Евгений Маляр

МАТАБЕЛИ В ОДЕССЕ

Детективная история начала ХХ века

Список действующих лиц:

Ордынцев Николай Арефьевич – коллежский асессор, человек уже не юный, по-прежнему в чинах небольших. Знаком читателю по предыдущей повести.

Дионисий Иванович Ждан-Пушкин, коллежский советник – полицмейстер, начальник Ордынцева;

Анастасия, она же Настя Триандафилова, она же товарищ Нарыжная – беглая дочь купца, по-прежнему очень красива;

Роза Ордынцева, в девичестве Штрамбуль, жена Ордынцева;

Василий Буров – старший следователь уголовной полиции города Одессы;

Владимир Стоев – сотрудник уголовной полиции города Одессы, болгарин по национальности;

Генрих Баум – сотрудник уголовной полиции города Одессы, просто немец;

Сколопидис – одесский коммерсант;

Савелий Богуславский – жертва преступников. Сорок один год, счетовод конторы «Зильберт и компания, перевозка зерна»;

Софа Богуславская – его жена;

Папа – один из главарей ростовского преступного мира. Как звали его на самом деле, никто уже не вспомнит;

Сеня Башмачник – ростовский уголовник;

Товарищ Иванов – видный деятель социал–демократического движения, подпольщик;

Никифор Вятский – лидер одесского социал-демократического подполья;

Михельсон – студент-подпольщик;

Штерн, Хоменко, Мисливченко – гимназисты седьмого года обучения;

Юрий Петрович Мартынов – директор гимназии, что в Одессе на улице Надеждинской;

Кирилл Петрович Лурье – бухгалтер полицейского управления, человек натуры героической, хотя по виду и не скажешь;

Жандармы одесской полиции;

Прочие жители Одессы, Ростова и Волгска по состоянию на 1910 год.

Пояснение по поводу названия повести: матабель – представитель древнего африканского племени, в котором культивировалась крайняя жестокость и презрение к человеческой жизни. Конечно же, повесть не об африканцах.

I

2 октября1910 года. Одесса, Ланжероновская дача

В записке было сказано: «Жду возле Ланжероновской дачи в три пополудни завтра. Будьте одна, без оружия, и смотрите, не приведите за собой ненужных провожатых, иначе не гарантирую Вашей безопасности». Подписи не было, и так ясно, от кого принес этот клочок бумаги мальчишка лет девяти-десяти, этакий одесский Гаврош, оборванец в кепке набекрень и залатанных штанах. Кривовато улыбнувшись, он обнаружил изрядную недостачу зубов, молочных еще, и сунув в руку Анастасии свернутый в кубик пакетик, быстро убежал.

И вот, за сорок пять минут до назначенного часа, молодая женщина села в желто-красный трамвай на Греческой площади. В вагоне было малолюдно по случаю ненастной осенней погоды и рабочего часа, а к тому времени, когда он достиг, миновав Канатную и Сабанский переулок, своей конечной станции в Александровском парке, вовсе оставался всего один пассажир – Настя.

Выйдя из трамвая, она неспешно побрела по парковой аллее, по шелестящим под ногами багряным листьям, слушая приглушенный шум порта, прибой и сдавленные гудки Воронцовского маяка. Справа высилась Александровская колонна и женщина невольно улыбнулась.

Многое из окружающей жизни вызывало у нее усмешку, о причине которой не все догадывались. Вот и арка дачи Ланжерона развеселила ее упитанностью амурчиков, парящих над входом. Настя пришла вовремя, даже на несколько минут ранее назначенного часа она еще вечером сверила наручные золотые часики с думскими. Из боковой аллеи показался мужчина лет сорока в клетчатом, застегнутым наглухо пальто и английском кепи, Настя не сразу заметила его: «джентльмен» шагал почти бесшумно.

– Товарищ Нарыжная? – спросил он

– Да, это я. Здравствуйте, товарищ Никифор, – ответила Анастасия, она привыкла за семь лет к этой фамилии.

– Пройдемся, – предложил мужчина тоном, не допускающим возражений, – нам есть, о чем поговорить.

– Итак, давайте сразу о делах, – через минуту предложил Настин спутник.

II

5 октября 1910 года. Новости из провинции. Город Волгск

«В Саратовской губернии, в уездном городе Волгске раскрыто два загадочных преступления, связь между которыми была крайне неочевидна. Дочь купца второй гильдии Т. совершила умышленный поджог питейного заведения, побуждаемая к сему действию чувством оскорбленной чести. Некий приказчик М. воспользовался ее крайне затруднительными обстоятельствами, связанными со случайной гибелью ее любовника Ф., и принудил к связи, о чем рассказывал своим собутыльникам в вышеуказанном заведении. Дела о пропаже Ф. и пожаре приняты были в следственное делопроизводство как отдельные, не имеющие связи между собой преступления, но молодому следователю Ордынцеву Н.А. удалось выявить таковую в их временном совпадении и некоторых малозначительных, на первый взгляд, обстоятельствах. С помощью логических построений и новейших достижений криминалистической науки Ордынцев сумел раскрыть преступления и выявить их истинных виновников. Поболее бы нам таких одаренных молодых сотрудников, и преступность в нашем отечестве стала бы стремительно отмирать, уступая место человечности и доброте!

Газета «Полицейские ведомости», Санкт-Петербург, 16 августа 1903 года»

– Николай Арефьевич, Вас вызывает Дионисий Иванович! – раздался в коридоре голос коллежского регистратора, секретаря Мордвинова.

Дверь в кабинет Ордынцева была приоткрыта для лучшей вентиляции, Николай считал свежий воздух одним из главнейших условий доброго здоровья. Да и информация так доходила быстрее.

Служба после повышения в чине текла складно и спокойно, больших хлопот не доставляла. В городе почти ничего не происходило. Вернее, происходило, но это как-то не касалось Ордынцева.

Ну, начались какие-то волнения среди рабочих на всех трех цементных заводах, практически одновременно, так тут загадочного ничего не было: в городе вдруг появились какие-то незнакомцы, и связь между их появлением и последовавшими стачками была столь очевидна, что и анализа никакого не требовалось.

Установили негласное наблюдение за всеми четырьмя. Ну и что же? Они в открытую издевались над своими соглядатаями, провинциальными молодыми сыщиками.

Впрочем, московские или питерские сыскари тоже ничего им сделать не могли бы: никаких законов они не нарушали, а собираться и разговаривать никому не воспрещается. Ордынцев тоже выполнял это нелегкое задание, участвовал в слежках и наблюдениях, но его тяготила эта нудная работа.

В конечном счете, лишь через полгода одного из агитаторов удалось поймать на вполне уголовном занятии, – он подрался с мастером цеха, уличившем его во лжи. В пивной состоялся диспут, в результате которого телесные повреждения легкой степени получил собственно революционно настроенный приезжий, а патриот-мастер вызвал полицию.

При задержании возник повод обыскать молодчика. В его кармане оказался револьвер, дешевенький, но заряженный, вот его под микитки и взяли, а коль скоро с остальными агитаторами его связь была установлена во время слежки, то и их прихватили.

У одного – «бристоль-бульдог», у другого – динамитная шашка, у третьего – листовки с призывами к свержению царизма. В общем – полный букет, икебана, как стали говорить после японской.

Волнения сразу прекратились, да и успех-то заезжие агитаторы имели только у сезонных рабочих, живших по три месяца в году в «казармах» при заводах. Там и в самом деле бытовые условия были не очень, но это были работники временные, их нанимали в разгар строительства, когда цемента продавали больше, чем в среднем за год.

Мужики и молодые ребята из деревенской бедноты, попадая в город, пусть и небольшой, и получая жалование, пусть и тоже небольшое, испытывали некое смятение духа, которым и пользовались чужаки, подбивая их на безобразия, и обещая большие достатки, причем сразу, если они побунтуют. А рабочие квалификацией повыше возражали агитаторам, иногда очень активно, как упомянутый мастер цеха.