверное, проткнули диафрагму. Кишечник, конечно, тоже задет, сосуды порваны – вон сколько крови потерял. И брюшная стенка – в клочья, одни лоскутья. Вероятно, сперва его сшибло, отсюда трещина в черепе, а потом грузовик наехал на ногу и на грудь.

Полозов выпрямился. Варвара одним движением вытерла ему лоб. В операционной было жарко.

Хуже всего, что дыра бог знает какая. Грязи – центнер. Пока приехала «скорая», да пока перевязали… Перитонит обеспечен. Если даже этот парень и перенесет операцию… Так или иначе, работы здесь часов на шесть. Не меньше.

Он снял бинты. Сразу же пошла кровь – обильно, широко. Варвара ловко убирала ее, не давая стекать внутрь.

– Пульс пятьдесят пять, – сказал анестезиолог. – Учащается.

– Приходит в себя, – предупредила Варвара.

Действительно, спекшиеся губы на белом лице дрогнули, распахнулись глаза – большие, серые, недоуменные, из горла вылетел слабый хрип.

– Наркоз, – приказал Полозов.

Варвара обернулась, но, к счастью, промолчала. Анестезиолог нехотя взял маску. Полозову казалось, что он двигается нарочно медленно.

Парень все пытался что-то выговорить, оторвал голову, с натугой мигнул раз, другой, но тут маска закрыла лицо.

Полозов медлил. Ему очень не хотелось вскрывать стенку. Два ребра и кровотечение. Можно представить, какая там каша. Он вообще не любил операций на брюшной полости. И места вроде много, и поле крупное, а чуть что не так – воспаление, острый процесс, и вся работа насмарку.

Но делать было нечего.

Варвара сосредоточенно смотрела на его руки – ждала. Анестезиолог убрал маску, вернулся на свое место, спина его ясно выражала – а провалитесь вы все. После Полозова он был здесь самый опытный, но при таком настрое вряд ли можно было ожидать от него серьезной помощи. Ну а Галя – что Галя? – студентка. Побледнела вся, напряглась. Наверное, в первый раз на операции. Того и гляди самой станет плохо.

В общем, рассчитывать можно только на Варвару. У нее стажа – дай бог. Ну и на себя, конечно.

Варвара подняла на него удивленный взгляд.

– Вскрываем, – сказал Полозов и взял ножницы.

Он взрезал кожу, расслоил мышцы. Внутри было, как и думал. Каша. Прорвались крупные сосуды. И вероятно, прорвались уже давно, еще при наезде – кровь частично свернулась, диафрагма висела лохмотьями, к кишечнику страшно было прикоснуться.

Варвара посмотрела на него. И Полозов понял, что она хотела сказать. Бесполезно. Никаких шансов. Проще оставить как есть. Полозову тоже этого хотелось. На мгновение он даже пожалел, что парень не умер по дороге в клинику. Ему самому было бы лучше.

– Пульс сорок. Наполнение слабое, – неторопливо сказал анестезиолог.

Полозов вздохнул, и работа началась.