Так, в расстроенных чувствах, он и залег на свою верхнюю полку, на которой и проспал почти полпути. За утренним чаем, уже в Раздельной, Коля отметил разницу в ландшафтах: кругом были степи и поля, ни тебе гор, ни лесов.

IV

10 октября 1910 года. Суть дела

И вот он, одесский вокзал. Благодаря телеграмме, данной Ордынцевым из Москвы, встречавшие (если таковые предполагались) должны были знать, в каком вагоне он едет. Так и вышло: на перроне стоял офицер полиции, поручик, в щеголеватом мундире под распахнутой светло-серой шинелью, в сапогах со шпорами и с лихо закрученными усами.

– Буров! – протянул он руку Николаю, представляясь.

– Ордынцев – постарался так же браво ответить Коля.

– Слышишь, Фира, этот молодой человек ехал-таки к нам не просто так. И встречает его не абы кто. Ты поняла? А я сразу увидел, что он не простой какой-то шлёма. Это ж боже-ж мой кто! Он таки наведет у нас порядки, что б ты знала! Это я тебе говорю!.. – далее Николай не слышал, вокзальная сутолока заглушила восторженные возгласы портного.

Буров провел Колю вдоль перрона к выходу. Перед ними открылся вид на Свято-Пантелеймоновский монастырь и улицу Ришельевскую.

– Так, господин Ордынцев, сейчас в гостиницу. Мы для Вас сняли номер в Пассаже, новейший отель, не хуже, чем в Париже, Лондоне, да еще хоть где! От управы нашей четверть часу ходу. Потом – завтрак. Это все мне поручено. А как Вас зовут так, по-простому? Меня – Василий.

– А меня – Николай – не стал задаваться Ордынцев.

– Вот и славно. Я сразу понял – наш человек! Вот за завтраком и введу в курс дела.

Гостиница оказалась и вправду выше всех похвал. Быстро оставив чемодан в нумере, и новые знакомцы вышли на Преображенскую.

Слева открывалась великолепная картина – Свято – Преображенский собор, красивый фонтан, а правее – памятник его сиятельству – графу Воронцову. Да что там говорить, после жизни в провинциальном городке тут все казалось какой-то европейской заграницей. Высокие чугунные столбы с круглыми тумбами в основании были увенчаны электрическими светильниками с матовым стеклом, от них веяло каким-то футуризмом. По рельсам громыхали вагоны конки, но кое-где, Коля еще не запомнил названий улиц, уже были натянуты провода трамвая.

– Про кафе «Фанкони» слыхали у себя в Саратове? – поинтересовался Буров.

– Да я даже не из Саратова, Саратов – губернский город, а я из уездного, Волгска, ушел от ответа Николай. Он ничего не знал о «Фанкони», да сказать было стыдно. Розе, когда она здесь жила, видать, не по карману было ходить по таким кафе, – подумал Коля – вот она и не рассказывала ничего про такие знаменитые места, – и предложил: «давайте, может, куда попроще?»

– Ну, попроще, так попроще. Тут есть неплохое греческое заведение, отличные блюда, да и винцо выше всех похвал…

– Для винца рановато ведь, – Коля привык если и выпивать, то вечером.

– Понял, ну уж после службы не откажите нам с коллегами проявить одесское гостеприимство. Коль приехали, голодным и трезвым не отпустим! – рассмеялся Василий.

– После службы – с превеликим!

На улице Греческой, спустившись по гранитным ступенькам, зашли в закусочную. Заказали салат с брынзой и помидорами, оливки и две чашки крепкого кофе.

– Вася, я сгораю от нетерпения, мне в поезде уши прожужжали теми страхами, что тут происходят! Сорок человек убито! Банда грабителей! – сразу начал проявлять нетерпение Николай.

– Коля, ты не пугайся так уж чересчур: во-первых, не сорок, а шесть, хотя тоже немало, а во-вторых, вот банда ли это? Слушай сюда внимательно. Для серьезной банды улов какой-то смешной. Убитые – люди достатка весьма скромного, убогие даже.

Дело обстоит так: сумерки, часов девять. Фонари еще не зажгли, а солнце уже зашло. Идет домой со службы дядечка такой, и не доходит. А вечером или утром уже дворник находит в каком-то закутке его труп, и видно, что били дядечку так, что ошметки мяса висят с головы, и взяли-то мелочевку: кольцо обручальное, часики дешевые, из кармана выгребли серебра чуток, да рублевку-другую… И так все шестеро.

Чтобы серьезный бандит на мокрое пошел из-за такого халоймеса, как у нас говорят, так это просто нонсенс. Может маньяк? В общем, давай так, сейчас к нам в управление, на Преображенскую, там возьмешь две папки с делом, прочтешь, а потом поговорим. Ты там у себя в Волгске лихо все раскрутил, мне понравилось, я читал. Мы тута тоже не пальцем деланные, но вдруг ты что-то свежим взглядом разглядишь?

На Преображенской в высоком, четырехэтажном здании управления царила деловая суматоха. По коридорам бегали чиновники с папками и стопками документов в руках, кого-то вели на допросы, через открытые двери кабинетов Коля видел людей, составляющих прошения, заполняющих формуляры, разговаривающих и молчащих. Как все непохоже на мирную и спокойную обстановку в Волгской полицейской управе, где слышно, как мухи жужжат! На третьем этаже, в небольшом кабинете Бурова был заботливо поставлен еще один стол и стул.

– Ничего, в тесноте, да не в обиде! – ободрил Николая Вася, – Сейчас я чайку организую!

Но с чаем вышло не сразу.

– К вам господин Сколопидис, – доложил дежурный жандарм.

– Проси! – скомандовал Буров.

В кабинет стремительно вошел чернявый полноватый господин в костюме-тройке песочного цвета, шляпе-канотье, с усиками и в пенсне.

– Здрастье! Эти заразы опять ко мне заходили! – с порога выпалил он.

– И що, таки опять снова? – деловито поинтересовался Василий.

– Да! И опять, и снова! Я им говорю – я закон не нарушаю, що вы хотите? Вы поняли? А они – а у нас свои законы! Плати, или будешь плакать очень-очень! И дети, и жена тоже очень могут плакать! Вы поняли? А где я им денег возьму? Я що, их рисую? А если еще придут другие? И другие? Вы поняли? А им неинтересно слушать! Они даже не смотрють на мене! Повернулись и пошли! Только бананчиком мене перед носом покрутили!

– Так, когда обещались прийти?

– Дали мене три дня на подумать!

– Ну, делайте вид, что усиленно думаете, даже можете палец ко лбу временами приставлять. За вами никто не цинковал, когда вы к нам ишли?

– Не, що я, дурной? Я шел по Соборке, и прямо из толпы нырнул себе по Спиридоновской, через Новосельскую, Тираспольскую, и сразу к Вам!

– Так, с послезавтра у Вас в лавке будет новый приказчик, а в кладовке – еще парочка наших сотрудников. Как войдут, их туда и ведите, вроде за деньгами, «приказчик» не даст им выйти. Им так засунут голову в ж.., что они расскажут от кого они, хотя я и так знаю, кто их послал. Чтобы у Вас все беды были такие!

– Я даже не знаю, как Вас благодарить, Василий Николаевич, даже и не знаю… Вы мене поняли?

– Ой, все Вы знаете, только не летаете! Ну ладно, у Вас усе?

– Не смею отвлекать от важных государственных дел, – Сколопидис покосился на Ордынцева, – Адье!

И посетитель, торопливо пожав Васе руку, столь же стремительно вышел.

– Не, ты видел? И этот хитрожелтый грека опять выкрутится! Он, конечно, законы соблюдает. И налоги платит. Но не все. Контрабандой приторговывает, подловить можно было бы на раз, да сейчас не до него. А этих маровихеров мы, благодаря нему, возьмем, и не только их.

– А что он там намекал на благодарность? – полюбопытствовал Николай.

– А! – неопределенно отмахнулся Вася, – вообще-то лучше от них ничего не брать, дадут на рубль, потом всем раструбят, что вот, Буров берет, и не отмоешься вовек. Так, садись, читай, вот тебе первая папка, а вот вторая. А чай я все-таки попрошу, чтоб сделали.

– А что за бананчик, и зачем им крутят? – поинтересовался Коля.

– А, так это револьвер так называют. Ты спрашивай, если что, у нас иногда непонятно для приезжих говорят. Народов тут намешано, – не сосчитать, чистый Вавилон! Русские, украинцы, греки, евреи, албанцы, их у нас арнаутами называют, болгары, немцы, поляки, греки, итальянцы, французы, испанцы, татары, караимы и еще Бог ведает кто. И все внесли свою лепту в наш говор, в одесский язык. А еще особый, преступный жаргон, которым мы, сыскари, тоже владеть должны, иначе многого не поймем.