– И что же за волшебство такое учинил… как вы сказали? Благородный Дюк?
– А вы, Доктор, не слышали о Дюке Морини? О, это чрезвычайно талантливый и умный молодой человек! Думаю, его ждет большая слава и, надо полагать, вскоре он получит очень серьезное влияние. И не только в столице, а по всей стране – попомните мое слово.
Волшебства же никакого не было. Как рассказывают, Благородный Дюк сначала окоротил изгойский народ в Порте Нимф, когда получил его в управление. И как-то раз пригласил погостить в городе Его Величество. Говорят, в один из вечеров он предложил королю полюбоваться луной, встающей над морем, и заодно отдать должное позднему ужину – прямо на берегу.
Ну, конечно, Его Величество озаботился вопросами безопасности, потому что, с тех пор, как в старом городе выстроили большой порт, по ночам в нем стала хозяйничать самая отъявленная рвань. Все же помнят, что там пришлось постоянно держать сотню лучников.
Однако Дюк Морини уверил короля, что ужин будет абсолютно безопасным, потому что порт отныне – самое спокойное место во всей округе. В чем и предоставил убедиться Его Величеству, хоть и в присутствии телохранителей.
Наш достославный король Улаф, как рассказывают, был поражен. И, естественно, вскоре дал особые полномочия Благородному Дюку на благоустройство самой столицы.
– А что, господин Бонк, рассказывают в Акраиме о методах Благородного Дюка? Как мы с вами знаем, решить проблему с изгойскими бандами не удавалось еще никому. Это ведь демонически любопытно! – Хтоний поднял глаза от кружки с элем и вопросительно посмотрел на Бонка, задрав кустистые брови выше возможного.
Трактирщик не спеша достал из под стойки перламутровую табакерку, покрутил ее в руке, как бы раздумывая взять понюшку или не взять? Затем отправил табакерку на место, оперся о стойку обеими руками, сложил губы трубочкой и просвистел задумчивое «фью-фью-фью». После чего снова заговорил:
– Рассказывают не так много, уважаемый Доктор. Отчасти достижения Дюка Морини действительно напоминают волшебство. Внешне было видно следующее: Дюк поделил город на равные части и в каждой выстроил Приказный дом. Затем с ним прибыли люди, которые в этих домах и поселились. Люди не столичные, ни с кем в городе не знакомые и бессемейные. Следует полагать, служивые люди.
Днем их почти не было видно, а вот ночью, когда Акраим запирался, они наоборот выходили на улицы. Что они там делали, трудно сказать. Мало кто видел, мало кто слышал. Но грабежей в городе стало происходить все меньше и меньше. Поубавилось нищих – да так сильно, что попрошайку теперь редко встретишь. Также перестали вламываться в богатые дома – вовсе перестали. Так что, неизвестно как, но Благородный Дюк чрезвычайно благоустроил столицу. Чрезвычайно.
Левый глаз господина Бонка предательски съехал к переносице, а правый глаз заметил, что кружка Доктора Хтония на две трети пуста.
– Еще эля соблаговолите?
– Да нет, спасибо. А вот от пары орешков не откажусь.
Трактирщик не глядя выудил из под стойки миску с жареными в соли древесными орехами и поставил перед гостем. Доктор Хтоний двумя пальцами взял один орешек и воззрился на него, изогнув брови фигурой, выражающей серьезное сомнение:
– Надо полагать, в Акраиме живут проницательные люди. Вот, скажем, господин Беренталь, я уверен, очень проницательный человек…
Свободолюбивый глаз трактирщика коротко глянул в лицо старика, вильнул было к носу, но затем снова прибился к левому виску. Бонк вздохнул и неохотно продолжил:
– Несомненно, господин Беренталь – человек большого ума. И обширных связей. Скажем так, многое слышит. Но можно ли верить слухам?
Хтоний ловко бросил в рот орех и заметил:
– Верить слухам – последнее дело, господин Бонк. Здесь вы совершенно правы. Но человек проницательный и среди плевел способен обнаружить одну-две жемчужины.
Бонк снова навалился на стойку и издал тихое «фью-фью-фью». Затем принялся усердно тереть тряпкой столешницу прямо перед собой, время от времени останавливаясь и разглядывая результат.
– Кое-кто по ночам слышал крики, – какое-то время спустя сообщил он, – И были они не слишком похожи на то, как кричат приличные господа, когда их раздевают воры. Опять же кое-кто по утрам обнаруживал плохо замытые пятна крови на мостовой.
А однажды ночью почти полностью сгорела Голая Слобода. Понятно, что акраимцы не очень-то сильно захотели выскакивать на улицы и спасать это гиблое место. Сами понимаете – почему оно там горело, и что при этом было, толком никто не понял. Но весь город вздохнул с облегчением, это можно сказать. То есть, можно предположить с большой долей правоты…
Еще рассказывают, что изгойские главари и те, кто рангом пожиже, но тоже не последнего разбора, поступили на службу в приказные. Однако кто же этому в здравом уме поверит?
– Действительно, – убежденно закивал Доктор, – Этому как раз не поверит ни один умный человек.
– Вот я про то и говорю… Хотя предпочел бы об этом, так сказать, не слишком распространяться.
Хтоний состроил понимающую мину, поднял кружку и медленно допил эль.
– Тёс у нас, господин Бонк, все ж таки далеко от столицы. Что нам столичные слухи? Да пока они сюда дойдут, они сказками сделаются – одна другой страшнее…
– Ваша правда, уважаемый Доктор. Вот и я про то. Другое дело, что наша жизнь, хоть и простая, но тоже не стоит на месте… – Бонк замялся и впервые за всю беседу прямо посмотрел на старика обоими глазами, – Вот, к примеру, если приходит… ну скажем, в тратторию серьезный человек. Человек, так сказать, облеченный влиянием… И доводит до сведения и, надо заметить, внушительно доводит, что отныне вводится уплата ежегодной десятины, исчисляемой в барышах. И вводится, так сказать, независимо от поставок ко двору Его Величества… То как в этом случае следует себя вести достойному и благоразумному человеку? – от внутреннего напряжения господин Бонк посерел лицом и подался вперед к гостю, ожидая ответа.
Хтоний откинулся на спинку стула и внимательно поглядел на трактирщика:
– Следует ли понимать, что десятина собирается под несомненно мудрым руководством Благородного Дюка Морини?
– Именно, – почти шепотом прошелестел Бонк.
– Тогда, вероятно, следует ежегодно, при уплате десятины, получать в качестве верного залога письменную грамоту с собственноручной подписью… человека, облеченного влиянием. И даже, смею заметить, печатью, которая недвусмысленным образом свидетельствует о том, что десятина уплачена – как это называется?.. Приказному дому, учрежденному по повелению Благородного Дюка.
И благодаря этой, каждому понятной предосторожности благоразумный владелец… к примеру, траттории будет иметь возможность в случае каких-либо недоразумений, искать понимания при дворе.
Глаза Бонка снова разъехались. Он некоторое время переваривал сказанное, а затем буквально просиял:
– Я всегда знал, глубокоуважаемый Доктор, что проницательные люди живут не только в Акраиме! Нет-нет, не в одном лишь Акраиме…
– Со своей стороны я тоже придерживаюсь подобного мнения, – слегка поклонился Хтоний, выразительно глядя Бонку в правый глаз.
– Премного вам благодарен, Доктор! И хотел бы сделать для вас что-то, что мне по силам.
– Не стоит, господин Бонк, не стоит, – старик встал со стула, взял из миски еще один орешек и рассеяно посмотрел в окно.
– Хотя, вы знаете дружище… Мне, пожалуй, потребуется совсем маленькая услуга. Коли уж я у вас одарен ежедневным обедом. На днях мне привезли больного… издалека. Юноша лет шестнадцати – пора уже, как говорится, Идти За Судьбой, а он буквально при смерти. Такая жалость… Так вот не могли бы вы присылать с кем-нибудь мой обед – ко мне в Башню? Парень лежачий – не то что до траттории, до уборной не дойдет. А надо бы его подкормить – помимо лечения.
Между нами говоря, юноша не простой – сын самого Ваан Чика. Но это строго между нами, – понизил голос Хтоний.
– Ох ты, спаси нас Ворон! – всплеснул руками Бонк, а этот… Ваан Чик…