Во многих смыслах это чрезмерно лестная картина. В конце концов, как мы увидим, огромное количество других видов животных (видов, которые, как нам кажется, не особенно бьются над проблемами бытия) очень напоминает нас. Наши открытия, касающиеся животных, не сбросили нас с вершины пирамиды творения, зато подняли на эту вершину много других существ – по сути, наших собратьев. И сегодня мы чаще склонны отмечать не их отличия от нас, а черты их сходства с нами. В результате возникла школа научной мысли, предлагающая осуществить своего рода слияние животных и человека (то есть, выражаясь строже, человека и других животных) в медицинских целях. Уже сейчас мы создаем так называемых химер, хотя пока эта сфера по-прежнему лежит на грани неопределенности и лишь постепенно проступает из научной (и этической) мглы.

При этом оказывается, что мы постепенно переходим и некоторые другие этические границы. Если бы генетик Джейкоб Броновски (тот самый, который говорил о знании как о «вопросе личной ответственности»{8}) по-прежнему был с нами, он бы наверняка заключил, что расширение нашего понимания эпигенетики неизбежно влечет за собой рискованное путешествие в неведомое. Эпигенетика показывает, как изменяется работа генов нашего организма после тех ударов и обид, которые наносят им факторы, обычно ассоциируемые с бедностью, лишениями и загрязнением окружающей среды. Возникающие эффекты порой опасны и долговременны: иногда они охватывают несколько последующих поколений. Мы лишь начинаем осознавать, насколько личностный характер носит биология и насколько ответственным должен быть наш ответ на этот вызов.

То же самое можно сказать и о наших открытиях, касающихся роли пола, в медицине: оказывается, мы, не отдавая отчета, применяем слишком грубый и примитивный подход к лечению человеческих существ. Неужели мы в самом деле полагали, будто особых половых различий не существует (если не считать очевидных)? Теперь ученые уже так не думают. Возможно, более простительным – с учетом малой исследованности мозга – является наше пренебрежение властью, которой сознание обладает над телом. В этой сфере мы тоже постепенно преодолеваем скептицизм тех, кто с удовольствием выдавал собственное невежество за знание и понимание.

Если бы только мы сумели поступить точно так же и с теми, кто рекламирует квантовую теорию как панацею и ключ к обретению здоровья! Конечно, весьма заманчивыми кажутся все эти обещания применить «силу квантового исцеления, позволяющую победить болезни и старение», которыми осыпает нас мистик Дипак Чопра{9} (американский врач и писатель индийского происхождения, автор множества книг о духовности и нетрадиционной медицине). Однако на самом деле это просто мираж в пустыне. Сейчас мы лишь начинаем понимать, как проводить предварительные исследования роли квантовой физики в биологии. Да, сегодня действительно кажется, что в природе все-таки есть сферы, где она задействует странные правила, повелевающие атомами и молекулами, чтобы создавать новые возможности для успешного существования жизни в неблагоприятных условиях. Впрочем, на этой границе между жизнью и космическим веществом мы погружаемся в очень большие глубины.

Сводя воедино наш опыт по части математики и физики, эксперимента и теории, мы можем сделать несмелое предположение: похоже, наша Вселенная являет собой компьютер, а наши мысли и поступки представляют собой как бы программы, чьи команды и создают то, что наш мозг (в котором, напомним, мы пока очень плохо разбираемся) интерпретирует как реальность. Может быть, это такое же заблуждение, подобное ньютоновскому образу небес как огромных часов – интерпретации, в основе которой лежала технология тех времен? Вероятно. В конце концов, компьютер изобретен всего несколько десятилетий назад, а его создатель Алан Тьюринг действительно видел другой тип вычислительной машины на фоне той, которая нам сейчас так знакома. А вдруг гиперкомпьютер станет для нас более удачным проводником реальности?

Впрочем, с реальностью, какой мы ее знаем сейчас, тоже не все так просто. Одни склонны полагать, что наши представления о возникновении Вселенной не нуждаются в дальнейших уточнениях, другие же сопротивляются такой самоуспокоенности. В сюжете о Большом взрыве слишком много дыр, и среди них слишком много таких, куда вроде бы подходят сделанные нами затычки, – или, по крайней мере, мы вроде бы знаем, как такие затычки изготовить. Однако не исключено, что когда мы залатаем нашу историю Вселенной, окажется, что заплаток больше, чем исходной ткани, и нам придется начинать все снова. Мы уже начинаем переосмысливать одну из важнейших составляющих этой истории: возможно, поток времени – не более чем иллюзия. Некоторые физики предполагают, что неустанное тиканье проходящих мгновений существует лишь в нашем сознании.

Часто кажется, что куда легче не обращать на все это никакого внимания и отправиться в глубь хорошо известного нам материка, подальше от края непознанного, где все эти i ждут, когда над ними расставят точки. В конце концов, мы – существа простые, нас преспокойно обманывают наши же органы чувств, наша внутренняя логика и наше желание упростить свои взаимодействия с миром. А эти сложные материи обнажают нашу слабость и не позволяют нам застраховаться от поражения. Их осмысление дается тяжело.

Впрочем, одна из замечательных особенностей человека – его неутомимая любознательность. Мы успели показать свою решимость биться с окружающей Вселенной до тех пор, пока она не выдаст свои тайны. Вот зачем мы отправляемся на край неопределенности: чтобы проводить изыскания, чтобы задавать вопросы, чтобы сражаться с другими (и с собой), дабы получить необходимые нам ответы. А затем, осознав, что при этом мы соприкоснулись с новыми вопросами и неожиданностями, мы надежно спрячем наши свежие открытия и снова нырнем в темные воды, дабы вытащить на свет какие-то еще невиданные вещи. Мы занимаемся этим уже много веков – и можно лишь надеяться, что еще много веков будем это делать. Как ни крути, а это – лучшее из всего, что когда-либо удавалось пережить человеку.

Да, наш таинственный и могучий мозг управляет нашим поведением: он наделяет нас любопытством, отвагой и упорством, побуждающими изо всех сил стремиться отыскать истину. К концу путешествия по переднему краю определенности (и за ним) может показаться, что ваш мозг хорошенько избили и теперь он весь в синяках. Но несмотря ни на что, он обязательно попросит вас не останавливаться и продолжить этот, признаться, очень непростой путь. Такие приключения – штука захватывающая. Если что, мы вас предупредили.

Вызывая огромный восторг аудитории, Густав Кюн показывает фокусы. Он заставляет шарики для пинг-понга исчезать и затем появляться в самых неожиданных и забавных местах. А потом он объясняет, как он это проделал: «Я просто манипулирую вашим вниманием, направляя его в нужную мне сторону. Я совершаю определенные движения рукой, и вы невольно следите за ней глазами, что дает мне возможность…» Он поворачивает голову, и наш взгляд следует за этим движением. И вдруг шарик снова оказывается у него в руке. Остается только аплодировать фокуснику.

Обычно слушатели не рукоплещут в первые минуты лекций на научные темы. Порой звучат жиденькие хлопки в конце, зачастую знаменующие просто облегчение от того, что наконец-то это кончилось. Но здесь, на шестнадцатом собрании Ассоциации научных исследований сознания, ауди тория была зачарована с самого начала.